млей – убили его не здесь, где-то в другом месте, после чего перетащили труп к кустам, подалее от людских глаз.
Тимофей Романцев вернулся к дороге. Так оно и есть – трава на обочине примята: немой свидетель того, что труп протащили именно здесь. Наклонившись, Тимофей внимательно осмотрел место преступления, прошел вдоль тропы, всмотрелся в примятость, в пообломившиеся ветки. Романцев и сам не знал, что именно разыскивает в густой и высокой, по самое колено траве, но был обязан обследовать каждый сантиметр поверхности, в надежде отыскать хоть что-то. На земле отчетливо обозначились следы волочения и отпечатки двух пар сапог. Одна пара, большего размера, с изрядно стоптанными подошвами; на правом сапоге обозначился значительный надрез (видно, поцарапал обо что-то острое), а вот вторые сапоги совсем еще новые, с небольшими потертостями во внутренних краях, – видно, их хозяин слегка косолапит. Подошвы по всему периметру подбиты тонкими гвоздиками, именно этой особенностью немецкие сапоги отличаются от советских. В точности такие следы были обнаружены подле хутора.
В густой траве, спрятавшись под самыми корнями, валялся небольшой клочок бумаги. Лежал он совсем недавно; не успел потерять первоначальной свежести; не запылился и не был побит дождями. Подняв листок, Тимофей Романцев развернул его. Это был небольшой листок, вырванный из блокнота. На нем в два столбца было написано несколько цифр, казалось бы, совершенно не связанных между собой. Но в действительности это был фрагмент зашифрованной немецкой радиограммы. Невероятная удача! Что же они передавали? Без кодовых таблиц расшифровать такой листочек будет непросто, тем более что шифр немцы меняют едва ли не ежедневно. Но важно другое – в этой группе есть радист. Не исключено, что это какая-то блуждающая по Западному фронту группа диверсантов, фиксирующая все, что приметно на дорогах. После чего увиденное передавали в Центр.
– Что-нибудь нашли? – заинтересованно спросил капитан военной прокуратуры у Тимофея, аккуратно разглаживавшего листочек.
– Сейчас трудно сказать, – не пожелал вдаваться в подробности Романцев. – Будет видно…
Свернув вчетверо найденный листок, он положил его в нагрудный карман гимнастерки.
– При себе убитый имел какие-нибудь документы, кроме удостоверения личности?
– Да. У него было предписание ехать с грузом в село Юхново. Насколько я понимаю, в грузе не было ничего секретного: какие-то продукты, одежда… Но вот почему это предписание было выдано не военной частью, хотя машина принадлежит именно автопарку дивизии, а отделом НКВД? Вот это непонятно.
– Покажите предписание.
Капитан протянул листок. На нем были печати отдела НКВД и подпись руководителя подразделения. Ничего особенного. Таких документов за время службы он просмотрел не одну сотню. На каждом из них имелись тайные знаки, по которым можно было выявить фальшивый документ. На этом листочке присутствовали все знаки, следовательно, предписание он получил непосредственно от руководителя НКВД.
– Можно его уже унести? – негромко спросил капитан. – Сейчас жара! Да и вообще…
– Да, конечно, – согласился Романцев.
Капитан дал знак двум бойцам, стоявшим в стороне и курившим самокрутки. Казалось, что к происходящему они не имеют никакого отношения, но едва капитан пошевелил пальцем, как тотчас курево было отброшено в сторону, и они двинулись в сторону неподвижного тела.
– Только вы это… – произнес старший лейтенант. Капитан в ожидании посмотрел на Романцева. – Поаккуратнее, что ли, – подобрал он подходящее слово.
Капитан понимающе кивнул и, посмотрев строго на бойцов, добавил:
– Слышали? Чтобы как-то по-христиански было.
– Так точно, товарищ капитан, – отозвался один из бойцов.
Не такие уж они и бесчувственные, как показалось поначалу.
Убитого положили на носилки, укрыв плащ-палаткой, и со всем надлежащим бережением вынесли из леса. Тимофей Романцев невольно посмотрел им вслед, сопереживая. Еще одного солдатика мамка не дождется.
На войне хоронят быстро, уже сегодня его зароют в жаркий сыпучий глинозем вместе с такими же горемычными. И единственное, что будет напоминать о его существовании, так это картонный монумент с крашеной звездой на вершине.
– И что ты думаешь обо всем этом? – спросил по-дружески капитан.
– Есть кое-какие соображения, – неопределенно проговорил Тимофей. – Тут в тылу одна группа диверсантов бродит, думаю, что это их рук дело. Так что это по нашей части… Дело это мы у вас забираем, формальности я беру на себя. – Капитан удовлетворенно кивнул. – А теперь нужно ехать. Чего стоишь? – строго посмотрел Тимофей на Захарчука, в задумчивости ковырявшего прутиком землю. – Разогревай мотор, поехали!
Загрузились в «Виллис». Рессоры мягко прогнулись, принимая ношу. Стараясь не наехать на торчавший из земли рваный проржавевший режущий металл, старшина выкатил из подлеска и покатил в сторону Юхнова.
