Приблизившись на расстояние десяти шагов, Тимофей представился:
– Старший лейтенант СМЕРШа Романцев. Предъявите документы.
– Что-нибудь не так, товарищ старший лейтенант? – добродушно спросил боец восточной наружности.
– Все так. Просто обычная проверка. Семенов, Соколов, проверьте документы, – обратился он к бойцам, стоявшим рядом.
Красноармейцы дружно поднялись, в намерении продемонстрировать документы. Было видно, что двое впередистоящих расстегнули нагрудные карманы, чтобы извлечь удостоверения личности. Романцев внимательно следил за их руками. Только третий, находившийся немного позади, скрываемый спинами приятелей, как-то заметно медлил. Тимофей Романцев смотрел прямо на него, буквально физически ощущая исходившую от него опасность. То же самое чувствовал и сержант, двигавшийся по левую сторону от него. И не ошибся. Диверсант выхватил из-за спины автомат, и, прежде чем он успел нажать на курок, сержант пустил ему в грудь короткую очередь, заставив в падении широко раскинуть руки. Двое других диверсантов, словно по команде, в кувырке, бросились в разные стороны, застрочив длинными очередями в надвигающихся контрразведчиков. У Черных, стоявшего ближе всех, сбили с головы пилотку, заставив его сильнее вжаться в землю.
– Не стрелять! Брать живыми!! – срывая голос, закричал Романцев.
Диверсанты умело, используя кувырки и короткие рывки, приближались к лесу. Контрразведчики, растянувшись в цепь, скорыми перебежками наступали на диверсантов, стараясь автоматными очередями отрезать их от леса. Встречный бой приобретал все более жесткий характер, протекал быстро. По фронтовому опыту Тимофей Романцев знал, что удача на стороне того, кто более беспощаден и дерзок, кто думает неординарно, отринув привычные схемы. Расстояние между ними было небольшим: всего-то рывок, чтобы осуществить захват. По напряженным лицам бойцов Тимофей видел, что они готовы и только выбирали подходящую секунду, чтобы броситься вперед. Диверсанты успели закатиться за пригорок, где чувствовали себя в полнейшей безопасности и, приберегая патроны, вели стрельбу короткими очередями. За их спиной, в нескольких секундах стремительного бега, возвышался лес, где достать их будет куда труднее, чем на открытой поляне. И диверсанты готовы были пойти на риск.
Махнув рукой, Тимофей Романцев дал знак контрразведчикам, находящимся на самом краю, усилить огонь. Его поняли мгновенно, тотчас с обеих сторон зазвучала усиленная стрельба, не давая диверсантам поднять головы.
– За мной, – сказал Романцев старшине, лежавшему рядом.
Поднявшись в полный рост и с пистолетом у самого пояса, Тимофей побежал прямо на бугры, за которыми улеглись диверсанты. В какой-то момент пальба умолкла, давая возможность нападавшим осуществить бросок. И сразу же из-за бугра появилась фигура диверсанта с автоматом в руках, целящегося прямо ему в корпус. Романцев осознавал, что в следующее мгновение прозвучит выстрел. И тело, приученное к боевым рефлексам, метнулось влево и вниз. Он услышал, как справа от него над самым плечом нервно и зло просвистела стайка рассерженных пуль. Стремительно встав на колено, Тимофей выстрелил прямо в плечо диверсанту, не давая ему возможности произвести второй выстрел.
Тот громко вскрикнул, как-то нелепо выронил из рук автомат и плюхнулся на землю. Подскочив, Романцев, подавляя всякую попытку к сопротивлению, с размаха ударил рукоятью пистолета ему в лицо. Не без злорадства отметил, что под рукой что-то хрустнуло, и закричал прямо в брызнувшей кровью рот:
– Лежать!
Слева возникла какая-то возня, прозвучало сдавленное покрякивание. Периферийным зрением уловил, что дюжий старшина, взгромоздившись на худосочного диверсанта, остервенело, поскрипывая от злобы зубами, наступив ему коленом на пояс, стягивал за его спиной вывернутые руки.
– Не двигайся, мать твою!.. – басовито гудел старшина, отвесив диверсанту оплеуху.
Подошедшие бойцы с интересом и без злобы посматривали на плененных диверсантов. Враг был побежден, можно было и расслабиться, хотя каждый понимал, что сегодняшний день для кого-нибудь из них вполне мог быть последним. Но курить махорку было рано, следовало немного потерпеть. Но ничего, после такого ожидания табачок покажется ядренее.
Из простреленного плеча диверсанта сочилась кровь, он глухо постанывал. Оказывать помощь ему никто не торопился. Другой, со связанными руками, был посажен старшиной на траву и исподлобья зыркал на обступивших его бойцов.
– Вот их военные билеты, – старшина протянул документы Романцеву. – В вещмешке еще деньги лежат. Не знаю сколько, но очень много!
– Ничего, посчитаем.
Тимофей внимательно пролистал документы, после чего запрятал в планшет.
– Старший лейтенант, мне бы перевязку на плечо, а то весь кровью изойду, – пожаловался раненый диверсант. – А потом…
Тимофей давно взял себе за правило не входить в разговор с задержанными. Врага следовало обесточить; отобрать всякую надежду на благоприятный исход; деморализовать; навязать свою волю.
Хлесткий удар по лицу заставил диверсанта умокнуть.
– Назови свою фамилию, мразь!
– Рядовой Егоров, – проговорил тот, стараясь не смотреть на старшего лейтенанта.
Ударив ногой в грудь, Романцев опрокинул диверсанта на спину. И, наклонившись, произнес с ненавистью в самое лицо:
– Я спрашиваю, как твоя настоящая фамилия, фашистская гадина?! Ты меня хорошо понял?!
Внутри диверсанта случился какой-то психологический надлом, что было видно по его глазам, враз потухшим. Все пути к отступлению были сожжены, и не оставалось ни малейшей возможности, чтобы выбраться из этой передряги живым.
– Понял… Младший сержант Савельев.
– Когда попал в плен? Где служил до измены родине? – тряхнул Тимофей за грудки немецкого агента.
Отерев рукавом кровь с разбитой губы, заговорил:
– В плен попал в октябре сорок второго, под Сталинградом. Служил в Тридцатой стрелковой дивизии Шестьдесят второй армии. В фильтрационном лагере в поселке Степное, под Курском, был завербован сотрудником абвера штурмбанфюрером СС Фридрихом Ульке.
– Кто в вашей группе старший?
Диверсант кривился от боли, едва сдерживая прорывающийся через стиснутые зубы стон.
– Командир группы капитан Свиридов.
– Это его настоящая фамилия?
– Нет, псевдоним. Не думаю, что кто-то в отряде знает его настоящую фамилию.
– Ах ты падла! – прошипел агент, сидевший рядом. – Как мы тебя сразу не распознали!
Повернувшись, Романцев без сожаления выстрелил диверсанту в лоб. Этого не разговоришь, слишком идейный попался.
– Оттащите эту падаль в сторону, чтобы он здесь не смердел, – распорядился старший лейтенант.
Двое бойцов, взяв убитого за ноги, оттащили подальше в густую высокую траву. Закурили табачок с чувством исполненного долга.
– Почему его не было с вами? – спокойным голосом спросил Романцев, как если бы ничего не произошло.
– Я не знаю… Мы его ждали на месте приземления, но он не объявился. Он должен был прийти и сюда, но тоже не подошел. Может быть, что-то с ним случилось… А может, чего-то почувствовал. Он невероятно осторожный и опытный. Свиридов не однажды бывал за линией фронта.
– Он сам об этом рассказывал?
– Просто обмолвился. Пожалуйста, прошу вас, сделайте что-нибудь с этой раной. – На выпуклом шишковатом лбу диверсанта выступили крупные капли крови. – Я больше не могу терпеть… – скривился он от боли.
– Старшина, – обратился Романцев к заместителю, – вколи ему обезболивающее, да и рану перевязать нужно.
– Сделаем, товарищ старший лейтенант, – охотно отозвался Захарчук.
Вскрыв индивидуальную аптечку, он ввел инъекцию новокаина, после чего умело перебинтовал рану.
– Все забываю у тебя спросить, старшина, где ты так наловчился с медикаментами обращаться?
– Так я же фельдшер, товарищ старший лейтенант, – заулыбался Захарчук, – привычный к этому делу.
– А чего же ты не в санчасти?
– Не мое это… В контрразведке веселее.
Из-за куста торчали сапоги убитого диверсанта, невольно приковывая внимание. Тимофей Романцев внимательно посмотрел на часы – до окончания отведенного времени оставалось двенадцать часов. Полковник Мишин был не из тех людей, что забывают о сроках. Если сказал сутки, значит, так тому и быть. Ровно через двадцать четыре часа он потребует доложить о результатах. В худшем исходе рассчитывать на милосердие не следует.
Лицо диверсанта слегка порозовело, теперь он чувствовал себя значительно лучше.
– Что он за человек, командир вашей группы?
– Хм… Просто так и не ответишь. Волевой, сильный. Способный подчинить себе людей. Причем он это делает не столько силой, сколько убеждением. Перед достижением цели не останавливается ни перед чем. Реакция у него мгновенная, решения принимает молниеносно. Изворотлив, гибок, хитер. Способен просчитать даже самую сложную ситуацию на несколько шагов вперед. Вам придется изрядно постараться, чтобы его отловить.
– Куда он мог пойти?
– Мы договорились встретиться в Вязьме во Введенской церкви. Но не думаю, что он там объявится.
– Где магнитные мины? Они где-то спрятаны или их вам должны передать?
– Вы и о них знаете?
– Мы много чего знаем.
– Магнитные мины Свиридову должен был передать его человек. Он знает его лично. А кто он такой, мне неведомо.
– Чего разлегся? Поднимайся. Мы с тобой еще в отделе поговорим.
Глава 7Шифровка
Скорым шагом, зная, что радист топает следом, Михаил Свиридов зашагал по грунтовой дороге. Судя по тому, что в некоторых местах она изрядно заросла, ездили по ней редко, разве что в случае крайней необходимости. Основная магистраль, по которой двигались передовые части, находилась в километре отсюда – вот там громыхание будь здоров! Лязг гусениц, протяжные гудки автомобилей и отрывистые команды командиров.
Выходить из леса Михаил не спешил, теперь он представлялся ему спасительной территорией. Нужно было как следует все обдумать. Что же с отрядом Енукидзе было не так? Почему советская контрразведка вычислила их? Вряд ли у СМЕРШа были какие-то серьезные ориентировки на агентов. Приготовления отряда проходили в строжайшей тайне, он сам лично отбирал каждого из них. Утечки информации быть не должно. Вне всякого сомнения, офицер контрразведки направлялся к агентам, чтобы арестовать их. Его не интересовали даже документы, значит, все дело в их внешности. Что же с ней было не так, что насторожило контрразведку?