– Я не задержу вас, мой фюрер. У меня имеется информация, что в ближайшие дни в район Вязьмы должен прибыть Сталин.
Гитлер неожиданно поднялся и в волнении прошелся по комнате, расчесал незаживающую ранку на шее, оставив на коже длинный багровый след.
Русские и немцы собрали у линии соприкосновения значительные силы, и результат предстоящего сражения определит победителя в этой войне. Это понимали как в немецком Генштабе, так и в Ставке русских. Для немецкого командования неожиданным стало то, что контрнаступательная операция русских неожиданным образом переросла в широкое наступление по всему фронту. Однако Гитлер после каждого совещания повторял: «Все кончится победой немцев!» Большое значение фюрер предавал операции «Цитадель», которая в благополучном завершении давала возможность пройти в глубокий тыл русским и создать угрозу Москве. После успешного ее завершения планировалось начать наступление на Ленинград. Единственное, что затрудняло задуманное, так это неожиданная победа русских под Курском. Возможно, что руками Канариса провидение дает ему в руки шанс, позволявший исправить положение на фронтах.
Вдруг остановившись, Адольф Гитлер в упор посмотрел на Канариса.
Поднявшись из-за стола, адмирал снизу вверх смотрел на Гитлера и невольно отметил, что за последний год фюрер значительно сдал. Ухудшение здоровья Гитлера произошло после Сталинградской битвы. Ближайшее окружение Гитлера обратило внимание на то, что его ладони стали слегка подрагивать; лицо выглядело дряблым, каковое бывает лишь у стариков.
Ранка на шее вдруг открылась, и на коже рубиновой каплей проступила кровь. Гитлер выглядел взволнованным.
– Вы уверены?
– Более чем, мой фюрер, подтверждение этой информации я получил из разных источников, – с готовностью ответил адмирал Канарис, неожиданным образом поймав себя на жалости к Гитлеру. – На Западном фронте русских нашей агентурой обнаруживается усиливающийся контроль на пропускных пунктах, чего прежде не наблюдалось. Подобная обстановка наблюдается и в глубине тыловых районов километров на сто! На железнодорожном пути Ржев – Москва нашими агентами обнаружено усиление патрулирования перронов, а также пристанционных территорий. Но самое главное, вчера из города Гжатска нашей радиопеленгаторской группой была перехвачена радиограмма. Наши специалисты провели очень большую работу и дешифровали телеграмму, в ней говорится о прибытии Хозяина. Именно так русские называют Сталина. И в связи с этим я бы хотел спросить вашего разрешения на физическое устранение Сталина!
– Вы пришли с очень неожиданным сообщением, – произнес наконец Гитлер. – Скажу вам вот что… Если у нас есть хотя бы малейшая возможность в ближайшие часы коренным образом переломить ход войны в нашу пользу, то почему бы не воспользоваться шансом, предоставленным историей и провидением? Если устранение Сталина в ваших силах, то сделайте все от вас зависящее, чтобы он был уничтожен!
– Я немедленно и лично займусь этой операцией, мой фюрер, – слегка распрямился Канарис.
– Сколько вам потребуется времени, чтобы осуществить задуманное?
– В районе Ржева и Вязьмы мы имеем тщательно законспирированную агентуру, под руководством опытного резидента ее можно активизировать в ближайшие часы.
– Как вы думаете назвать операцию? – неожиданно спросил Гитлер.
– Операция «Хозяин», – без колебания ответил Канарис.
– Очень надеюсь на благоприятный результат. А сейчас мне нужно идти, адмирал. Мне бы не хотелось испытывать терпение фельдмаршалов.
Подъехав к штаб-квартире абвера в Берлине, адмирал Вильгельм Канарис велел водителю остановить автомобиль у канала Ландвер. Вышел из салона, прошелся вдоль гранитных парапетов. Пришло осознание того, что сейчас он держит в своих руках исход войны. Сталин, безусловно, был грандиозной фигурой, и вряд ли в России отыщется человек, сопоставимый с ним по масштабу. А с устранением Генерального секретаря рухнет одна из важнейших опор, на которой держится вся советская система, что, в свою очередь, приведет к изменению государственного строя, а в условиях войны подобная встряска может привести Россию к глобальной катастрофе.
Оперевшись на парапет, адмирал Канарис всматривался в темно-серую воду. Наступил август, до осени еще далековато, но по ровной водной глади уже скользили первые опавшие листья.
Докурив сигарету, адмирал Канарис вошел в здание и заторопился во второй отдел, ведавший специальными операциями. Этот отдел уже пять лет возглавлял австрийский аристократ полковник Эрвин фон Лахоузен, профессиональный разведчик, служивший еще в австрийской армии. Следует немедленно поделиться с ним своими соображениями, вместе они что-нибудь придумают.