Дорогу, ведущую в штаб Западного фронта, отыскали почти сразу – к нему через густую чащу была проложена грунтовка с грязными глубокими лужами. Местами дорога была разворочена тягачами и тракторами, а потому автомобили, приминая высокую траву, разросшуюся на обочине, старательно объезжали гиблые места.
По шоссе, не обращая внимания на грунтовую дорогу, уводящую в лес, с шумом проезжали грузовики, громко сотрясая расшатанными ходовыми, издалека извещая о своем появлении; катили танки, плотно и со всех сторон облепленные пехотой. Узкий въезд в лес на расстоянии тридцати метров патрулировали два автоматчика, строгими взглядами провожая каждую машину. Немного поодаль, спрятавшись в тени густого леса, просматривалась еще одна пара патрульных. Надо полагать, по периметру леса их насчитывается немало. В случае необходимости они могут навязать серьезный бой.
– Езжай по грунтовке, – наказал Романцев.
«Виллис» осторожно, будто бы пробуя землю на ощупь, двинулся, перекатываясь, как корабль в качку. Аккуратно въехал в глубокую яму, до самых краев наполненную дождевой водой; затем выбрался на сырую твердь, разбросав по сторонам большие комки грязи, и, прибавив скорость, покатил дальше.
Четверо автоматчиков вышли одновременно с двух сторон. Первая пара, стоявшая в отдалении, просто перекрыла дорогу, а вторая, невесть откуда взявшаяся, зашла сбоку, отрезая возможное отступление. Все грамотно, не придерешься! В действиях бойцов чувствовался немалый боевой опыт.
Придется остановиться. Никуда не денешься.
Старшина свернул на обочину (весьма удобное место для возможного разворота) и выжидательно посмотрел на Романцева.
– Двигатель не глуши, – сказал Тимофей, осознавая, что предупреждение излишне. На войне случается всякое, и Захарчук, не сказав ни слова, лишь только качнул бритой головой.
Тимофей Романцев вышел из машины и направился к тем, что стояли на дороге, неприятно осознавая, что в спину ему нацелены стволы. Автоматчики неохотно, явно совершая одолжение младшему офицеру, сделали навстречу несколько шагов.
– Куда торопимся, товарищ старший лейтенант? – спросил тот, что стоял немного ближе. Росточка небольшого, но вот ладони, сжимавшие автомат, выглядели невероятно широкими. И сам он не стоял, а подпирал землю крепкими мускулистыми ногами.
Тимофей вышел из машины, привычно козырнув, представился:
– Старший лейтенант военной контрразведки Романцев.
Солдаты восприняли представление спокойно. За некоторой показной сдержанностью просматривалось почтение. Но внешний беспристрастный вид бойцов так и говорил: «Нам приходилось видеть куда более высокое начальство».
– К вам случайно не подъезжал грузовик с номером НЗ 57–43?
– Полуторка? – по-деловому спросил все тот же плечистый боец.
– Да.
– Было дело, – признал он. – Часа два назад нарисовались. Хотели по этой дороге в штаб проехать.
– А среди них был старший лейтенант худощавого сложения с сухим мрачноватым лицом?
– Он с нами и разговаривал, – охотно отвечал крепыш.
– Что было потом?
– Когда мы их не пропустили, грузовик поехал дальше по той дороге, – показал он на шоссе, по которой двигалась колонна самоходок.
– А кто еще был в грузовике?
– В кабине еще майор сидел, но он молчал, а в кузове старшина был. Только я его толком не рассмотрел, он по другую сторону борта был. Может, прятался, кто там его знает.
– Как выглядел водитель?
– Водитель был молодой. Может быть, лет двадцати пяти, худой такой, особо ничего такого про него не скажешь… Ну, может, уши чуток оттопырены, не знаю, поможет ли…
– Нос у него был большой, – сказал другой боец, шагнув вперед. – Перебит, что ли, непонятно. Может, боксом когда-то занимался. Но было видно, что по этому носу ему частенько попадало.
– А как выглядел майор? Блондин? Брюнет?
– Волосы у него были темно-русые.
– Худой? Толстый? – торопил Романцев.
– Не худой и не толстый, – сказал все тот же жилистый боец, подумав, добавил: – На таких, бывает, смотришь, вроде бы и веса-то нет, а сила у них немереная.
– Может, какие-то приметы рассмотрели, вспомните! Это очень важно.
Крепыш пожал плечами:
– Вроде бы ничего такого, товарищ старший лейтенант. Вот только этот майор смотрел как-то нехорошо. Он мне как-то сразу не понравился.
– Может, надо было у них документы проверить? – посетовал Тимофей Романцев.
– У нас другие функции, нас в охранение поставили.
– Если грузовик все-таки появится здесь, попробуйте его задержать.
– Хорошо, товарищ старший лейтенант, – заверил крепыш. – Не оплошаем.
Глава 23Задержание
– Езжай, – сказал Свиридов, и Храпов, сделав большой круг по поднявшейся траве, повернул в обратную сторону.
В заднее зеркало автомобиля было видно, что автоматчики продолжали стоять на дороге, как если бы проверяли – действительно ли полуторка катит восвояси. И, убедившись, спокойно зашагали дальше, продолжая контролировать подступы к лесу.