– Обед готов, Ваше Величество.
Государь поблагодарил Демидову и взял Алексея на руки. Дочери направились вслед за ним. На этот раз в столовую вместе со всеми пошла Александра Федоровна. Ей хотелось побыть за одним столом с детьми, тем более, что охрана не обедала с ними.
Из совдеповской столовой на обед привезли две большие кастрюли. В одной были биточки, в другой – лапша. Из тех продуктов, что принесли монахини, Демидова подала на стол творог, вареные яйца и сладкие ватрушки. Вместе с царской семьей обедать пришли повар Харитонов и камердинер Трупп. Последний ревностно исполнял свои обязанности, следя за гардеробом царской семьи. Два дня назад он подошел к Государю и прошептал трясущимися губами:
– Ваше Величество, из гардероба исчезли ваши сапоги и платье Государыни.
– Куда же они могли деться? – удивился Николай.
– Я не могу сказать вам это точно, – все так же шепотом ответил Трупп, – но, кроме нас и охраны, в доме никого нет. Если эти вещи не взяли мы, значит, их взяла…
Трупп поднял глаза к потолку, боясь закончить фразу. Сказать, что охрана занимается воровством, значит накликать на себя беду. Государь ответил, чеканя каждое слово:
– Хорошо, я это выясню.
Трупп осторожно положил в свою тарелку лапшу и два биточка. Ножей и вилок на всех не хватало, ему приходилось есть ложкой, как на поминках. Обед проходил молча, в полнейшей тишине. В столовой слышалось только позвякивание приборов о тарелки. Он уже подходил к концу, когда в комнате охраны раздались шаги, и в столовой появились Боткин с Авдеевым. Боткин, поклонившись, извинился за опоздание, Авдеев, не говоря ни слова, сел за стол и взял тарелку. Потом, приподнявшись, потянулся рукой к кастрюле с биточками. Татьяна, удивленно подняв брови, негромко кашлянула. Ольга с Анастасией, замерев от ужаса, уставились на Авдеева. Он зацепил ладонью целую горсть биточков и положил их на тарелку. Затем вытер ладонь куском хлеба и откусил от него. Девушки смущенно опустили головы, а Алексей перестал есть. Александра Федоровна порывисто поднялась из-за стола и ушла в свою комнату. Но поскольку Государь сделал вид, что не заметил выходки Авдеева, обед продолжился. Правда, теперь всем хотелось поскорее выйти из-за стола. Острая на язык Анастасия, глядя на Боткина, спросила:
– Вы кого-то лечите, Евгений Сергеевич?
– Да, – ответил Боткин, не поднимая головы от тарелки. – Сотрудника коменданта. – Он кивнул в сторону Авдеева. – К сожалению, готовых лекарств не оказалось. Пришлось ждать, пока их приготовит провизор аптеки.
Больше за столом не было произнесено ни слова. После обеда Боткин зашел в комнату Государя и сказал:
– Мне надо осмотреть Алексея Николаевича. – И, увидев, что Цесаревич лежит на кровати родителей, возмущенно добавил: – Они до сих пор не удосужились поставить еще одну кровать.
Боткин подошел к Алексею, потрогал ладонью его лоб, измерил пульс, затем осмотрел гематому. После паузы сказал, повернувшись к Александре Федоровне:
– Все худшее позади. Алексей Николаевич идет на поправку. Думаю, через несколько дней он может встать на ноги.
И улыбнулся Алексею открытой, широкой улыбкой. Его неприятно царапнули за сердце слова Анастасии. Боткин понимал ее чувства, но долг врача не позволял ему оставить без медицинской помощи даже врага. Он не мог нарушить клятву Гиппократа, потому что это было противно его убеждениям.
Осмотрев Алексея, он тут же направился к Авдееву и в резких тонах потребовал принести кровать Цесаревичу. Авдеев нехотя поднялся из-за стола и, забрав с собой двух охранников, отправился в расположенный во дворе сарай. Вскоре охранники принесли оттуда кровать. Затем Авдеев велел Ольге, Татьяне и Анастасии сходить в тот же сарай за матрацами. Их постелили прямо на пол в соседней с родительской комнате.
– Здесь и будете жить, – сказал Авдеев и, повернувшись, неторопливо пошел продолжать игру в карты.
Он шел нарочито медленно, ожидая услышать за спиной возмущение, и приготовился показать свою власть, но сестры, посмотрев друг на друга, только пожали плечами. Они уже давно поняли, что любое их возмущение доставляет охране только радость.
Между тем со станции привезли коляску Алексея, и Государь предложил детям прогуляться. Дождь давно перестал, облака растянуло по всему небу и в просветы между ними выглядывало солнце. Девушки тут же стали одеваться. Обстановка внутри дома была угнетающей, им казалось, что на улице все обстоит иначе. Татьяна и Мария снесли вниз коляску, Государь вынес Алексея на руках и усадил его. Анастасия снесла на руках собаку Алексея Джимми. Двор оказался небольшим, гораздо меньше, чем у губернаторского дома в Тобольске. Охрана стояла по углам забора и у калитки, ведущей на улицу. Это были те же рабочие, набранные Голощекиным в ЧК, что несли службу и внутри дома. Только вместо револьверов они были вооружены винтовками. Не скрывая любопытства, они внимательно разглядывали прибывших в Екатеринбург царских дочерей и Наследника. Ольга заметила, как молодой, с выбивающимися из-под картуза светлыми волосами охранник подошел к своему товарищу и, переводя глаза с нее на Татьяну, начал о чем-то тихо говорить с ним. Ольга отвернулась и стала разглядывать дворик.
