ее между ружьем и скороваркой.
— Вот. Стреляйте!
— А вы?..
— По людям? Я не могу! Нажимайте тут!
Андрей лег наземь, прополз под грузовиком. Снизу обзор был не ахти какой: но с броневиков его, верно, тоже было не рассмотреть.
Нажал на спуск: в агрегат стала втягиваться стальная проволока, закрепленная на катушке. Оружие и цель соединила безумная радуга…
Панцерники останавливались и глохли один за другим. Только один все пер вперед. Андрей палил по нему опять и опять.
— Да что же это такое! — ругался он.
Неужели в Германии в другое время разбилась своя тарелка, и теперь инопланетное оружие им нипочем? Но броневик ехал прямо, пока не угодил в воронку и перевернулся на бок. Колеса продолжали лениво вращаться. Андрей отложил инопланетное оружие, поднялся, подобрав брошенную винтовку, и перебежками двинулся вперед. За ним заспешили солдаты.
Осторожность оказалась лишней: броневики молчали. Подобрались к перевернутому. Распахнули люки: оказалось, что погибший водитель упал на рычаг газа, и, поэтому, машина, уже с мертвым экипажем, шла вперед. Этот водитель кого-то смутно напоминал Андрею…
— Иттить его германскую маму. Фарш! Хоронить не выйдет — можно ложечкой соскрести в банки консервные и отправить Красным Крестом назад, откуда явились — в Германию… Чем вы их порешили, ваше высокоблагородие…
— Собирайтесь, надо ехать…
Из леска вернулись смущенные беглецы. Оказалось, что крикнул «Спасайся» давешний штрафник — человек с нелепо скроенным лицом. Ему Андрей глубоко взглянул в глаза, но увидал не раскаянье, а какие-то шулерские искорки. Не сдержав себя, ударил правым хуком, выровнял покачнувшегося противника левым, потом нанес прямой в челюсть, затем — под дых. Обида клокотала в груди, потому Андрей лупил ожесточенно и даже увлеченно. Солдат же молчал, стоя во фронт, лишь, когда град ударов становился нестерпимым, отступал назад на шаг.
На правой руке повис Беглецкий:
— Полно-те, Андрей Михайлович. Сами же сказали: нет времени.
Цугом из двух броневиков вытянули завязший грузовик.
— Кто к нам на броневике приедет, тот, значит, от инопланетного оружия и погибнет, — тихо, чтоб слышали только свои, пошутил Андрей.
Стали собраться в дорогу.
— Надо «самострельщика» подобрать… Храбрый человек был.
В высоких ковылях нашли тело. На груди расстрелянного сидел давешний кот. Андрей думал, что от броневиков он сбежал куда-то в лесок. А он, оказывается, невидимый в траве ходил кругами…
— А-ну брысь отсюда, — скомандовал Андрей.
Было не до кота.
Тот отошел, но совсем недалеко: чужие люди его уже не страшили.
— Эй, да он жив… Жив, чертяка…
— Не может быть.
Пулеметной очередью бывшему вольноперу перебило обе ноги, пробило грудь. Но он жил, правда и безумно мучительно: хрипел, на губах выступала кровавая пена — очевидно было задето легкое.
Генрих Карлович кивнул, открыл свой саквояжик. Попросил спирта на руки, принялся чародействовать. Заметил:
— Все в руце Божей… Но крови много потерял. Надо делать трансфузию…
— Господу надобно помогать. Что за дело такое — трансфузия?
— Переливание крови, — пояснил Генрих Карлович. — Дело у нас почти неосвоенное. Но я давненько экспериментировал… Иногда больные даже выживали.
— Иногда?..
— Да, но я тогда многого не знал, а наука сейчас развивается ну просто стремительно. Я оцениваю его шансы после интерфузии как один против четырех…
— Так мало…
— Без переливания — один к десяти…
— Переливайте, — велел Андрей.
Генрих Карлович взял кровь у раненого, затем — у стоящих рядом… Уже вторая попытка оказалась успешной:
— Вы, вроде бы совместимы. — сообщил он Андрею.
— Раз совместимы — приступайте.
Из саквояжа профессор вынул шприц. Вместо иглы к нему присоединил тройник. К нему — резиновые трубочки с медицинскими иглами на концах. Ввел иглу в руку Андрею, заполнил всю систему его кровью.
— Собственное изобретение… — пояснил он. — вот уж не думал что пригодиться… Ну, с Богом, приступим.
Вторую иглу ввел в руку раненому. Поочередно зажимая трубки, стал перекачивать кровь из тела в тело. Считал каждое движение поршня. Андрей чувствовал как из него вытекает жизнь. Что еще он дает этому человеку: может к нему перейдет толика андреевой везучести? Это же надо: не вышло даже застрелиться по-человечески… А что делать, положим, ежели когда-то удачи не хватит? Становилось сонно, ленно. На него не отрывая взгляд смотрел кот…
Бывшего вольнопера сдали в полевой госпиталь. Выглядел он по-прежнему неважно, находился без сознания. Но помирать явно не собирался: метался, шептал женское имя… Это имя Андрей слышать не желал и только выругался.
— Вот курва…
— Кто? — удивился Беглецкий. — За что вы раненого так чехвостите?..
— Да не его… Но его невесту бывшую. Это же надо было от такого человека отречься.
