– А зачем? – вполне искренне удивился Колыванов. – Бабы мне и так дают.
– Ну-ну… Чего стоим? Давай затолкаем машину вот в тот пролесочек.
Машину откатили в кусты. С дороги ее сразу не увидишь, только когда подступишь вплотную. Так что к генералу она вернется не сразу.
– А теперь давай на шоссе, с этой стороны нас не ждут.
Вышли из леса и, держась друг от друга на некотором расстоянии, зашагали к шоссе. В вечернее время направление на Вязьму было не столь многолюдным, как днем. В сторону фронта двигались маршевые роты, состоящие процентов на восемьдесят из солдат, еще не бывавших на передовой, не лежавших под градом пуль, не знавших бомбежек. Половина из них пацаны, вырванные мобилизацией со студенческих и школьных парт. Их молодые лица, еще не знавшие бритвы, выглядели вызывающе молодо. Юнцы еще не верили в смерть, а потому находили время, чтобы подурачиться и пошалить. Даже на привалах между затяжными и изнурительными переходами не забывали своих мальчишеских игр. Их ребячество пройдет с первыми же разрывами снарядов, с первой смертью товарища, что случится на их глазах.
Так что в какой-то степени им следует посочувствовать.
Навстречу маршевым ротам двигались потрепанные воинские подразделения, немногие из тех, которым посчастливилось уцелеть. Полк на войне живет всего-то сутки, дальше – переформирование и короткий отдых. Но прошагавшие вразнобой бойцы не выглядели юнцами, хотя они были ровесники тех, что попались им навстречу. Их разделяла передовая, что глубокой межой прошлась по сердцам выживших. Каждый из них, пусть даже на малое количество лет, осознал, что уже никогда не будет прежним. На формирование они топали лишь затем, чтобы немного подлатать покалеченную душу и хотя бы на короткое время позабыть о пережитом.
А еще на дороге были танки, их было много. На большинстве из них еще не сошла даже заводская смазка. Техника двигалась ровными колоннами, слегка покачиваясь на небольших ухабах, напоминая корабли, колыхающиеся на волнах. Полуторки и трехтонки, груженные людьми, которых тоже было немало, аккуратно жались к обочинам, пропуская гремящие тонны железа. Подомнут и даже не заметят!
Немного подалее – перекресток, куда дисциплинированно и поочередно, по воле невысокой девушки-регулировщицы, въезжала военная техника. На каждой дороге, заметно затрудняя движение, стояли посты КПП. Невзирая на чины, останавливали всякого, придирчиво проверяли документы. Обременяя себя хлопотами, залезали в кузов, внимательно всматривались в лица пассажиров, у некоторых, кто, по их мнению, вызывал серьезные сомнения, проверяли документы. И лишь пролистав, всмотревшись в тайные знаки (на месте ли!), возвращали и давали разрешение на отъезд.
Одну легковую машину, в силу каких-то причин, проверяли особенно тщательно: открыли багажник и долго осматривали, затем обследовали салон. Полковник, хозяин автомобиля, отнесся к процедуре с должным пониманием, стоял в сторонке и курил, поглядывая за действиями уполномоченных.
Рота за ротой, слегка расшатанная долгой дорогой, пехота шла и шла в сторону передовой, и шлагбаумы почтительно взмывали вверх, пропуская на фронт людскую армаду.
Среди людского потока и нескончаемой техники, двигавшейся в сторону фронта, Свиридов заприметил парные патрули, которые неспешно переходили от одной группы военных к другой и ненавязчиво проверяли документы. Наверняка из местных комендатур, значит, ориентировки на них дошли и сюда.
– Не успокоились еще, – зло процедил Колыванов. – Все рыщут! По нашу душу пришли.
– Не переживай, прорвемся, будем держаться по двое, создавать толпу ни к чему, – отозвался Свиридов.
Вышли из леса. Ничем не примечательные. Точно такие же, как и тысячи других военнослужащих, топающих в этот час в западном направлении, сосредоточенные, серьезные. Общую массу людей объединяла единая цель, сопричастность чего-то большего, к чему каждый из них был подготовлен.
Где-то вдалеке, где разместилась большая группа солдат, заиграл горн, прерывая недолгий отдых и отдавая команду двигаться дальше. Его отголоски на самой высокой тональности добрались и до развилки, где тотчас были заглушены тысячами пар ног, шагавших не вровень.
Неожиданно рядом хлопнула дверца грузовика, и Свиридов, шагавший впереди, услышал восторженный голос:
– Товарищ старший лейтенант! Уж никак не думал, что вас повстречаю. Чего же вы пешком-то топаете?
Обернувшись, Свиридов сразу узнал водителя, с которым щедро расплатился, добираясь до Гжатска. Вот только никак не мог сообразить: радоваться этой встрече или все-таки напустить на себя горделивый вид. Но вокруг – шагающим и едущим – до их нечаянного разговора не было никакого дела.
– Отстал от своих, вот и догоняю.
– А чего же не на машине?
– Своей у меня нет, а к кому-то напрашиваться… не хочется!
– Так садитесь ко мне, – приободрился Фрол. – Нам по пути, сейчас дороги все на запад! Хоть какую-то часть пути на машине проедете, а дальше, может быть, еще кто подвезет.
