Заславскому пришлось подчиниться.
Яковлев вышел через полтора часа и, не глядя на Заславского, громко произнес:
– Я только что доложил товарищу Свердлову о том, что поезд сию же минуту отправляется в Москву.
И, отвернувшись, торопливо направился к вагону. Гузаков стоял у его подножки.
– Все в порядке? – негромко спросил Яковлев.
– Кажется, да, – ответил Гузаков. – Вот только в вагоны охраны пролезло не меньше десятка екатеринбургских.
– Нам сейчас не до них, – сказал Яковлев. – Надо быстрее отправляться. Давай команду паровозной бригаде.
Он ухватился рукой за поручень и одним прыжком заскочил в тамбур. Там стояла охрана – его боевики с винтовками в руках. Они посторонились, пропуская его в вагон, но Яковлев остался на месте до тех пор, пока состав не тронулся и в тамбур не заскочил Гузаков. В приоткрытую дверь тамбура Яковлев увидел мелькнувшего на перроне растерянного Заславского. На всех подножках стояли вооруженные боевики, они ногами отталкивали тех, кто пытался уцепиться за поручни. Заславский пробежал несколько шагов вслед за уходившим поездом и остановился. Ему вдруг пришла неожиданная мысль: зачем суетиться, если поезд все равно не минует Екатеринбурга. Там его встретит Голощекин и вся екатеринбургская Чека. И, подумав об этом, он сразу успокоился.
Глава 11
Заславский не обратил внимания на то, что вместе с Яковлевым из вокзала вышел только телеграфист Галкин. Помощник Гузакова Касьян, которого никто из уральских чекистов не принимал всерьез, остался в здании. Он вместе с напарником конвоировал начальника станции в комнату дежурного и запер ее на ключ изнутри. Положив ключ на стол, Касьян произнес, кивнув на телефон:
– Командуй, как приказали. Если плохо скомандуешь, расстрелять тебя поручено мне.
Дрожащей рукой начальник станции взял телефонную трубку. Когда на другом конце телефонного провода ответили, сначала прокашлялся, потом попросил соединить с каким-то Уткиным и начал объяснять тому, что надо немедленно освободить последний путь. Через два часа по нему на Омск должен проследовать специальный поезд. Уткин стал что-то рассказывать про товарняк, но начальник станции, уже пришедший в себя от страха, твердым голосом приказал:
– Поставь этот товарняк на третий путь и пусть стоит там, пока не пройдет литерный, – и настороженным взглядом посмотрел на Касьяна.
– Что за товарняк? – спросил Касьян, подумав, что из Екатеринбурга на помощь Заславскому послали подкрепление.
– Не знаю, – сердитым голосом ответил начальник. – Идет из Омска на Москву. По-видимому, с хлебом.
А в это время Яковлев торопливо шел по вагону, заглядывая в каждое купе. В первом на нижней полке сидел испуганный проводник, стесненный тремя солдатами охраны во главе с председателем солдатского комитета отряда особого назначения Петром Матвеевым. Солдаты плотно прижали проводника к стенке вагона так, что с поднятыми плечами и руками на коленях он был похож на древнеегипетскую статую. Его длинный крючковатый нос казался клювом.
Увидев Яковлева, проводник вскочил, стукнувшись головой о верхнюю полку.
– Чайку не угодно ли будет?
– Обязательно попьем, – сказал Яковлев, – но не сейчас. – И, обратившись к Матвееву, добавил: – Не теснитесь, пусть один из вас перейдет в соседнее купе. Иначе проводнику будет трудно выполнять свои обязанности.
В соседнем купе на нижних полках сидели шесть конвоиров. На верхних лежали их винтовки и шинели.
– Откуда вы, ребята? – спросил Яковлев.
– Из Уфы, – ответил один из них, расстегивая тесный ворот гимнастерки. – Вы разве меня не помните?
– Как же не помню, конечно, помню, – ответил Яковлев, хотя, как ему показалось, он впервые видел этого человека. – Я не вас, я других спрашиваю.
– Другие тоже из Уфы.
Яковлев пошел дальше. Царская семья находилась в середине вагона. Когда он приоткрыл дверь, все трое повернулись к нему. Яковлев внимательно смотрел на их лица, стараясь угадать, что сейчас переживали эти люди. Государь, как всегда, выглядел спокойным и безразличным ко всему. Лицо Александры Федоровны выражало нескрываемую усталость. Веки набрякли и казались тяжелыми, уголки губ опустились вниз. Но взгляд по-прежнему был строгим и властным. И только у Марии лицо было оживленным. Казалось, и сумасшедшая гонка от Тобольска до Тюмени, и посадка в вагон, в которой было столько таинственного, доставили ей настоящее удовольствие. Приподняв тонкие брови и чуть улыбнувшись, она спросила:
– Когда мы будем в Москве, Василий Васильевич?
– Вам так хочется побыстрее попасть в Москву? – вместо ответа спросил он.
– Мне кажется, я уже целую вечность не была в настоящем городе, – сказала Мария. – Я уже забыла, как одеты дамы, как цокают копыта лошадей по мощеной улице.
– Тобольск тоже город, – ответил Яковлев.
– К сожалению, мы его не видели, – сказала Мария. – Мы знали только дом и двор, окруженный высоким забором.
