– Поместимся?
– Ничего… Еще и не в такой тесноте приходилось разъезжать.
Машина, будто бы утлое суденышко в сильную качку, перекатываясь с одной стороны на другую, заколесила по дороге.
– Тебя как звать-то?
– Фрол.
– А что это у вас нынче все так строго, Фрол? – поинтересовался Свиридов. – Два раза документы проверяли.
– Говорят, что какое-то высокое начальство прибыло. Железную дорогу перекрыли, так мне пришлось целый час у шлагбаума простоять. Такая очередь из техники собралась… Давно такого припомнить не могу. Повезло, что налета не было. Если бы немцы знали про такое столпотворение, так не упустили бы возможности раздолбать весь железный узел! Я уже третий месяц здесь баранку кручу, но такое впервые вижу.
За разговором доехали до Макеевки, Свиридов протянул двести рублей.
– Многовато, товарищ старший лейтенант, – немного смутившись, отвечал водитель.
– Держи, не стесняйся, это тебе за быструю езду, – подбодрил Свиридов.
– А откуда деньги-то такие?
– Перед самым госпиталем два танка подбил, а премиальные мне только сейчас дали. Семьи у меня нет, а на одного многовато. Не стесняйся, бери!
– Ну спасибо, – с чувством сказал водитель. – Если что надо, так всегда буду рад помочь. У меня и время бывает свободное… Я к Семьсот двадцать четвертому артиллерийскому полку прикомандирован.
– Если понадобишься, непременно разыщем, – пообещал Свиридов, захлопнув дверь.
Переждав, когда на дорогу осядет тяжелая пыль, зашагали в сторону Макеевки, еще издали привлекавшей к себе внимание темными еловыми срубами, выстроенными в ровные ряды улиц. У каждого, даже у самого плохонького дома, добротная крыша; лишь дворовые постройки были покрыты соломой; у изб огромные огороды, в которых к солнцу тянулась сочная зелень; высокими кустами произрастала ботва, буквально вопя о хорошем урожае. Скотины немного, всего-то с десяток поросят на всю деревню; корова повстречалась лишь однажды, за которой приглядывал семилетний малец, зато повсеместно бестолково бегали куры. Деревушка, окруженная темным неприветливым лесом, выглядела небогато, но видно, на жизнь хватало. Луга скошены, а трава аккуратно уложена в скирды и укрыта ветхим тряпьем, закреплена от ветра тяжелыми досками. То бабья работа, а они без мужиков, убывших поголовно на фронт, справлялись. Даже плетни, огораживающие хозяйство, стояли прочно, не шатаясь, назло порывам ветра.
Без бурьяна тоже не обошлось: там, где были посевные травы, поднялись в рост лебеда с осокой. И сдаваться не собирались. Эту землю бабонькам не поднять, требовалась мужская сила, но лучших забрал фронт, а те, что остались, были немощные и старые, проводя большую часть времени с цигаркой на завалинке или просто на печи.
Бабы, попадавшиеся навстречу, в основном молодые и ядреные, приветливо здоровались и с интересом посматривали на нежданных гостей. Вышли на улицу Подлужную, взобравшись на самый склон, откуда хорошо просматривались и лес, темной полоской обрывающийся где-то у самого горизонта, и мелкая порожистая речушка, пьяно и зигзагами пробивающая дорогу среди торчавших на равнине останцов. Место живописное, совсем мирное, заставляло позабыть о войне, и только ее приметы, без конца цепляемые взглядом, – то заприметишь каркас сожженной машины, то покореженную пушку, уткнувшуюся стволом в землю, – заставляли поверить, что совсем недавно здесь шли тяжелые бои.
Замедлив шаг, Свиридов предупредил:
– Говорить буду я. А ты по сторонам смотри… мало ли чего. И палец на курке держи. Понял?
– Так точно.
– Вот и молодец, – подбодрил Свиридов.
Остановились у небольшого приземистого домика, нижними венцами зарывшегося в землю. Небольшие оконца со створчатыми ставнями, выкрашенными в зеленый цвет, смотрелись озорно.
Негромко постучавшись в дверь, Свиридов прислушался и аккуратно положил ладонь на расстегнутую кобуру.
За окном дрогнула занавеска, после чего мужской голос спросил:
– Вам кого?
– Я к земляку своему, Акиму, сказали, что он здесь проживает.
Дверь открылась, и на пороге в офицерском полевом обмундировании предстал высокий майор и, выговаривая каждое слово, произнес:
– Он уехал в прошлом месяце, но обещал заглянуть. Может, передать что-нибудь?
– Не нужно, – отвечал Свиридов, заметно расслабляясь. – Мы здесь проездом.
Распахнув дверь пошире, майор сказал:
– Проходите. Чего тут маячить? Сейчас о вас, наверное, вся деревня судачит. Гости сюда заглядывают редко, особенно такие справные мужики, как вы.
Негромко постукивая по крыльцу каблуками, прошли в сени. Потолки были низкие, темноватые, буквально давили на плечи, и Свиридов невольно пригнулся, как если бы в полной мере ощутил их многопудовую тяжесть.
– Почему двое? – спросил майор. – Я ждал целую группу.
– Наши дела немного пошли не по плану, а потом есть новости… Центр дал новое задание.
– И какое же? – насторожился хозяин. – Что-то я ничего такого не слышал. Ладно, сейчас расскажете, проходите в комнату.
