Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи — страница 23 из 66

Яковлеву захотелось сделать для Государя что-то доброе, но он ничего не мог предложить ему. И вдруг неожиданно для самого себя произнес:

– Ваше Величество, вы не курите потому, что не хотите причинить неудобство? За всю дорогу вы не выкурили еще ни одной папиросы.

– Я сделаю это на остановке. Ведь не будем же мы скакать, не останавливаясь, до самой Тюмени?

Яковлев поднял руку, и Гузаков тут же подъехал к нему.

– Как только увидишь хорошую полянку, распорядись остановиться, – приказал Яковлев. – Пора сделать привал.

Гузаков выпрямился в седле и поскакал в голову колонны. Через несколько минут лошади, свернув на чистую сухую поляну, остановились. Яковлев, поведя плечами, скинул на сиденье заляпанный грязью дождевик и вылез из повозки. За ним последовал Государь.

– Надо узнать, как себя чувствует Александра Федоровна, – сказал Яковлев, и они направились к карете Государыни.

Александра Федоровна уже открыла дверку и высунула ногу в аккуратном коричневом сапожке. Николай подал ей руку, и она спустилась на землю.

– Это ужасно, Ники, – сказала она по-английски. – У меня болит каждая частичка тела. Мне кажется, по такой дороге мы можем не доехать живыми.

– С Божьей помощью выдержим, – спокойно ответил Государь.

– Мама, как всегда, немного преувеличивает, – высунувшись из кареты и улыбаясь, сказала Мария. – Мне эта дорога даже нравится. Это гораздо лучше, чем с утра до вечера сидеть в одной и той же комнате.

– И сколько нам еще ехать? – спросила Александра Федоровна, оглядываясь по сторонам. – Ведь рано или поздно нам все равно потребуется дамская комната.

– Петр! – громко скомандовал Яковлев, обращаясь к Гузакову. – Проводи дам вон до того ложка, – он показал глазами на ложбинку за кустами у края поляны. – Оставь их там и возвращайся сюда.

Государь с удивлением посмотрел на Яковлева, но ничего не сказал. Он понял, что комиссар советского правительства хорошо понимает английский. Гузаков отправился провожать дам, а Яковлев краем глаза увидел, как сбоку приближается Авдеев. Яковлев повернулся к нему. Авдеев остановился и стал молча рассматривать царя. Так близко он его еще не видел. Государь достал из кармана шинели коробку с папиросами, открыл ее и протянул стоявшему рядом кучеру. Тот взял папиросу, понюхал и, сдвинув на затылок тяжелую мохнатую шапку, положил ее за ухо. Государь закурил.

– Где мы будем ночевать? – по-английски спросил Государь Яковлева.

– В Иевлево.

– Это очень далеко?

– Думаю, что мы сможем туда добраться только к ночи, – ответил Яковлев.

В Иевлево приехали уже в сумерках. На околице колонну подвод встречали вооруженные верховые. Это были боевики Яковлева. Остановившись у края дороги, они пропустили повозки, потом развернулись и поскакали в голову колонны. Государь с интересом рассматривал село, в котором было немало добротных деревянных домов с железными крышами. Около одного из них они остановились. Высокие тесовые ворота отворились, в них проехала сначала карета Государыни, затем повозка Государя.

Яковлев первым спрыгнул на землю и, потягиваясь, развел руки в сторону.

– Устали? – спросил он, глядя на Государя. – Я, честно говоря, устал зверски.

Николай молча скинул плащ и неторопливо вылез из повозки. Оглянулся, с любопытством рассматривая огромный крестьянский двор, в дальнем конце которого стояла повозка с задранными вверх оглоблями. У его ног неожиданно возникла крупная серая собака с острыми ушами и свернутым в кольцо хвостом. Ткнувшись носом в ноги Государя, она обнюхала его и молча отошла в сторону. Николай поднял голову и увидел стоявших у дверей дома высокого молодого мужика, бабу в цветастой кофте и черной длинной юбке и трех ребятишек. Перехватив взгляд Государя, они поклонились ему. Он тоже сделал легкий кивок и направился к карете Государыни.

Яковлев уже открыл ее дверку. Побледневшая Александра Федоровна страдальчески смотрела на него. Яковлеву показалось, что у нее нет сил не то что пошевелиться, но даже произнести слово. Николай протянул руку, молча взял пухлую белую ладонь Александры Федоровны и сказал снова по-английски:

– Ну, вот и все, Аликс. На сегодня наша дорога закончилась.

Александра Федоровна медленно, напрягаясь всем телом, приподнялась с сиденья, спустила из кареты ногу. Николай подал ей другую руку и помог выйти. Яковлев протянул руку Марии. Она оперлась о нее и легко спрыгнула на землю.

– Устали? – с искренним сочувствием в голосе спросил Яковлев.

– Немного, – сказала Мария. – Но это так интересно. Мне еще не приходилось так далеко ездить в карете.

Она улыбнулась и отпустила его ладонь. Их взгляды встретились, и Яковлев, в который уже раз, удивился красоте и невероятной скромности этой девушки. Дорога была адской, он видел, что она, как и ее мать, едва стоит на ногах, а вот надо же, еще находит силы улыбаться и говорить, что дорога была интересной.

Царскую семью провели в дом, предложили умыться с дороги. Хозяйка из ковша поливала им на руки, мальчики стояли рядом и держали в руках чистые, расшитые цветными узорами полотенца. Александра Федоровна не удержалась и, возвращая полотенце, поцеловала младшего из них в голову. Ее глаза наполнились слезами, глядя на мальчиков, она подумала об Алексее.