Александра Федоровна не произнесла ни слова, но за ее молчанием скрывалось напряженное ожидание ответа на вопрос Марии. Яковлев не знал ответа на этот вопрос. Он перевел взгляд с Александры Федоровны на Марию и сказал:
– Железная дорога сейчас расстроена. На многих станциях нет угля, не работают водокачки. Но, думаю, с Божьей помощью мы пробьемся.
– Как же могло дойти до этого? – удивилась Александра Федоровна. – В прошлом году из Петрограда до Тюмени мы доехали за три дня.
– С тех пор в России произошла еще одна революция, – сказал Яковлев, поклонившись. – Я к вам скоро зайду, а пока мне надо обойти поезд.
Он закрыл дверь и пошел к следующему купе. У порога стоял Гузаков. Он тоже выглядел усталым. Две верхние пуговицы гимнастерки расстегнуты, нечесаные волосы топорщатся копной, лицо обросло двухдневной колючей щетиной. Последний раз Гузаков брился еще в Тобольске.
– Умывальник работает? – спросил Яковлев.
– В этом поезде все работает, – ответил Гузаков.
– Сходи побрейся. Потом нам надо поговорить.
Яковлев проводил его до тамбура, где стояли двое конвойных. Только сейчас он вспомнил, что до сих пор не видел Авдеева. «Может, отстал?» – с мстительной надеждой подумал Яковлев, ему не хотелось встречаться с голощекинским соглядатаем. Но тут же подумал: «Авдеев не может отстать. Наверняка сидит в соседнем вагоне». Он прильнул лбом к холодному дверному стеклу. Ночь была темной, нельзя было рассмотреть даже силуэты деревьев, торопливо бежавших за поездом. Виднелись только звезды, да рассыпающиеся по небу красные искры, летящие из паровозной трубы.
Из туалета вышел гладко выбритый со щегольским пробором на голове Гузаков. Яковлев одобрительно посмотрел на него. Он всегда заставлял боевиков приводить себя в порядок перед каждым налетом на кассу. И если сейчас он снова обратил на это внимание, значит, предстоит что-то опасное. Внутреннее чутье и без того подсказывало Гузакову, что после того, как они сели в поезд, обстановка кардинально изменилась. Они прошли в купе.
Яковлев огляделся, словно боялся, что здесь может оказаться посторонний. Потом спросил:
– У нас есть люди, знакомые со сцепкой вагонов?
Гузаков помолчал несколько мгновений, затем сказал:
– Есть один. Зачем он тебе?
– Кто он такой? – спросил Яковлев.
– Чернышов. Работал в уфимском депо.
– Нельзя нам ехать через Екатеринбург, Петя, – тяжело вздохнув, сказал Яковлев. – Не пропустит нас Голощекин. Они уже все решили. Я это понял по Заславскому.
– Веришь, нет, но я тоже об этом подумал, – ответил Гузаков. – Еще на подъезде к Тюмени. Как только увидел у моста Заславского и его чекистов, сразу подумал – они нас переиграют. Или здесь, в Тюмени, или в Екатеринбурге. А почему ты спросил про сцепщика?
– А потому, дорогой Петя, что ехать мы можем только до Тугулыма. – Яковлев достал из кармана часы в немного потемневшем серебряном футляре, щелкнул ими, открывая крышку, и, посмотрев на циферблат, сказал: – И времени у нас на все про все тридцать минут. Посылай Чернышова в первый вагон, пусть выходит на площадку и, как только поезд остановится, сразу же отцепляет паровоз. А затем бежит к заднему вагону. Нас в Тугулыме ждет другой локомотив, который повезет до Омска. Ты к паровозной бригаде посади наших ребят. Надеяться здесь ни на кого нельзя.
– Мы когда-нибудь перестанем играть со смертью? – усмехнувшись, спросил Гузаков.
– Только тогда, когда попадем в ее объятья.
– А куда мы поедем после Омска? – спросил Гузаков.
– Ты хочешь знать об этом прямо сейчас? – Яковлев, прищурившись, посмотрел в глаза Гузакова.
– Сейчас не хочу, – ответил Гузаков. – Вот когда проедем Омск, тогда скажешь.
– Я могу сказать и сейчас, – таинственным голосом произнес Яковлев.
– Не надо, – засмеялся Гузаков. – Чем больше человек знает, тем страшнее.
– Смотри, и ты становишься философом, – заметил Яковлев.
– Это не философия. Это опыт, – ответил Гузаков и пошел в голову поезда искать сцепщика Чернышова.
Яковлев снял пальто, пригладил ладонями волосы и направился в соседнее купе.
Государь о чем-то тихо разговаривал с дочерью. Они сидели рядом на нижней полке. На другой полке лежала Александра Федоровна. Ее ноги были прикрыты черной шалью. Увидев в дверях Яковлева, она подняла на него глаза.
– Устали? – участливо спросил Яковлев.
– Нет, – сказала Александра Федоровна и, откинув шаль, села.
Николай и Мария повернулись к Яковлеву.
– Если у вас есть желание, Ваше Величество, – сказал он, повернувшись к Государю, – я могу сказать, чтобы принесли чай.
– Скажите, пожалуйста, – попросила Мария.
Яковлев выглянул в коридор вагона и жестом подозвал стоявшего у дверей тамбура конвоира. Когда тот подошел, он приказал:
– Скажи проводнику, чтобы пришел сюда.
У проводника оказался готовым не только кипяток, но и чайная заварка. Через несколько минут он принес четыре стакана в начищенных до блеска подстаканниках и поставил их на столик у окна. Мария достала из сумки картонную коробочку с печеньем и предложила Яковлеву: