– Понятно, – невесело протянул комиссар. – А где неразорвавшиеся снаряды?
– Нужно дальше пройти, – охотно откликнулся старик. – Метров триста.
Потопали по путям, перешагивая через кирпичные обломки. Метров через двести Серов увидел снаряды, где сложенные в ящиках, а где просто валявшиеся в беспорядке. Мины находились в трех больших кучах: гранаты валялись россыпью в радиусе пятидесяти метров. Страшно было представить, что может произойти, если один из снарядов сдетонирует.
– Это сколько же здесь снарядов? – не удержался от возгласа Серов. – Тут еще на одну войну хватит.
– Может, и хватит… Только их ведь не считал никто.
– А если рванет? – спросил Иван Александрович.
– Так не рвануло же раньше? – резонно заметил дед. – Значит, и дальше не рванет.
– Снаряды-то хоть охраняете?
– А то, – едва не обиделся старик. – У нас с этим строго. Вон стоит малой, – показал он на молодого бойца, прохаживающегося по путям. – Ребятишек отгоняет, для них это забава. Бывает стащат какой-нибудь снаряд, а потом подорвут! Если их не расшугать, так они все гранаты перетаскают.
Рядом на путях стояло два эшелона без локомотивов. На металлических платформах были видны следы от осколков и щербины от пуль. Эшелон прошел немалый боевой путь, прежде чем успокоиться на далекой провинциальной станции, через которую также прокатился маховик войны. Вот сейчас мастера подлатают покореженное железо и состав поколесит далее на передовую.
Городу с таким количеством снарядов и мин самостоятельно не справиться. Следовало прислать минеров и разминировать их как можно скорее, еще до подхода спецпоезда товарища Сталина.
Вернувшись на железнодорожную станцию, Серов попросил подождать начальника в коридоре, и тот, понимающе кивнув, заковылял к двери.
Подняв трубку, Серов тотчас связался с главным транспортным управлением НКВД.
– Слушаю, – прозвучало в ответ.
– Соломон Рафаилович? – узнал он голос начальника управления генерал-лейтенанта Мильштейна.
– Он самый.
– Это Серов беспокоит.
– Слушаю вас, товарищ заместитель наркома.
– Сейчас я нахожусь в Гжатске. Здесь на железнодорожных путях огромное количество снарядов, мин, гранат. Их нужно срочно вывезти из города. Даже странно, что они до сих пор не разорвались. Если это произойдет, так разнесет половину города.
– Насколько это срочно? Сейчас едва ли не во всех освобожденных городах подобная история.
– Это особый случай, речь идет о выполнении задачи в ближайшие часы.
– Я вас понял. Считайте, что работа уже началась. Я распоряжусь, чтобы к Гжатску немедленно выслали транспорт и перевезли все снаряды на склады.
– Когда именно он подойдет?
– Думаю, что в течение двух-трех часов, – отвечал Мильштейн.
– Добро. Проконтролирую лично, следующие несколько часов я буду находиться в Гжатске.
Иван Александрович положил трубку. Потом набрал следующий номер.
– Это Кузьмичев? – спросил Иван Александрович.
– Так точно.
– В вагонах все убрали? Купе готовы?
– Сделали все как нужно, мягкий вагон для товарища Сталина, а два жестки для сопровождавших его офицеров.
– Перегоните спецпоезд на Каланчевку и приставьте к нему усиленную охрану.
– Сделаем.
– Закамуфлируй его самым тщательным образом, чтобы ничего не бросалось в глаза. Загрузи дровами, сеном, песком. Покрась в какой-нибудь неброский цвет. Все понятно?
– Так точно, товарищ комиссар второго ранга.
– На всем пути от Москвы до Гжатска расставьте людей. Контролировать они должны каждый участок железнодорожного полотна. Переодень их в железнодорожную форму, чтобы не бросались в глаза. Все понятно?
– Так точно, товарищ комиссар второго ранга.
– Завтра в шесть часов вечера перегонишь спецпоезд особого назначения с Каланчевки на переезд Кунцево. Там будет безопаснее для товарища Сталина. Вся охрана должна быть одета в форму железнодорожников или в гражданскую одежду, чтобы не привлекать к себе повышенного внимания. Охрана не должна быть большой, Сталин этого не любит. Как только загрузитесь, сразу езжайте. Чтобы никакого простоя, я буду ждать вас в Гжатске.
– А товарищ Сталин уже предупрежден?
– Он в курсе. Приступай, работы невпроворот!
Комиссар второго ранга Серов вернулся в дом. Товарищу Сталину должно здесь понравиться. Соседнюю комнату он подобрал для себя и начальника охраны, так что Верховный будет чувствовать себя в безопасности.
В избе он повстречал майора Ефимцева, как если бы тот не отлучался вовсе, отдававшего какие-то распоряжения подчиненным. Кажется, он всерьез проникся возложенными на него обязанностями. И дом, теперь отдраенный и вычищенный, дышал свежестью. На столе в стеклянной вазочке, видно, для создания уюта, стоял небольшой букет полевых ромашек. Иван Александрович хотел было распорядиться, чтобы цветы убрали, но потом раздумал – пусть останутся, как-то освежают комнату.
– Ты мне вот что скажи, какая тут оперативная обстановка? Предателей много?
