Вот и посмотрим.
Глава 4Синопсис, чтоб ему!
Пора, однако, уже объяснить как-то двойное название книги. У неё и впрямь два лица. Одно — чёрное, другое — белое. Одно — чернокожий невольник на плантациях; второе — существо невидимое, но внушающее уважение. Одно символизирует труд низкий, презираемый, другое — относительно респектабельный, такой, который не стыдно упомянуть в приличном обществе. Собственно, в английском языке причиной замены литнегра на гострайтера (писатель-призрак — по-русски это всё же длинновато) стала политкорректность — изначально в знак уважения людей с чёрной кожей, но такая вежливость иррадиирует и на само занятие: вместо раба появляется работник. Рабу с плантации деваться некуда; работник вправе уйти. Раб трудится, только пока его подгоняют, работник не чужд высших стимулов. В данном случае — писательских…
Как оно вообще у меня происходит — писательство? За себя и за других?
За себя — понятно. Двумя способами. Первый — уже упомянутый выше — я называю «точка». Появляется какая-то ситуация или какой-то диалог, причём я могу даже не видеть сначала, кто говорит, просто что-то такое брезжит, страшное или забавное, или какая-то словесная игра. И вокруг этой точки облаком концентрируется всё остальное: сначала образы тех, кто говорит или с кем это происходит, потом их биографии, потом сюжет, складывающийся из кусков того, что случилось с персонажами. В процессе написания всё это, естественно, может меняться, и в завершённом произведении герои уже не совсем те, кто брезжился мне в начале.
Второй способ — обратное движение: от сюжета к героям и всему такому прочему. Обычно более трудный и тягомотный. Сюжет может болтаться у меня в голове несколько лет — и вдруг одномоментно обрести плоть и кровь. После этого можно уже прямо садиться и работать: всё получится.
Но в случае заказного романа нет у меня этих самых лет. А что же есть? А есть у меня десяток волшебных страничек под названием «синопсис».
Если верить Советскому энциклопедическому словарю, греческое слово «synopsis» (с ударением, кстати, на первом слоге, хотя все в издательстве упорно ударяли по второму) означает «обозрение». В те давние времена, из которых оно начало свой путь, обозревались битвы, государственные перевороты и прочие события важные, примечательные… короче, исторические. То есть — реальные. Много веков спустя это словцо стало обозначать изложение событий вымышленных — происходящих в романе, кратким содержанием которого автор желает поделиться с редактором, литературным агентом или другим заинтересованным лицом. События, подчёркиваю, вымышленные, однако приобретшие по крайней мере ту мнимую, но оснащённую живой плотью характеров и деталей несомненность, которой надлежит удерживать читательское внимание на протяжении тринадцати или около того авторских листов.
Профессия литературного негра заставила слово «синопсис» приобрести новый, непредвиденный смысл. Для литнегритянского племени синопсис — это такая цидулька, которая описывает события вероятностные. Сюжет, который ещё не написан, а существует только в голове сочинителя синопсиса (в моём случае это Двудомский); герои — едва намеченные призраки, голые функционирующие схемы, которые только предстоит обрастить плотью и кровью, и одеждой, и всем остальным.
Итак, вернёмся к событиям вскоре после заключения контракта, когда я была молодой неопытной литнегритянкой и верила в синопсис. Августовский погожий денёк только начался, муж только что ушёл на работу, а я сижу, штудирую выданные мне листочки с тяжёлым чувством, что я, бестолочь огородная, чего-то не понимаю… А не понимала я многого. Например, как преступник-искусствовед мог оставаться уважаемым в своей среде человеком с незапятнанной репутацией, несмотря на то, что трижды был замечен Интерполом в похищении шедевров живописи? Причём улик против него было столько, что ему лишь каким-то адским образом удалось выйти сухим из воды. И майор Пронюшкин на протяжении ста двадцати страниц упражняется в дедукции, многозначительно морщит лоб, хотя ему достаточно было связаться с базой данных Интерпола и получить виновного в краже картин из Эрмитажа на блюдечке с каёмочкой… Непонятно также было, как персонажи осуществляют телепортацию, умудряясь присутствовать в одно и то же время в разных местах: синопсис говорит, что матёрый рецидивист Веня Мокренький совершил убийство коллекционера Оглоблина тогда-то и там-то, зато десятью абзацами позже заявляет, что пресловутого Веню как раз в это время вызывали на Лубянку, где сильно трясли на предмет причастности к тому самому убийству. Может, я такая тупая и ничего не понимаю в детективах?
Но сильнее всего ввергала в недоумение финальная сцена. После того, как злодей-искусствовед (роль для великого актёра американских киноужасов пятидесятых годов Винсента Прайса!) был схвачен, изобличён и отдал следствию все похищенные шедевры, его подручные, вместо того, чтобы залечь на дно и воспользоваться деньгами, полученными от своего шефа, с оружием в руках захватывают Эрмитаж и устраивают там героическую оборону Севастополя. Спецназ и милиция штурмуют Зимний, то есть ныне Эрмитаж, попутно круша немереную прорвищу произведений искусства, но преступники держатся до последнего и гибнут — все как один.