Майор со старшиной стояли на значительном отдалении, старательно делая вид, что к происходящему разговору не имеют никакого отношения. Храпов стоял на шаг позади, дожидаясь распоряжений.
– Только я ведь не один, Фрол, со мной сослуживцы.
– А сколько вас?
– Четверо.
– Те двое еще? – указал он на майора со старшиной.
Быстро срисовал!
– Да, они самые. Подвезешь? Не беспокойся, не обижу.
– О чем речь? Конечно же, подвезу! Вы с майором садитесь в кабину. Как-нибудь разместимся… А старшина с сержантом пусть в кузов полезают. Только чтобы в кузове поосторожнее.
– А что у тебя там, снаряды, что ли? Не взорвемся? Глуповато было бы помирать глубоко в тылу.
Водитель рассмеялся.
– Хуже! Вещи и продовольствие большого начальства. За него и в штрафроту можно попасть.
– Не переживай, будем поосторожнее. Нам чужого не нужно. Товарищ майор, – позвал Свиридов Колыванова, – ты чего, как неродной? Давай со мной в кабину! А старшина с сержантом в кузове поедут. Только вы там в кузове не балуйте, – обратился Свиридов к старшине, – там вещи лежат, важно довезти их в целости и по назначению.
– Спасибо, сержант, – оживился Колыванов, – мы тебе еще и за хлопоты добавим.
Проворно, не заставив себя упрашивать, старшина и сержант перелезли в кузов. Старший лейтенант Свиридов и майор Колыванов расположились в кузове. Грузовик, коротко просигналив группе солдат, стоявших на обочине, заставил их расступиться и выехал на дорогу.
Глава 201 августа. Юхнова. Западный фронт
Остановившись у городского отделения НКВД Гжатска. Романцев, показав удостоверение сотрудника СМЕРШа, вошел в здание.
– Где у вас тут телефон?
– У начальника отдела, – оторопело проговорил дежурный, – это на втором этаже, сразу напротив лестницы.
Взбежав по высоким ступеням, Тимофей распахнул дверь, где в небольшой комнате за черным старомодным столом с большими массивными ножками сидел подполковник с добродушным лицом. В его простоватой внешности не было ничего такого, что могло бы указывать на связь со столь значительным ведомством. Казалось, что в этот кабинет он забрел случайно, просто ошибся дверью. Френч на нем смотрелся мешковато, что делало его полноватую фигуру еще более грузной.
Подполковник озадаченно смотрел на вошедшего старшего лейтенанта, усиленно соображая, как должным образом приструнить младшего офицера. В этот момент на его лице прочитывалась гамма чувств – от откровенного замешательства до строгости, отразившейся в бровях, малость сдвинутых к переносице. И вместе с тем обыкновенный житейский опыт шептал – повременить! Даже за малыми звездочками может прятаться значительная власть. И он сдержанно, спокойным голосом, поинтересовался:
– Что у вас, товарищ старший лейтенант?
– Извините меня, товарищ подполковник, за внезапное вторжение, я сотрудник военной контрразведки Романцев, мне нужно срочно позвонить начальнику СМЕРШа Тридцатой армии.
Подполковник даже слегка улыбнулся, давая понять, что ничего особенного не произошло. В этой жизни и не такое случается! А потом подбодрил:
– Чего встал? Проходи! Звони, если нужно.
Тимофей Романцев уверенно подошел к столу и поднял трубку.
– Товарищ подполковник, поймите меня правильно, разговор пойдет особо важный, я бы хотел остаться один.
Подполковник неодобрительно покачал головой, но в глазах плескалось веселье.
– Чего же с тобой сделаешь? Сейчас выйду. – И, уже не скрывая добродушной улыбки, произнес: – Далеко пойдешь, старший лейтенант! Вот молодежь растет! Сказали бы мне несколько лет назад о том, что старший лейтенант может выставить за дверь целого подполковника… Причем из его собственного кабинета… Ни за что бы не поверил! Ладно, пойду покурю, – примирительно произнес подполковник, – никогда не любил курить в кабинете.
Добродушный толстяк вышел, извлекая на ходу из галифе пачку папирос. Аккуратно, чтобы, по всей видимости, не тревожить старшего лейтенанта, прикрыл за собой дверь.
Тимофей Романцев быстро набрал номер полковника Мишина. Тот оказался на месте.
– Слушаю, – басовито произнес начальник контрразведки Тридцатой армии.
– Товарищ полковник, это звонит старший лейтенант…
– У тебя что-нибудь срочное, Романцев? – несколько раздраженно прервал Мишин. – У меня сейчас совещание.
– Срочное, товарищ полковник.
– Докладывай!
– В Гжатске выявлена весьма подготовленная диверсионная группа. Каким-то образом им удалось узнать, что в городе находится… – Тимофей сделал паузу.
– Не продолжай, понимаю! – быстро сказал Мишин. – Дальше!
– Место его расположения, улица Строителей, семнадцать, они забросали гранатами…
– Что?! – невольно ахнул полковник Мишин на том конце провода.
– Товарища Ста… Кхм… В это время там уже никого не было, – запнувшись, продолжил Романцев.
– Потери есть?
– Погиб сержант, что присматривал за домом. Мы пытались догнать диверсантов, – заметно волнуясь, продолжал старший лейтенант, – но им удалось уехать из города на автомобиле и скрыться.