— Вы, ваше благородие, за дугой следите… Шлак со шва выгоняйте. Вот так! Ай-да хорошо! Все бы офицеры были такими — так ведь и революции бы никакой не понадобилось!
Дальше — больше: в поисках материала для газеты, на завод заглянул журналист ростовской газеты. Знаменитого аса, славного командира застал в рабочей одежде, в сварочной маске, чем был крайне поражен. И вместо «подвала» второй страницы, его статья о небывалом единении рабочих и офицеров попала на первую страницу газеты.
К рейду Таганрога подошел английский эсминец. Был он совершенно нов: в коридорах и каютах еще пахло свежей краской. Это был один из тех эсминцев, которые проектировались, заказывались, строились еще во время боевых действий, но повоевать не успели, и теперь плавали по мирным морям.
Машины исправно глотали нефть, преобразуя ее в движение, гладкий корпус, еще не обросший ракушками.
В водах отражался тактический номер эсминца, но на берегу уже знали сообщенное ранее по радио название корабля: HMS «Uriel».
…Крейсер «Уриил» сразу по окончанию войны был выведен из состава флота, но отправлен не в резерв, а в разделку. Уже без обычного экипажа ранним весенним утром его буксиром отвели словно на казнь к разделочному стапелю. Но хорошее имя с хорошим же небесным покровителем оказалось востребованным: ведь корабль, пройдя всю войну, скончался, можно сказать, в своей постели. За сим кораблю была предоставлена возможность умереть и снова воскреснуть, но в другом обличье.
К эсминцу с «Union Jack» подошел паровой катер уже с Андреевским флагом, принял на борт делегацию, после чего отвалил, направился к берегу. На причале их уже ждало авто. Перед главой миссии — английским генералом, услужливо открыли дверцу. Его спутники тоже заняли места в салоне.
Лишь один офицер имел будто бы свои дела. Когда авто уехало, он подошел к портовым грузчикам, о чем-то спросил их. Те долго и подробно объясняли.
По лестнице застучали ботинки.
Андрей повернулся, но меж колонн уловил лишь силуэт, одетый в непривычную униформу. Человек шел уверенно, но по звуку шагов полковник понял — чужой.
— Кто пустил?.. — возмутился Андрей как можно громче. — Бардак, а не завод! Почему посторонние на заводе?.. Где охрана?
И на всякий случай открыл кобуру с пистолетом.
Но «посторонний» уже вышел на светлое место.
— Джерри! Сукин ты кот!
— Андрей Михайлович?..
В самом деле, за полтора года Данилин отвык от английской униформы, даже от звука хороших, подбитых ботинок. Обменялись рукопожатиями, после — обнялись по-братский, а Андрей даже поцеловал по старому русскому обычаю.
Поцелуй Джерри смутил.
— Какими судьбами? Как вы меня нашли?..
Джерри протянул газету недельной давности.
— Небывалая удача: передали со встречного корабля. Иначе бы мне пришлось долго вас искать: Алена говорила, что вы командир бронепоезда, но ни названия, ни где вы сражаетесь — не знала.
— К чему ей это знать?..
— И то верно. С прибытием, Джерри. Что-то вы уж сильно налегке… Где ваши вещи?.. уже в гостинице?
— На корабле. Я там буду жить. Мы англичане, мы рождены на острове и море — наш дом. Скажите лучше, вы меня можете угостить обедом?.. Наш кок, вероятно до того как попал во флот, в больших котлах варил только асфальт. В здравом уме такое есть невозможно.
— Простите, конечно же!..
Обедали в трактире неподалеку.
Украинская кухня Джерри понравилась: по обилию специй и приправ она напоминала какую-то восточную. Англичанин от незнания бросил в рот целый стручок красного горячего перца. Жар пришлось тут же заедать борщом со сметаной.
После этого на провиант, помещенный на стол, Джерри стал смотреть с уважением и с опаской.
Как водится, выпили за встречу — в штоф безусловно была налита не казенная водка, а самогон, что было еще лучше.
После — поговорили:
— Я пытался с вами связаться, — начал Андрей, но ваша частота молчала.
— Я сменил частоту и позывной, когда уехал из Петербурга. Дом я ваш, простите, но не уберег. У вас там фабрика какая-то была рядом, вот они и захватили. Я перед отъездом из Петрограда заходил. Скученность невероятная: семей десять верно там живет.
— Да Бог с ним, с домом… Рассказывайте что да как! Вы были в Лондоне? Видели Алену с детьми? Как они там?..
Джерри кивнул, и из-за пазухи вынул пакеты с письмами — одно предназначалось Андрею, другое — его тестю.
— Как у вас тут дела, рассказывайте…
— А у нас тут война, как вы могли заметить, революция. А я почти контрреволюционер…
— Почему почти?..
— Считаю, что стоило бы нам остановиться на февральской революции. Так что я полуреволюционер-полуреакционер…
— А большевики вам не нравятся? Почему?..
Андрей горько вздохнул:
— Знаете эту старенькую сказку, про воду из следа козлиного копытца?
— Не пей водицы, козленочком станешь?..