Глава 11Госпиталь. Двойное убийство
Младший сержант Филипенко прибыл на переформирование два месяца назад, однако вместо маршевых полков, кои спешно направляли на передовую, его определили в роту охранения. Самое обидное – пришлось остаться в тылу, в то время как другие воевали на линии фронта и ежеминутно рисковали своими жизнями. Рота охранения находилась в двадцати километрах от передовой, хотя глубина тылового района могла составлять до пятисот километров – по условиям войны это уже глубокий тыл. В этой зоне размещались тыловые части, шло переформирование, располагались штабы полков, дивизий и даже армий. Работало тыловое обеспечение, суетились интенданты, обеспечивающие передовые части самым необходимым. Стояли продовольственные склады и склады с горюче-смазочными материалами. И еще было много всего того, без чего невозможно успешно проводить боевые действия.
За прошедших два месяца сержанту Филипенко пришлось охранять склады, дежурить у штабов, патрулировать на вокзалах, стоять в карауле на стратегически важных объектах: мостах, железнодорожных узлах, но на третий месяц он получил направление в госпиталь. Предстоящее дежурство воспринималось как награда за те бессонные ночи, что он провел в прошлые месяцы. А главное, в госпитале работают прехорошенькие медсестры; не опасаясь свернуть себе шею, можно будет любоваться красивыми женскими ножками, чего он напрочь был лишен в предыдущие месяцы службы. А если уж очень повезет, так можно будет завести какой-нибудь необременительный роман. От приятных надежд в груди сделалось тепло и сладенько. А почему бы и нет? Даже на войне мужчина нуждается в теплой женской ласке.
Прибыв в чистый и уютный госпиталь, Филипенко тотчас был направлен охранять раненого диверсанта, лежавшего в отдельной палате, в самом углу здания с отдельным входом. Будучи раненым, с постели тот не поднимался. А потому, слегка нарушая инструкции, можно было пройтись немного по коридору, поглазеть из окон во двор, где также суетились сестрички, вывешивая простиранное белье. В самой палате находился второй охраняющий, а потому у диверсанта не было ни единственного шанса осуществить побег.
Правда, начальство предупреждало о том, что парашютиста могут отбить немцы или как-то его нейтрализовать, но такое предположение звучало нереально. Это каким бесшабашным нужно быть, чтобы преодолеть двадцатикилометровую зону сплошного тыла и попытаться освободить диверсанта.
В эту часть госпиталя заходили крайне редко, разве что в силу служебного долга: дважды агента допрашивал старший лейтенант из СМЕРШа, затем приезжали какие-то высокие чины и проводили дознание; по соседству располагалась прачечная, и поэтому иногда заходили сестры за халатами.
Так что Филипенко откровенно скучал и желал хотя бы какого-то разнообразия. Неожиданно дверь распахнулась и в коридор вошел сурово вида майор с широкими пшеничными усами, в петличках – эмблема артиллериста.
– Где тут у вас лежит раненый диверсант? – строго спросил майор, посмотрев на Филипенко, шагнувшего навстречу.
Голос, горделивая осанка, представительная фактура выдавали в нем человека, привыкшего к власти и получавшего от этого немалое удовольствие. В какой-то момент Филипенко сжался под его строгим взглядом, превратившись в малюсенькую блоху, которую без малейшего сожаления можно раздавать каблуком. Да и сам он не испытывал к себе особой жалости, осознавал, что перед величием вошедшего он всего лишь насекомое – раздавит и даже не заметит случившегося.
Сглотнув подступивший к горлу комок, Филипенко несмело отозвался:
– А у вас есть разрешение, товарищ майор? Велено пускать только по предписанию.
– Все так, сержант. А ты молодец, – хмыкнул в ответ майор.
Офицер-артиллерист извлек из наружного кармана гимнастерки удостоверение и показал его Филипенко. На синей обложке удостоверения крупными тиснеными буквами было написано: «НКВД СССР». Такие удостоверения ему приходилось видеть, их получали сотрудники Управления особогох отдела, иначе – «особисты». Для пущей убедительности Филипенко открыл удостоверение, где на правой стороне была фотография майора. Выглядел он на ней чуток помоложе и построже. Из угла в угол проставлена маркировка светло-голубой полоской, а на белой узорчатой бумаге было написано: «Николаев Артемий Афанасьевич, состоит в должности старшего оперуполномоченного Особого отдела НКВД 2436 артиллерийского полка».
– Тебе этого достаточно? Или мне привлечь тебя к военному трибуналу за противодействие следствию?
– Конечно, товарищ майор, – с готовностью отвечал сержант Филипенко. – Только ведь его уже допрашивали из СМЕРШа.
– Все так, – легко согласился Николаев. – Но они ведут следствие по линии контрразведки, а у нас идет по линии внутренних дел. Как твоя фамилия, младший сержант?
– Филипенко.
– С какой роты?
– С роты охранения.
– Ага… За какой дверью раненый диверсант?
– За второй, – показал Филипенко на соседнюю дверь. – В палате находится еще один дежурный, я его сейчас предупрежу, товарищ майор.
– Следуйте уставу, боец, – строго напомнил майор. – Ваша зона ответственности: это коридор, окна и входная дверь. А уж я как-нибудь сам разберусь.