Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи — страница 41 из 66

Через неделю после похорон Александра III состоялась свадьба. И новоиспеченная великая княгиня стала русской Императрицей. Сейчас, сидя на застеленной кровати в сумеречной комнате Ипатьевского дома, она думала о том, что несчастья стали преследовать ее с первого шага замужества. Разве не была смерть Александра III трагическим предупреждением ее собственной судьбы? А коронация, окончившаяся гибелью стольких людей на Ходынском поле? Разве это не знак судьбы, хотя полиция и установила, что давку на Ходынском поле спровоцировали специальные агитаторы, распустившие слухи о том, что там от имени царя будут раздаваться невиданные подарки. Как легко народ поддается любому обману и как страшно потом расплачивается за это.

А зараза терроризма, распространившаяся после смерти Александра III и залившая кровью всю Россию? Сколько невинных людей отправили на тот свет негодяи, называвшие себя борцами за справедливость? Одной из жертв террористов стал великий князь Сергей Александрович, муж ее сестры Елизаветы Федоровны. Да и где сейчас она сама? Наверное, тоже под арестом? Но за что можно арестовать Елизавету Федоровну? Только за то, что та носит царскую фамилию и строит госпитали и дома приюта для бездомных? Она вспомнила холодный, полный ненависти взгляд Голощекина, и на ее глаза невольно навернулись слезы. Нет ничего хуже, чем ощущать собственное бессилие. Сейчас бывшая Императрица чувствовала это как никогда остро.

– У тебя нет предчувствия, Ники, что нас привезли в западню? – откинув голову и посмотрев на мужа, спросила Александра Федоровна.

– Мы уже давно находимся в ней, – ответил Николай.

– Тогда скажи, что же нам делать? – Александра Федоровна пожала плечами и обвела взглядом комнату, вдруг показавшуюся ей невероятно тесной.

– Зачем ты спрашиваешь об этом? – Николай отвернулся от окна и посмотрел на Александру Федоровну. – Ты же сама знаешь, что мы можем надеяться только на Бога.

– Но почему, Ники? Разве в России нет людей, которые любят нас и остались такими же преданными, какими были раньше?

– Одной любви сейчас мало. Бесы помрачили народу рассудок. Пока люди не поймут этого, трудно рассчитывать на что-либо хорошее.

– А как же дети? Как бэби? Что станет с ними? Они тоже, как и мы, будут арестованы?

– Яковлев говорил, что как только Алексей поправится, их всех привезут сюда. Об аресте не говорилось ни слова. За что их арестовывать? В чем они виноваты?

– Ах, Ники, ты веришь Яковлеву? – Александра Федоровна достала платочек и промокнула глаза.

– Мне кажется, из представителей нынешней власти Яковлев был последним человеком, которому можно верить, – сказал Николай.

– Почему же он привез нас сюда?

– Потому что его заставили это сделать.

– Кто его мог заставить? – Александра Федоровна снова прижала платочек к мокрым ресницам.

– По всей видимости, председатель ВЦИК Свердлов. У Яковлева не было возможности противостоять ему.

– Что это за названия – ВЦИК, ВЧК? – после встречи с Голощекиным Александру Федоровну начало раздражать все, что было связано с революционерами. Всякие непонятные названия только вызывают подозрение. – И потом этот… как его?.. Авдеев. Он что-то сказал о походной кровати. Мы что, действительно, будем все жить в одной комнате?

Николай пожал плечами и перевел взгляд на Марию, которая молчаливо стояла у окна и смотрела на охранников, о чем-то разговаривавших у забора.

– Ну, вот видишь, – сказала Александра Федоровна, не дождавшись ответа, – именно так и живут арестанты в тюрьме. Все в одной комнате.

Николай почувствовал, что еще мгновение, и с Александрой Федоровной может случиться истерика. Нервы ее были настолько напряжены, что она уже не могла сдерживать себя. Надо было перевести разговор на другую тему и отвлечь ее от невыносимых раздумий.

– Пойду к Авдееву и спрошу, есть ли здесь ванная, – сказал Николай. – Мы уже почти четверо суток в дороге.

Александра Федоровна промолчала, мысленно спросив Бога: «Господи, за что нам все это? Чем мы прогневили Тебя, что Ты послал нам такие испытания?» На ум тут же пришли строчки, которые она вычитала в какой-то книге еще в юности и записала в свой дневник: «Поскольку прошлое миновало и никогда не вернется, а будущего мы не знаем, то лишь настоящее можно назвать нашей собственностью». Она вздохнула и, по-детски шмыгнув носом, спросила:

– Ты действительно хочешь узнать, есть ли в этом доме ванная?

– Конечно, – кивнул Николай.

– Тогда пойди и узнай.

– Я пойду с тобой, папа, – сказала Мария.

Они прошли через гостиную, в которой никого не было, и вышли в столовую. Авдеев и два охранника сидели за столом и играли в карты. Увидев царя, все трое молча повернули лица в его сторону, но никто из них даже не приподнялся со своего места. Николай нерешительно остановился, ему вдруг стало неудобно заводить разговор о ванной с этой компанией. Но его опередила Мария. Выступив на шаг вперед, она спросила, глядя на Авдеева:

– Скажите, пожалуйста, где здесь ванная? Нам нужно привести себя в порядок.

Авдеев встал из-за стола и неожиданно услужливо сказал:

– Пойдемте, я вам покажу.