— Именно. У меня такое чувство, что большевики открыли источник с той самой водой, и народ превращается в козлов… И знаете, у меня еще такое чувство, что они победят, потому как не брезгуют средствами… Как бывало во времена старые и почти добрые. Ах, какие смешные были народовольцы, бомбисты — с пироксилиновыми шашками. Бомбы бросали под царские кареты, а те, заметьте — из дерева были. Теперь — гранаты, снаряды, расстрелы из пулеметов. Вожди ездят в блиндированных авто и поездах. Куда катится мир? Давайте выпьем…
— Снова за встречу?..
— Нет, с горя…
Выпили.
— Да не волнуйтесь вы так. Все они временные. Романовы у вас сколько лет были?
— Триста с лишним…
— Вот видите, тоже временное… И большевики не навсегда. Даже если сейчас они выиграют — лет двадцать пройдет, может пятьдесят, семьдесят и уйдут они во прах. И ваши дети вернутся сюда как победители.
— Если им будет откуда возвращаться… Большевики хотят революцию мировую.
— Мало ли они чего хотят. Мы их остановим здесь… Русский с британцем — братья навек!
— А я слышал, что у вас слишком много братьев в последнее время появилось. Вы грузинам помогаете… И еще другим…
— Русские, конечно, наши друзья. Но друзья, прошу заметить не единственные. И мы не хотим из-за хорошего друга ссориться со всеми остальными друзьями. Мы — победители. Конечно, с нами все ищут дружбы…
Андрей задумался:
— У меня к вам будет просьба…
— Говорите, я сделаю…
— Вы даже не спрашиваете, какая.
— Вы бы не стали просить у меня чего-то невозможного. Ведь так?
— Так…
Андрей стал говорить — объяснение заняло у него не более двух минут. Джерри тут же кивнул:
— Это не трудно устроить. Первым же кораблем… Только скажите, он как-то связан с вашей тайной?
Андрей покачал головой.
— Нет, но вы меня крайне обяжете, если… Впрочем, я и без того вам обязан…
— Бросьте, какие между нами счеты.
В честь прибывшего генерала устроили торжественный совместный парад: английская рота и русские полки прошли парадом по центральной улице, затем устроили учения. Русские солдаты смело шли на вероятного противника, мчались казаки, строчили пулеметы на медленно движущихся броневиках. Появился «Волхв», занял позицию, дал бортовой залп. Стреляли холостыми, поэтому — более звучно, громко.
Англичане проявили ответную любезность: на борту «Уриила» устроили званый обед с морскими стрельбами. Показали новинку: над гаванью пронесся самолет, сбросил в воду сигарообразный предмет, и через некоторое время старая угольная баржа, изображавшая вражеский корабль переломилась взрывом и ушла на дно.
— Грандиозно! — аплодировал Джерри. — Новый вид авиации — торпедоносцы!
— Забавно, — согласился Андрей. — Почти как мы три года назад в Данциге.
Посетили и британский аэродром, разбитый под городом. Генералы жали руку летчику, расправившемуся с баржей, Андрей осмотрел британский самолет — он оказался получше старого «Сикорского». Но чему удивляться — время-то идет?..
Но особенно Андрею понравился «Хендли-Пейдж»: был он даже больше четырехмоторных самолетов Сикорского. Сопровождающий на хорошем русском пояснил:
— Мистер Сикорский безусловно войдет в историю, как основатель многомоторной авиации, но только в Британской империи эта идея получила расцвет! Вот сколько бомбардировщиков построил Сикорский?
— Штук сто… — ответил Андрей, но уверенности в его голосе не было.
— Ну вот! А мы построили полтысячи, хотя и начали позже. И больше построим. Представьте себе налет на город: тысячи бомбардировщиков, каждый несет две тысячи фунтов бомб!
Накрапывал холодный дождик…
Через неделю «Уриил» поднял якоря и отправился прочь из остывающего Азовского моря с визитом в другие города. Перед отплытием на борт переправили Илью — осунувшегося, постаревшего, еще не отошедшего от ранения.
Но выходило, что он все же увидит град Иерусалим, землю обетованную.
Локомотив «Волхва» поднял пары и ушел в соответствии с новым приказом, и уже через два дня дрался на фронте. Раньше воевали на территории Всевеликого Воинства Донского, где большевики если и были, то не закрепились, вдоволь ненаруководившись. Но по мере наступления на север слухи обретали полноту, ясность, превращаясь в были. Да и большевики тут были уже иные, матерые.
Сперва донесли, что Николая расстреляли не просто так, а вместе с детьми — дочерями и малолетним сыном. Николая и особенно его жену многие не любили, то детей-то по что стрелять?.. После в одной деревушке обнаружили расстрелянные иконы — их во время большевицкой власти вынесли из храмов. Оклады ободрали и вывезли, а сами иконы пользовали вместо мишеней при обучении новобранцев.
Когда большевиков выбили, крестьяне пожали плечами и иконы вернули в церквушку, которая с того момента и до сноса через двадцать лет именовался храмом Христа Расстрелянного.
Еще в одном городишке контрразведчики вскрыли свежую могилу, откуда извлекли изувеченные трупы людей. Пришедшим словно на экскурсию казакам бравые офицеры объясняли, что это запытанные до смерти узники здешней «чеки». Казаки дивились жестокости, но контрразведчикам не особо не верили: на мертвецах не написано, кто их убил, да и контрразведку не любили вообще: сидят по тылам, рожи наели, а форма у них наилучшая…