– Если кто-нибудь попытается заскочить на подножку вагона, бейте его прикладом по зубам, – строго приказал он. – Если к вагонам хлынет толпа, открывайте огонь поверх голов. Штурмом они нас не возьмут.
Едва поезд остановился, толпа зашевелилась, несколько человек спрыгнули с перрона на рельсы и по-воровски, с оглядкой, направились к литерному. Яковлев заметил, что вооруженных среди них не было. Во всяком случае, винтовок и револьверов на виду они не держали. Часть охраны вышла из вагонов и, выстроившись вдоль поезда, взяла на изготовку винтовки. Смельчаки, направившиеся к литерному, остановились. Из толпы раздались крики. Сначала нестройные, среди гула голосов трудно было разобрать какие-то фразы. Но вскоре голоса зазвучали более отчетливо.
– Давай нам Николашку, – закричали несколько мужиков отрежиссированными голосами, – задушить его надо. Пусть ответит за всю народную кровь.
Один, самый смелый, встал на край платформы и прокричал:
– Выведи нам его. Я ему плюну в рожу.
Зрелище было отвратительным, но Яковлев понимал, что это только начало. Ни Голощекина, ни кого-либо из чекистов на перроне не было, и это, конечно, не оказалось простой случайностью. Вдоль толпы, крича и размахивая руками, бегали какие-то люди. Они подначивали толпу на то, чтобы она двигалась к поезду. Яковлев понимал, что еще немного, и толпа станет неуправляемой. Надо было немедленно принимать решение. Рядом с ним стоял Касьян, успевший заскочить в поезд, когда тот делал короткую остановку в Тюмени.
– Беги к начальнику вокзала, – не поворачивая головы, негромко сказал ему Яковлев, – и прикажи немедленно поставить какой-нибудь состав на второй или третий путь. А ты, – он повернулся к Гузакову, – пошли кого-нибудь к машинисту нашего поезда и скажи ему, чтобы трогался, как только состав закроет толпу. Надо во что бы то ни стало переехать на станцию Екатеринбург-2.
Касьян и Гузаков тут же исчезли, а Яковлев с напряжением следил за действиями толпы. Шнырявшие вдоль нее вдруг соскочили с перрона на рельсы, за ними по одному стали спускаться остальные.
– Приготовить пулеметы! – напрягая голос так, что на шее вздулись жилы, закричал Яковлев.
Толпа оцепенело замерла. В это мгновение слева от поезда раздался паровозный гудок и на третьем пути появился товарняк. Паровоз, пыхтя и выбрасывая черные клубы дыма, протащил состав вдоль перрона и остановился, отделив толпу от литерного. Литерный, не подавая сигнала, тут же двинулся и через пятнадцать минут остановился на станции Екатеринбург-2. Здесь не было толпы, но и екатеринбургских чекистов тоже.
Только теперь до Яковлева дошло то, что замышлял Голощекин. Шая, по всей видимости, хотел руками подготовленной им толпы расправиться с царем и членами его семьи прямо на вокзале. А потом доложить, что чрезвычайный комиссар советского правительства не сумел сдержать гнев народа и бывший тиран получил то, что заслужил. Вину за все случившееся, вне всякого сомнения, предъявили бы Яковлеву. Скажи ему об этом кто-нибудь еще в Тобольске, он посчитал бы этого человека за провокатора. Но с тех пор, как он переправился через Иртыш, все начало развиваться совсем не по тому сценарию, который так тщательно был разработан им.
Яковлев зашел в купе к Государю. Николай стоял, заложив руки за спину, и смотрел в окно сквозь узкий просвет между двумя шторками. Но через эту щелку можно было увидеть только теплушку стоявшего на соседнем пути состава и маленький кусочек хмурого, низкого неба. Он не обернулся даже тогда, когда в купе появился Яковлев.
– Ваше Величество, – тяжело вздохнув, сказал Яковлев. – Мне трудно говорить вам об этом, но я должен объявить, что моя миссия закончена.
– Почему все так переменилось? – не поворачиваясь, спросил Государь. – Ведь вы должны были доставить нас в Москву.
– Я могу только догадываться об этом, – честно признался Яковлев. – Но догадки нередко бывают очень далеки от действительности. Приказание о том, чтобы оставить вас в Екатеринбурге, отдал Свердлов.
– Председатель ВЦИК? – спросил Государь.
– Да, – ответил Яковлев.
– Скажите, а что будет с детьми? – Государь повернулся от окна и с тревогой посмотрел на чрезвычайного комиссара.
Яковлеву очень хотелось развеять все сомнения Николая, но он опять ответил честно:
– Не знаю.
– Куда вы из Екатеринбурга? – спросил Государь. – В Москву?
– Пока еще не решил, – ответил Яковлев. – После того как охрана над вами перейдет к Екатеринбургскому совету, я становлюсь свободным человеком.
– Человек никогда не бывает свободным, – сухо заметил Николай. – Он всегда зависит от обстоятельств и других людей. За всю свою жизнь я не был свободным ни одного дня.
– Это, наверное, плата за власть, – сказал Яковлев.
– Даже после того, как я отказался от нее, я не получил свободы. – Тяжело вздохнув, он посмотрел на Яковлева и, грустно улыбнувшись, добавил: – Если Бог не оставит, переживем и это.