Между домом и оградой была небольшая зеленая полянка с высоким кустом сирени посередине. Татьяна покатила коляску с Алексеем к кусту. Ольга пошла за ней. Подойдя к сирени, она полушепотом спросила отца:
– И это все пространство, на котором нам разрешено гулять?
– Да, – ответил Государь. – В Тобольске было лучше. Здесь совсем нельзя заниматься физическим трудом.
Джимми обнюхал куст и, оставив на нем свою метку, бесцеремонно направился к охранникам. Ему не терпелось поскорее обследовать двор. Он деловито обнюхал сначала одного, потом другого. Молодой охранник терпеливо снес это, а тот, что был постарше, испуганно убрал ногу от собаки.
Наблюдавшая эту сцену Ольга решила приструнить Джимми. Она взяла поводок и пошла к собаке. Охранники перестали разговаривать между собой, напряженно глядя на приближающуюся великую княжну.
– Вы извините его, – улыбнувшись, сказала Ольга и кивнула на Джимми, – он страсть как любопытен. Если увидит незнакомого человека, обязательно захочет познакомиться с ним.
– Чудная собака, – пожал плечами охранник, что был постарше. – Вы ее, видать, для забавы держите?
– И для забавы тоже, – сказала Ольга. – Джимми, иди туда, – она показала рукой на куст сирени. Затем спросила: – Вы здесь постоянно дежурите?
– Да, – ответил молодой охранник.
– Тогда давайте знакомиться. Меня зовут Ольга Николаевна. А вас?
– Нам с вами знакомиться запрещено, – ответил охранник, что был постарше, и отвернулся.
Ольга опустила глаза и пошла к своим. Сердце захлестнула горечь. В сознании в который уже раз возник вопрос: «Почему они так обращаются с нами? Что мы им сделали?» На ее глаза навернулись слезы. Государь физически не мог переносить слезы дочерей, поэтому, видя, как плачет Ольга, отвернулся. Сейчас он особенно остро чувствовал свою вину перед ними. Отречение от престола, к которому принудили генералы, не принесло ожидаемого утешения не только ему, но и всему государству. Оно стало началом смуты, принесшей одни страдания. Если бы он знал, что все обернется таким образом, он бы поступил иначе. Со всей очевидностью он только сейчас понял, что ни один царь не имеет права в критическую минуту жизни государства передавать свою власть кому бы то ни было. Обязанность управлять государством ему дарует Господь, и он при любых обстоятельствах должен выполнять его волю до последнего дня жизни. Нести свой крест до конца. Брат Михаил тоже отказался от царской власти и ему, по всей видимости, также придется заплатить за это.
На лужайке перед забором возникла напряженная пауза. Все понимали, что если ее не разрядить, может произойти взрыв. У кого-то просто начнется истерика. Татьяна первой рискнула нарушить нестерпимое молчание.
– Хорошо бы поставить около этой сирени скамейку, – громко сказала она. – А вон там, – Татьяна показала рукой в сторону охранников, – установить качели. Кого об этом следует попросить? Наверное, комиссара?
– Мы принесем вам скамейку, – неожиданно сказал молодой охранник, понявший, что слова царской дочери обращены и к нему. – Она стоит в сарае. Пойдем, – кивнул он своему товарищу.
Но тот не сдвинулся с места. И лишь постояв в раздумье некоторое время, направился к сараю. Через минуту они вынесли оттуда большую деревянную скамью со спинкой и красивыми изогнутыми подлокотниками.
– Сюда, пожалуйста, – Татьяна показала им место под кустом.
Охранники поставили скамейку и выпрямились, глядя на великую княжну.
– Спасибо, – сказала Татьяна и одарила молодого охранника благодарным взглядом.
Тот улыбнулся еле заметной улыбкой, чтобы ее не увидел товарищ, и пошел к забору на свой наблюдательный пост.
– Садись, – сказала Татьяна Ольге.
Девушки уселись на скамейку, Государь остался стоять за спиной Алексея напротив них. У Ольги сразу высохли глаза. Посмотрев на отца, она спросила:
– А службы нам разрешают?
– Да, – сказал Государь. – Батюшка из Вознесенского храма однажды уже служил у нас литургию.
– Слава богу, хоть это, – сказала Ольга и перекрестилась.
Напряжение спало. Анастасия, закрыв глаза, подставила лицо солнцу. Джимми крутился вокруг Алексея, пытаясь заскочить к нему в коляску. Алексей делал попытку схватить его, но Джимми отскакивал в сторону, припадал к земле и снова прыгал. Цесаревичу доставляло удовольствие играть с собакой.
Татьяна сначала молча сидела между сестрами, потом, наклонившись, тихо спросила Марию:
– О нашей дальнейшей судьбе никаких разговоров не было?
– Никаких, – ответила Мария, опустив голову. – Так надоела эта неопределенность. Больше всего хочется превратиться в ворону, чтобы перелететь этот забор и раствориться в толпе людей, где тебя не знает ни один человек. Разве мы не такие, как все?