Поведение, мягко говоря, неадекватное — учитывая, что о наркотиках речи не шло. Может, преступники добиваются освобождения своего обожаемого Винсента Прайса? Так нет же: они обрисованы как личности корыстные, давно хотевшие избавиться от искусствоведа, который отбирал у них львиную долю прибыли. Хоть какой-то мотив у них должен быть?
Об этом я решила посоветоваться — минуя ступени субординации — с главным редактором издательства, который велел обращаться к нему по всем вопросам.
— Алло, Александр Давидович? У меня такой вопрос…
В телефонную трубку я отчётливо слышала, как звонят другие гендиректорские телефоны, как заходят посетители в гендиректорский кабинет. Похоже, гендиректор был крайне занят. Игнорируя намёки на эту занятость — и стремясь показать себя как можно более добросовестным гострайтером — я принялась описывать ситуацию обороны и штурма Эрмитажа. Однако гендиректор, постоянно отвлекающийся на «Положи это вон в ту папку» и «Позже, позже», не увидел в ней преступления против логики. Чтобы показать, что именно здесь нелогично, я стала излагать более подробно. С тяжёлым вздохом он начал выдавать торопливые рекомендации, которые, будучи реализованы, добавили бы сумасшествия сюжету — и, вконец иссякнув, взмолился:
— Детка, ну у Двудомского песок из мозгов сыплется, ну придумай что-нибудь!
Хоттабыч не был виноват в том, что накропал Двудомский. Он просто хотел поскорей отвязаться — от него, от меня, от злодея-искусствоведа и от синопсиса. Он руководил гигантской, будем откровенны, коммерческой организацией. Разве не наплевать ему было на то, каким образом выстроятся события проходной бульварной книжонки, которую всё равно кто-нибудь купит и прочтёт?
До меня со скрипом неимоверным доходило: если я дотошно буду следовать всему, что начирикано в синопсисе, это не понравится издательству. Последующие события подтвердили эту печальную догадку. Возможно, когда-то мой подшефный, так сказать, автор, отражая в синопсисах свой богатый милицейский опыт, делал это связно, логично и увлекательно, озаряя литнегров пламенным творческим энтузиазмом; ведь первые его (хотя уже и тогда не его) произведения неплохо оценила критика! Всё может быть… Я этого золотого века не застала. Мне достался век суконный, если учесть, каким языком излагались данные; или даже липовый — исходя из того, насколько неправдоподобными, натужными и бредовыми были события очередного детектива из серии о майоре Пронюшкине. Ну ладно, к оригинальности сюжетов как таковых я не придираюсь: много ли их вообще в мировой литературе, сюжетов-то? А что касается детективных произведений, круг и подавно сужается… Но, казалось бы, располагая тривиальным, но крепким сюжетом, можно довести его до совершенства? Увязать все концы с концами, расставить в правильном порядке персонажей, выверить даты… Так нет же! То и дело на глазах рассыпается версия происшествия. Эти ляпы повторяются с такой досадной периодичностью, что навевают подозрение: если Двудомский в бытность свою милиционером так же относился к алиби обвиняемых, сколько же народища он безвинно отправил в тюрьму?
Ну а что же, спрашивается, оставалось делать мне? Я слегка повздыхала от того, что никто не мог оказать мне поддержку, а потом села за компьютер и сделала всё по-своему. Переставила события синопсиса местами. Отныне роман увенчивался захватом главного злодея, который, как и полагается этому разряду персонажей, отчаянно сопротивлялся, оставив за собой множество человеческих жертв. А Веня Мокренький преспокойно пришил коллекционера, однако его быстро вычислили по характерному удару в череп справа (Веня был левшой) и его любимому орудию убийства — гаечному ключу. Я немного трусила, ведь я была юной и неопытной литнегритянкой, но, забегая вперёд, скажу: никто не упрекнул меня в самоуправстве.
Любой коллега-литнегр, осиливший по крайней мере два заказных романа, согласится с товарищем Лениным — и со мной: синопсис, как и марксизм, не догма, а руководство к действию.
Глава 5Ноутбучная эпопея
Надо сказать, что за время малых заработков я отвыкла от денег… Нет, в магазин за картошкой бегала регулярно, время от времени покупала себе какую-нибудь экзотическую тряпочку в секонд-хэнде, но для меня как-то совершенно перестала быть ясна стоимость предметов, не входящих в постоянный ассортимент. Сколько стоит качественная дамская сумка? А телевизор, холодильник, прочая домашняя техника? Могу я теперь себе это позволить или нет? Пришло время проверить. Первая серьёзная покупка назрела в связи с трудовой необходимостью: выяснилось, что выработке дневной нормы в двадцать тысяч знаков мешают факторы не столько умственные, с этим проблем пока не было, сколько физические. В частности, моя и без того кривая спина, которая от сидения за компьютером намеревалась принять форму восьмерки. Писать лежа от руки, а потом все за час перепечатывать? Не вариант: я решительно не хотела тратить на майора Пронюшкина больше времени, чем он заслуживает. Ноутбук! Точно, мне нужен ноутбук. Эти красивые компактные машинки давно меня завораживали, но что толку было на них облизываться без собственных денег? Теперь деньги есть. Ура! С ноутбуком можно будет печатать и лежа, и брать его с собой на дачу, и… Сплошная оптимизация!