В госпитале остался и кот. Он занял место на койке рядом с больным и принялся вымурлыкивать болезнь. Доктор хотел его прогнать, но Андрей запретил.
До поры до времени «самострельщику» было о ком заботиться, дать имя… Надо не забыть написать о нем рапорт: теперь ему вернут звание, дадут «клюкву»…
К дирижаблю вернулись к вечеру, грузились уже при свете ламп.
— Как прошло?.. — спросил Сабуров.
— Да все хорошо, видите же… — отвечал Андрей. — Все как обычно. Кровь, чудеса, шпионы…
— Шпионы?..
Андрей просто отмахнулся: не важно.
Около полуночи Сабуров велел отдать канаты. «Скобелев» поднялся в звездное небо и заспешил на запад. Ученые уставшие, но счастливые, попив чаю, расходились по каютам. Андрей остался в кают-компании, принялся писать отчеты. Прервался где-то через час. Прошелся по палубам спящего дирижабля, зашел в радио-каюту. Сел за аппарат… Удивительно, но Джерри не спал. Перебросились какими-то общими словами о начавшемся наступлении. Джерри был от него в восторге, хотел лично отбыть на юго-западный фронт, чтоб увидеть это. Андрей врал, что почти ничего не знает о прорыве. После передал короткую телеграмму Алене и пожелал Джерри спокойной ночи.
Джерри долго рассматривал текст принятой телеграммы. В голове Не складывалось: судя по силе и направлению сигнала дирижабль был где-то за Киевом и двигался на восток. Но ведь авиаотряд Данилина находится куда севернее и западнее. Отчего они летят на восток?.. Важно было и то, что жене он обещал скоро прибыть в короткий отпуск…
Джерри попытался связаться с Андреем еще, но передатчик «Скобелева» молчал.
Телеграмму Алене Астлей вручил тем же утром — заспешил к дому Данилиных даже отмахнувшись от мальчишки-газетчика, который на углу размахивал пачкой свеженапечатанных газет:
— Сенсационные вести! Победа русского оружия! Император Франц Иосиф сбежал из Вены!
Алена не пустила Джерри дальше порога, сославшись на мигрень. Тот улыбаясь, вручил телеграмму, дежурно пошутил о техническим прогрессом, поинтересовался, где носит Андрея. Алена пожала плечами, ответила, что сие это ей неизвестно.
Когда гость откланялся, Алена вернулась в зал. Там на столе лежала развернутая газета. С фотографии на первой странице глядел Андрей. Был он чем-то не то испуган, не то рассержен.
…План Брусилова предполагал наступление на всем Юго-западном фронте. Войска на двенадцати участках должны были взломать оборону, рассечь австрийские и немецкие части, войти в их тыл, заключить противника в «котлы». Двенадцать или дюжина — вполне хорошее, понятное для русского человека число. Но участков прорывов оказалось больше — тринадцать, «чертова дюжина».
Чуть не самым успешным оказался именно этот лишний, незапланированный прорыв.
Брусилов получил Высочайшее распоряжение помалкивать, сделать вид, что так все и должно было произойти. Командующий фронтом это с удовольствием выполнил.
Рундуков-Чемоданов был произведен в долгожданный следующий чин. Андрей получил орден Станислава второй степени, все ученые — третей…
Кроме того, Данилин получил обещанный отпуск в десять дней, который провел с семьей…
— Ну-ка рассказывай, где тебя носило? — и показал сохраненный газетный номер.
Андрей соврал не моргнув глазом:
— Действительно похож… Но это не я. Я совсем в других краях был… Вот только от твоего батюшки. Письмо привез…
— И за это тебя наградили орденом?
— Да меня-то к нему представили давно, но только вот все бумаги подписали… И говорить тут нечего.
Ночная атака
Вылет в сентябре 1916 едва не стал для «Скобелева» последним. Вышли с целью казалось бы простой: следовало разбомбить, на ноль помножить мост в тылу у немцев. План атаки был будто бы несложен. Выйти на Варшавский тракт, лететь над ним, выпустить воздушные торпеды. Мост был, конечно узковат, зато с предмостьем почти сто саженей длиной — промахнуться сложно.
Вышли, как водится в темноте, на заре были у моста. Но немецкие зенитчики открыли такой плотный огонь, что пришлось спешно отворачивать, сбрасывать торпеды в спешке. В дирижабль попал семидесятисеми миллиметровый снаряд. Он был на излете, поэтому застрял в корпусе и только чудом не взорвался.
Чтоб быстрей набрать высоту, Сабуров велел выпускать аэропланы. Это оказалось нелишним: появились германские аппараты. Но они держались подальше опасаясь атаковать — о подвигах экипажа «Скобелева» они были извещены безусловно.
Андрей подумал, что пора бы старенький «Сикорский» сменить на новую модель — его противники наверняка уже узнают и уходят от боя. Хорошо бы отдать старый самолет кому-то из новичков — враг, может быть, простит оплошность, сочтет ее за хитрость…
…На аэродроме снаряд вырезали вместе с частью конструкции и взорвали в овраге.
Стягивая фуражку и вытирая пот, Сабуров заметил:
— Ну, подумать только… Вы испугались, Андрей Михайлович?
— Не весьма…
— Говорите честно. Я сам перепугался. Если бы не был седым, поседел бы второй раз…