Михаил Свиридов прошел в комнату, оказавшуюся неожиданно светлой и опрятной. Следом тяжело перешагнул невысокий порожек Храпов. Неожиданно Свиридов был сбит ударом кулака на пол, рядом распластался Алексей. Подняться Свиридов не успел – его тотчас оседлал крепкий, будто бы состоявший из сплошных мускул красноармеец и немилосердно принялся заламывать руки за спину.
Михаил невольно взвыл:
– Ыыы!!
– Заткните ему пасть, – спокойным голосом распорядился майор, выбивая из пачки «Казбека» душистую папироску.
Рядом столь же натуженно замычал Храпов. Он что-то хотел произнести, но оседлавший его старшина сунул ему в рот какую-то пахучую грязную тряпку, заставив умолкнуть.
Свиридов заворочался, пытаясь сбросить с себя красноармейца, но в его висок больно ткнулся ствол пистолета, и грозно прозвучавшая команда: «Не двигаться! Если не хочешь без башки остаться!» – заставила его замереть и безучастно наблюдать за происходящим.
В комнате, помимо майора и красноармейца, крутившего ему руки, находились еще два человека: старшина и лейтенант с пистолетом в руке, державший их на прицеле.
Майор закурил. Горьковатый теплый дым, наполнивший его легкие, доставлял ему удовольствие. Сладко прищурившись, он выпустил струйку дыма под самый потолок.
– Обыскать и связать покрепче, чтобы не рыпались, – распорядился майор, присаживаясь на стул.
Крепыш-красноармеец умело исполнил приказ. Старшина простучал каждого по карманам и, под снисходительную улыбку майора, вытащил из галифе по пистолету.
– Понаблюдай там за дорогой, – сказал майор лейтенанту, – посмотри, что и как. Если что-нибудь увидишь подозрительное, сразу доложишь!.. Я так понимаю, что ты здесь старший. Уж больно взгляд у тебя нехороший, – посмотрел он на Свиридова.
– Не ожидал… – произнес Михаил. – Неласково что-то вы своих встречаете.
– Хм, неласково… Ты бы ласку у баб поискал. Сейчас их много бедовых. А теперь давай отвечай начистоту, сколько вы привели с собой смершевцев? Как далеко они отсюда?
– Каких еще смершевцев?! Вы охренели, что ли?! – выругался Свиридов.
– Объясняю, – терпеливо проговорил майор, – военную контрразведку.
Подошел лейтенант и отрицательно покачал головой. Майор одобрительно кивнул.
– Никаких смершевцев мы не приводили. А сами вы кто такие будете?
– А к кому вы шли?
– Хотели встретиться с майором Колывановым.
– Я и есть Колыванов. И что ты мне хотел сказать?
– Уже все сказал! – кипятился Свиридов.
– И как ты сюда вошел?
– Обыкновенно! Сказал пароль, услышал отзыв, вот и вошел! Что тебе еще нужно?
– Пароль у тебя могла выбить контрразведка. А это они умеют! Ты мог и сам рассказать им про пароль… так сказать, по доброй воле. Ты мне вот что ответь, в какой разведшколе ты проходил подготовку?
– В Полтавской!
– Кажется, я что-то слышал о ней. Начальником у вас был лейтенант Бухгольц? Славный такой малый! Его просто нельзя без смеха вспоминать. Мы неплохо почудили с ним в Берлине.
– Хватит ломать комедию, Колыванов! Начальником органа в Полтаве был майор Петхольц, и я уверен, вы это знаете не хуже меня, – процедил сквозь зубы Свиридов. – А в феврале Полтавскую школу перебазировали в дачный поселок Пуща-Водица, что близ Киева. В июне школа передислоцировалась на остров Хортица в район Заполярья и сейчас официально именуется «Вахткоманда». Может, мне поименно назвать всех тех, кто проводил у нас занятия?
Майор широко улыбнулся, оставшись довольным ответом.
– Не надо. Похвально! Вижу, что ты следишь за судьбой своей школы. Я тоже в ней учился… Помнится, там была и женская группа…
– Она и сейчас там осталась, – несколько примирительно произнес успокоенный Свиридов. – Я буду вынужден сообщить о вашем самоуправстве командованию абвера. Своими непродуманными действиями вы могли сорвать важнейшее задание.
– Герасим, развяжи обоих, – сказал майор, обратившись к красноармейцу.
Боец расторопно выполнил приказ.
– Мастера вы руки вертеть, – растер Свиридов покрасневшие запястья.
– Как же я мог вам доверять, если вы должны появиться здесь только в самом крайнем случае.
– Этот случай настал. – Голос Свиридова приобрел прежнюю твердость. – Мое прежнее задание отменяется, но есть другое, куда более важное.
– И какое же?
– Мы должны убить Сталина.
– Это шутка, что ли, такая? – хмыкнул Колыванов.
– Мне сейчас не до шуток. В Гжатске остановился Сталин. Мы знаем, на какой именно улице, в каком именно доме он расположился.
– И как же мы это проделаем? – недоверчиво спросил Колыванов. – Его охрана расстреляет нас раньше, чем мы сумеем проникнуть в дом. Это и есть задание Центра?
– Да. Еще вот что… Руководить операцией поручено мне.
– Тогда приступим к исполнению… Хотя, на мой взгляд, это не самая лучшая идея. Смерть Сталина ничего не даст, разве что небольшую передышку в войне. Нужно уничтожить большевизм как систему… Хотя, – майор призадумался, – это будет та передышка, которая и позволит немцам одолеть Советский Союз. А за такое дело я готов рискнуть даже жизнью.