Снаружи вагона возник шум, раздались громкие голоса. Государь мгновенно насторожился, но Яковлев спокойно сказал:
– Пройдите в купе Александры Федоровны. Я выясню, что там происходит.
На вокзал прибыли представители Уральского Совдепа и ЧК. Яковлев прошел в тамбур. У дверей вагона стоял председатель Уральского совета Белобородов и с ним несколько вооруженных револьверами людей.
– Где у тебя Романовы? – не здороваясь, не поднимая глаз на Яковлева, хмуро спросил Белобородов.
– Там, где им положено быть, – ответил Яковлев.
– Выводи их, – приказал Белобородов.
– Только после того, как получу расписку, – сказал Яковлев.
– За этим не задержится, – хихикнул Белобородов и, ухватившись за поручни, одним прыжком оказался в тамбуре. За ним, кряхтя, влез одетый в новенькую, но не подогнанную, а потому сидевшую коробом солдатскую шинель чернявый мужчина с точно такими же усами и бородкой клинышком, как у Свердлова и Троцкого. Для полного сходства на его длинном, узком лице не хватало только пенсне.
Они прошли в купе, где еще минуту назад находился Государь. Белобородов уселся за столик, достал из внутреннего кармана пиджака большой блокнот и, открыв в нем чистую страницу, размашисто написал:
Екатеринбург, 30 апр. 1918 г.
РАСПИСКА
1918 г. Апреля 30 дня, я нижеподписавшийся Председатель Уральского Областного Совета Ра. Кр. и Солд. Депутатов Александр Георгиевич Белобородов получил от комиссара Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Василия Васильевича Яковлева доставленных им из г. Тобольска:
1) бывшего царя Николая Александровича Романова,
2) бывшую царицу Александру Федоровну Романову,
3) бывшую вел. княгиню Марию Николаевну Романову для содержания их под стражей в г. Екатеринбурге.
А. Белобородов,
Чл. Обл. Исполнительного комитета
Б. Дидковский
После чего вырвал листок из блокнота и с той же ухмылкой, с какой входил в вагон, протянул Яковлеву. Тот неторопливо прочитал расписку и сказал, возвращая ее Белобородову:
– Мария Николаевна еще не княгиня, она только княжна. Княгинями становятся после того, как выйдут замуж. Я думаю, это надо исправить.
– Брось ты свои буржуазные штучки, – сказал Белобородов. – Нахватался грамоты за границей. Какая разница – княжна или княгиня? Теперь она просто арестованная.
Лицо Яковлева побелело, он положил расписку на стол и жестко произнес:
– Это для вас нет разницы, а для нее она весьма существенна. Расписка является историческим документом, в ней все должно быть точно.
– Историю пишем мы, – все с тем же неприятным смешком сказал Белобородов и поднялся. – Пошли к твоим арестантам.
Яковлев понял, что исправлять расписку Белобородов не будет. Он молча положил ее в карман и вышел из купе. Предстояло самое трудное: сообщить Государю, что он передает его в руки екатеринбургских чекистов. Постучав в дверь, Яковлев осторожно приоткрыл купе. Государь, Александра Федоровна и Мария были уже одеты и ожидали его стоя. Государь был спокоен. Александра Федоровна нервно переводила взгляд с Яковлева на Николая, потом не глядя взяла Марию за руку и крепко стиснула ее ладонь.
– Вот те, кто теперь будет отвечать за вашу жизнь, – сказал Яковлев, отступив в сторону.
Александра Федоровна встретилась взглядом сначала с Дидковским, затем с Белобородовым. Оба пожирали ее глазами. Это делалось с такой нескрываемой неприязнью, что она невольно опустила голову и отвернулась. Только после этого они перевели взгляд на Николая. Бесцеремонное лицезрение показалось Яковлеву неудобным, и он сказал:
– Пойдемте, – и вытянул руку по направлению к тамбуру.
Белобородов с Дидковским нехотя повернулись и направились к выходу. Вслед за ними направилась царская семья, замыкали шествие Яковлев с Гузаковым. В тамбуре Яковлев незаметно толкнул локтем в бок Гузакова и тот, обогнав Государя, спустился со ступенек вслед за Дидковским. Подождал, пока на перрон сойдет Николай, и протянул руку Александре Федоровне. Она оперлась на нее, подобрав другой рукой подол длинного платья, и осторожно спустилась на перрон. Марии помог выйти из вагона Яковлев.
Еще из тамбура он увидел стоящие недалеко от перрона две легковые автомашины, в одной из них рядом с шофером сидел Шая Голощекин. Он был в такой же шинели и папахе, как Дидковский, и имел такую же, как у него, острую черную бородку. Она стала неотъемлемой принадлежностью человека, входящего в революционную верхушку. Голощекин намеренно не стал подходить к вагону. Упиваясь собственной властью, он подождал, пока царская семья сама подойдет к нему.
У автомобилей произошла заминка. Николай остановился, ожидая, когда кто-нибудь из чекистов откроет дверку и предложит пройти и сесть. Но никто и не собирался этого делать, считая для себя оскорбительным оказывать услугу императорской семье. Голощекин лишь повернул голову с переднего сиденья и сухо бросил:
– Садитесь, гражданин Романов.