В большой комнате с иконой Божьей Матери в углу, под которой светилась маленькая лампадка, царскую семью и Яковлева усадили за стол. Прежде чем сесть, Николай, глядя на икону, перекрестился. За ним перекрестились Александра Федоровна и Мария. Хозяин дома вместе с сыновьями встал у порога, на стол подавала хозяйка. Ужинали неторопливо и молча. Александра Федоровна, впервые оказавшаяся в крестьянском доме, украдкой рассматривала обстановку. Стол был застелен хорошо разглаженной льняной скатертью, на полу лежали чистые самотканые дорожки. На большой стене висело несколько фотографий в самодельных деревянных рамках. Чувствовалось, что хозяйка с любовью следит за своей квартирой.

Хозяйка была очень милой: большие темные глаза, аккуратный носик и сочные губы, с которых не сходила еле заметная улыбка, озаряли ее лицо. Она вся светилась от счастья. Ведь не каждый может похвастаться тем, что в своем доме кормил ужином императорскую семью. Хозяин, рядом с которым стояли притихшие сыновья, по сравнению с ней выглядел атлантом. Государыне показалось, что все в этом доме дышит любовью, добротой, заботой друг о друге.

Ужин состоял из трех блюд. На первое подали ароматный сибирский борщ со сметаной, на второе – отварное мясо с гречкой, а затем – чай с ватрушками. Александра Федоровна съела небольшой кусочек мяса и немного гречки, Государь и Мария – все, что подали на ужин. Яковлев был голоден и тоже съел все. Закончив ужинать, Государыня достала платочек, вытерла губы и отодвинула тарелку.

Хозяйка дома, переводя взгляд с Государя на Александру Федоровну, сказала:

– Если хотите отдыхать, можете пройти в ту комнату, – она кивнула головой на дверь. – Постели приготовлены.

Николай встал и поблагодарил хозяев за хороший ужин. Потом помог подняться Александре Федоровне. Поклонившись хозяевам, она вместе с Марией прошла в спальню. Государь нерешительно остановился, посмотрев на Яковлева. Тот понял, что ему хочется выкурить перед сном папиросу, и сказал:

– Я составлю вам компанию, Ваше Величество.

Во дворе дома у самых дверей стояли двое вооруженных винтовками боевиков. Еще двое дежурили у ворот. Гузаков нес к хозяйской подводе огромную охапку сена. Положив сено в подводу, он разровнял его и только после этого подошел к Яковлеву.

– Люблю спать на свежем воздухе, – сказал он. – Тем более, что разжился у хозяина овчинным тулупом.

– Чудесная ночь, – произнес Государь, подняв голову к небу.

На черном небе мерцали огромные звезды. Свежий воздух с примесью полевой влаги и аромата сена распространялся по всему двору. Деревня словно затаилась, не издавая ни одного звука. Лишь изредка тишину нарушало тявканье собак. Яковлев тоже поднял голову кверху и сказал:

– Завтра будет хорошая погода. – Потом повернулся к Государю и добавил: – Нам опять придется вставать очень рано. Выезд я назначил на четыре утра. Очень боюсь, как бы на Тоболе не начался ледоход.

Государь не ответил. Яковлев уже привык к этому. Молчание тоже было ответом. Государь понимал, что в нынешнем положении все решения, связанные с ним, принимают другие. Докурив папиросу, он пошел в дом, где Александра Федоровна уже ложилась спать. Когда Яковлев, направляясь за ним, взялся за ручку двери, Гузаков дал ему знак задержаться.

Яковлев остановился. Гузаков вплотную подошел к нему и, нагнувшись к самому уху, сказал:

– Нехорошие вести пришли из Тюмени. Туда еще вчера прибыл отряд из Екатеринбурга. Ждут нас.

– Кто тебе сказал об этом? – сразу насторожившись, спросил Яковлев.

– Сашка Семенов. Скакал навстречу нам целый день, чтобы вовремя предупредить.

– Большой отряд?

– Человек пятьдесят, не меньше. Все вооружены, вокзал под их контролем.

– Тюмени нам не миновать, – сказал Яковлев задумчиво. – Сколько там наших?

– Двадцать человек, – ответил Гузаков. – К нашему приезду они подгонят на вокзал поезд.

– В общем-то, не так и страшно, – сказал Яковлев. – Мы же сворачиваем охрану по всей трассе. Когда подъедем к Тюмени, нас будет больше сотни.

– Сашка говорит, что из Екатеринбурга прибыли отчаянные фанатики.

– Других оттуда не пришлют. Это мы с тобой и без него знаем, – сказал Яковлев. – Пошли спать, Петруха. Утро вечера мудренее. А завтра, когда переправимся на другой берег, пришли ко мне Семенова, надо с ним поговорить.

Яковлев специально отложил этот разговор на утро. Знал – если поговорить с ним сейчас, уснуть не придется. Ничего хорошего Семенов сообщить ему не мог.

Глава 9

Устроившийся на ночлег в прихожей, Яковлев проснулся оттого, что услышал чьи-то шаги. Открыв глаза, он увидел перед собой хозяйку дома.

– Их Величества уже встали, – шепотом сказала она, кивнув на дверь комнаты, в которой ночевал Государь. – Я слышала, как они разговаривали.