– Хватает, – признал майор, – как и везде… Вот недавно двух полицаев задержали. Их дела уже передали в прокуратуру. А так за последние три месяца только агентурным путем было выявлено десять немецких недобитков. Задержали двадцать девять дезертиров рядового состава, семнадцать сержантского и четырех офицеров. Ими сейчас следователи военной прокуратуры занимаются. Еще выявили двадцать человек уклонистов, – принялся перечислять Ефимцев. Судя по цифрам, что он держал в голове, память у него была отменная. – Пятнадцать человек из них отправили в райвоенкоматы, а остальных в прокуратуру. Народу у нас в отделе маловато, но как-то справляемся. Еще троих передали в органы НКГБ, восемь человек в СМЕРШ… Тут недавно со мной один случай приключился, – оживленно продолжал майор. – Как-то в пивную зашел… – И немного виновато, видно почувствовав, что произнес лишнее, продолжил: – У меня там свояк работает, передать ему нужно было кое-что… И тут смотрю, в старом пиджачке мужичок за стойкой пиво потягивает, а на груди у него орден Красной Звезды. Я к нему подошел и спрашиваю: «За что орден-то получил?» А он мне так достойно отвечает: «За личное мужество». А я у него тогда спрашиваю: «А чего это у тебя на ордене красноармеец в ботинках стоит, а не в сапогах, как должно быть? Что же это в абвере так опростоволосились?» Он кружкой хотел меня огреть, а я на него уже ствол навел, а потом по-тихому из пивной вывел. Никто даже и не заметил… Чего же людям праздник-то портить? Могут же они хоть пиво выпить после трудового дня.
– Могут, – легко согласился Иван Серов, понимая, что майор оказался не таким простым, как могло показаться на первый взгляд. – И что там дальше было?
– Отвел в СМЕРШ, как и полагается. Они там разберутся, что с этим гадом дальше делать! А так у нас все тихо, – заверил Ефимцев. – А чего еще здесь немецким агентам делать? Война в этих местах закончилась. Еще парочку старост опознали, сейчас где-то по подвалам прячутся… Мы их сегодня же и арестуем, вот тогда совсем полный порядок будет.
Во многом майор был прав: диверсантам и прочим немецким агентам в Гжатске делать было нечего. Вот разве что на развалины посмотреть. Агенты-наблюдатели оседают в крупных районных центрах, с серьезной промышленностью. Немало их крутится в прифронтовой зоне. Вот там работы для контрразведки хоть отбавляй! Однако успокаиваться было рановато. Товарищ Сталин хотел побывать в Вязьме и во Ржеве, где и сейчас было горячо, и лично познакомиться с обстановкой на Западном и Калининском фронтах. А потому на душе было тревожно.
Сев в «Виллис», Серов доехал до городского НКВД, где связался с Главным управлением СМЕРШа.
Трубку поднял сам Абакумов.
– Виктор Семенович, я сейчас в Гжатске нахожусь, ты не мог бы мне подсказать, какая сейчас оперативная обстановка в самом городе. Ну и обрисовать ситуацию в Вязьме и во Ржеве. Я, конечно, располагаю кое-какой информацией по своим источникам, но хотелось бы иметь более полную картину, может быть, я что-то упустил.
Начальник Главного управления контрразведки СМЕРШ и заместитель народного комиссара обороны Виктор Семенович Абакумов был из тех людей, которым не нужно было что-то разъяснять, всего-то хватало полунамека. О планируемом выезде Сталина знало всего лишь несколько человек, Абакумов входил в их число.
– Понимаю… Сейчас в Гжатске относительно спокойно. Если и были какие-то диверсанты, так их выловили в последние недели. Что касается Вязьмы и Ржева, то прямо хочу сказать, что там не все так просто. Города находятся в прифронтовой полосе. Немцы не теряют надежды отбить их у нас. По нашим оперативным данным, в городах осталась сильно разветвленная агентурная сеть. Мы, конечно же, их выявляем, но работы еще очень много. Я бы посоветовал тебе и… товарищу Иванову, а также тем людям, с которыми ты поедешь в Вязьму и во Ржев, соблюдать повышенную конспирацию. Ни одна деталь не должна привлечь вражеских агентов. Иначе могут возникнуть серьезные осложнения.
– Я тебя понял, Виктор Семенович, со своей стороны мы делаем все возможное. Но я бы хотел тебя попросить, чтобы ты тоже подключился к этой работе. В течение ближайших двух дней в районе Вязьмы и Ржева не должно быть ни одного диверсанта.
– Я все понимаю, Иван Александрович, – отозвался Абакумов. – Мы уже подключились и сейчас проводим контроперации. Я не стану вдаваться в подробности, но хочу сказать: в течение ближайших двух дней они будут или задержаны, или уничтожены.
– Хороший ответ, Виктор Семенович. Очень надеюсь, что так оно и будет.
Иван Серов с некоторым облегчением положил трубку. Все-таки приятно иметь дело с человеком, которому не нужно много объяснять.
Вырвав из кармана листок бумаги, Иван Александрович поднял со стола остро заточенный карандаш и написал: «Совершенно секретно. Центр. Все подготовлено для приема хозяина. Можно выезжать. Александр». Затем взял конверт, вложил в него записку и заклеил.