– А горячая вода здесь есть? – спросила Мария.

– Да, есть, – ответил Авдеев.

– Ну, вот видишь, папа, – сказала Мария, перейдя на английский. – Не так все плохо в нашей жизни. Давайте радоваться тому, что есть.

– Вы не скажете мне, где находится сейчас Боткин? – спросил Николай Авдеева.

– Лежит на кровати в соседней комнате. У него хандра, – ответил Авдеев.

Доктор Боткин, горничная Демидова, повар Харитонов и заведующий царским гардеробом Трупп находились в комнате, расположенной сразу за прихожей. Обстановка в ней напоминала солдатскую казарму. В комнате стояло три кровати и один стол. Боткин лежал на застеленной тонким серым одеялом кровати, остальные сидели, понуро опустив головы. Они тоже почувствовали в доме суровую арестантскую атмосферу и не знали, как себя вести. Николай сразу заметил это. Ему было жаль прислугу, и он понял, что избавить людей от угнетенного состояния может только работа. Она отгоняет тяжелые мысли.

– Вы знаете, Евгений Сергеевич, – сказал Николай, обращаясь к Боткину, – оказывается, в этом доме есть не только ванная, но и горячая вода. Пожалуйста, голубушка, – повернулся Николай к Демидовой, – приготовьте мне ванну. А вы, Евгений Сергеевич, будьте любезны, посмотрите Государыню. Ей вновь нездоровится.

Эти простые, сказанные доброжелательным тоном слова вернули прислугу к жизни. Демидова тут же поднялась и ушла готовить ванну. Харитонов пошел к охране разузнать, где можно приготовить чай. Боткин отправился к Государыне. Мария разговорилась с Авдеевым.

– Скажите, – спросила она, остановившись около него, – а нам можно будет гулять на улице?

Авдеев оторопел от этого вопроса, решив, что великая княжна имеет в виду прогулки по Екатеринбургу. Вытаращив глаза, он несколько мгновений не моргая молча смотрел на нее. Простое появление царя и его семьи на улицах города соберет огромную толпу зевак, среди которых могут затесаться и монархисты, мечтающие спасти своего Императора. Екатеринбургская ЧК ни в коем случае не может допустить этого. Растерянно пожав плечами, Авдеев сказал, стараясь не смотреть на Марию:

– Никаких прогулок у вас не будет. Городской совет не разрешил этого.

– Неужели мы все время должны находиться в комнате? – удивилась Мария. – Ведь человек должен дышать свежим воздухом.

– Прогулки вам будут разрешены только в ограде дома, – сухо заметил Авдеев. – При нем есть небольшой садик. Но не сегодня. Я сообщу вам об этом позже.

– А письма писать мы можем? – спросила Мария.

– Письма можете, – наморщив лоб и помолчав немного, сказал Авдеев. – Но вы должны их передавать мне. – Он снова помолчал и добавил: – Незапечатанными. – Затем поднял голову и спросил:

– Кому вы собираетесь писать?

– Сестрам и брату, – ответила Мария. – Они ведь остались в Тобольске.

В комнату вошла Демидова – полная, крупная сорокалетняя женщина с мягкими движениями и всегда добрым, отзывчивым взглядом. Молчаливая от природы, она никогда не вступала ни в какие разговоры, а говорила только то, что от нее требовалось в данный момент.

– Ванна готова, Ваше Величество, – сказала она, остановившись у порога.

– Благодарю вас, Нюта, – ответил Николай.

За время ссылки между царской семьей и прислугой установились почти семейные отношения. И сам Николай, и дети уже давно называли Анну Демидову Нютой. Да и у нее было такое ощущение, будто она всю жизнь провела с этой семьей. Демидова поклонилась и показала рукой на дверь.

Государь действительно хотел принять ванну. В нормальной жизни каждый свой новый день он начинал с этого. Вернувшись к Александре Федоровне, которая все так же, низко опустив голову и шмыгая носом, сидела на краю кровати, Николай сказал:

– Ты знаешь, Аликс, здесь действительно есть ванная с горячей водой. Может быть, ты пойдешь туда первой?

– Нет, Ники, иди, – ответила Александра Федоровна. – Мария сказала, что можно написать письмо детям. Мы уже четыре дня не имеем сведений о них. Алексей болен. Я вся извелась. Я буду писать ему письмо. В ванную пойду немного погодя. – Она встала, опершись рукой о спинку кровати, и направилась к столу. Мария подала ей бумагу. Александра Федоровна взяла ручку, обмакнула перо в чернила, но тут же отодвинула от себя бумагу и положила ручку на прибор.

– Пиши ты, – сказала она дочери. – У меня отказывают руки. Я потом допишу от себя немного. Папа тоже напишет Алексею.

Письмо надо было отдавать Авдееву для проверки. Он в свою очередь должен был отнести его в ЧК. Только после этого его могли доставить на почту. По этой причине в нем нельзя было допускать откровений, его требовалось писать иносказательно, а у Александры Федоровны от нервного напряжения последних дней болела голова. Лекарства не помогали, Боткин никак не мог сбить высокое давление. Она отошла от стола и снова села на кровать, подложив под спину подушку. Отрешенно перевела взгляд на окно, за которым виднелся высокий забор и маковки нескольких екатеринбургских церквей, и невольно подумала: «Неужели это конец жизни? Неужели все закончится за этим забором, в этом доме?»