Из-под двери сочился свет.
Трезвонит телефон. Колючие молоточки звонка стучат по вискам, я закрываю глаза от боли. Подхожу, поднимаю трубку.
— Алло!
— Мое почтение, старик.
— Привет, Бенас.
— Скучаешь?
— Как на физике.
— Не прошвырнемся? Есть предложение.
— Я весь внимание.
— Для начала — в киношку. Потрясная картина. Потом в парке Вингис массовое гулянье. Авось чего перепадет… Ну, как?
— Не знаю…
— А кто знает, старик? Долгие раздумья к добру не приводят. Раз, два, и…
— Вообще-то ты гений, Бенас.
— Не часто слышу от тебя умное слово.
— Когда?
— В три. У кино «Жвайгжде».
— Заметано, Бенас.
— Ариведерчи, старик.
Гудки в трубке.
Мама смотрит на меня и удивляется: какой взрослый сын; собирается уходить, не спросясь у нее; еще свяжется с шайкой… А может, и нет, может, ее мысли где-то… не здесь?
— Бывает, люди удаляются друг от друга и ничего не могут поделать, — говорит она негромко, словно сама с собой. — Вращаются они… летят… и все дальше и дальше друг от друга. И все системы управления бессильны… Ведь это люди.
Я так и вижу новую ее гравюру — бесконечное пространство, небесные сферы, падающие метеоры и потухшие звезды. И два человека — крохотных и ничтожных, затерявшихся в этом хаосе… Это уже готовая работа? Или она только сегодня вечером возьмет в руки резец?
— Человек идет, бежит… И даже не находит времени, чтоб задуматься — зачем?
— Что ты говоришь, мама? Я ничего, ну, ничего не понимаю! — жалуется Саулюс, дернув ее за руку.
— Нам пора, — наконец говорит она извиняющимся голосом. — Пробежимся по магазинам, и — домой.
Ее дом не здесь. И дом Саулюса — не здесь. А этот дом — бывший… Щелкает сумочка.
— Возьми, Арунас, на мелкие расходы.
— Не надо. У меня есть.
Я прячу руки за спину.
— Отец дает?
Она впервые упоминает отца и вдруг теряется, будто сказала что-то глупое.
Хлопает дверь, по лестнице удаляются шаги.
На столе лежит пятирублевка.
За что она сунула мне пять рублей?
ПОНЕДЕЛЬНИК
Юрате стоит перед рядами парт с бумажкой в руке.
— Предлагайте, товарищи.
Она — наш свежеиспеченный идейный руководитель. Была девочка как девочка, не выделялась из других кривляк, а тут вдруг стала неприступной, как-то остепенилась даже. Честно говоря, мы сами ее и выбрали. Кто-то предложил, а мы — ура! Кому охота брать на свою шею этот хомут? Юрате покочевряжилась для порядка, поохала, что не справится, а теперь взялась за дело. «Товарищи, товарищи…» Не исключено, что мы поставили ее на первую ступеньку карьеры… Если это так, мы поступили по-свински — не только приговорили Юрате всю жизнь сидеть в девах-общественницах, но и превратили в бумажный цветок: ни запаха, ни красоты — все для парада.
— Товарищи, мы должны составить план работы. Предлагайте сами.
Честно, ей пора на трибуну.
— Давайте с писателями встретимся.
— С поэтами. С Бложе.
— Умер твой Бложе.
— Брешешь. Вчера видел.
— А почему с Бложе?
— Он пишет стихи без рифм и носит бороду.
— Тише, товарищи. Давайте по одному.
Я выдираю из тетради письменных работ по математике два листка. Наверху аршинными буквами вывожу: «АРБЕРОН». Справа, помельче: «1967, сентябрь, № 2».
— Прошу, товарищи.
— Давайте по грибы сходим.
— Это безыдейно. Лучше — металлолом…
— Нельзя у пионеров работу отнимать.
— Давайте с солдатами встретимся.
— А кто будет отвечать за девочек?
— Хамы!
1. Раз человек молчит, это еще не значит, что он — рыба и клюнет на удочку.
2. Прав не обязательно тот, у кого самая большая глотка.
3. 1 % не всегда повторяет 99 %.
4. Скорей уж слон пролезет в игольное ушко, чем вовремя кричащий «ура» свернет себе шею.
(Если есть что добавить — валяй!)
5. . . .»
Пропустив несколько строчек, пишу:
«О чем сейчас думаешь?»
Подвинув «Арберон» Наглису, снова весь обращаюсь в слух.
— Товарищи!.. Ну, товарищи! Ну, успокойтесь, товарищи!..
Голос у Юрате срывающийся, лицо пунцовое. Отчаялась, бедняжка. Вот даже руки подняла. Нет, нет, она не сдается. Она хочет справиться с классом, прибрать его к рукам. Крепко держать.
— Неужто вас не интересует, товарищи, что мы, комсомольская организация, предпримем в первый триместр?!
— Ты секретарь — вот и думай.
— С двойками будем сражаться!
— Мы не Дон Кихоты.
— Успеваемость для нас превыше всего, товарищи. Вот это — дельное предложение.
— Это всех заботит, не только комсомольцев.
— Не будь анархистом.
— Ну, тише, товарищи!.. Мы выслушали здесь различные мнения, приняли во внимание ценные замечания…
Черт возьми, как быстро она насобачилась! Кто мог подумать!..
— Товарищи, намечен следующий план работы.
— Это кто наметил?
— Зачем тогда вся эта комедия?
— Я-то знал. Как и всегда.
— Выслушайте, товарищи. Во-первых, собрание на тему: «Все народы нам братья».
— Уже было! В позапрошлом году!
— Помолчи. Повторенье — мать ученья.
— Плюс зануденье.
— Во-вторых: «Комсомольцы — горячие сердца».
— Мы в восторге!
— И, в-третьих, товарищи: «Учиться, учиться и еще раз учиться». Это собрание будет о принципиальном значении учебы.
— Голосую левой и правой!
— Давайте все трижды крикнем: «ура!»
— Но ты мне скажи, Юрате… извините, товарищ секретарь! Кто этот план составил?
Дурак этот Наглис. Вспыхнул, словно спичка, руками размахивает. В первый раз на собрании, что ли?
— Мы обсудили… в комитете… и согласовали с директором школы…
Юрате растеряна. На носу блестят бусинки пота, на нас она не смотрит. Правда, она скоро приходит в себя и бросается в атаку:
— Может быть, эти вопросы потеряли актуальность, товарищи?
Оторопев, все пялятся на Юрате. Впервые мы видим ее такой воинственной.
— Может быть, хоть один из этих вопросов политически неверен, товарищи?
Ко мне возвращается сложенный листок, и я быстро вписываю там, где поставил «5». «Не разрешай нападать на себя, и сам переходи в наступление, руководствуясь одной мыслью: ты выполняешь указания вышестоящих и непогрешимых». И начинаю читать испещренные разными почерками странички.
«О чем я думаю? А ни о чем. Абсолютно ни о чем. Славно не думать ни о чем…
«Бабушка как-то рассказывала, что Христос вошел в храм и нашел там торгашей, ну, по-нашему, барахолку. Взял палку и разогнал всех. Вот бы мне сейчас палку!
«Кишки скрутило. Не знаю, хватит ли сил дождаться конца собрания.
«Хорошо, что есть кому прижать учителей, чтоб они не ставили двоек, а если уж поставили, то чтоб не поленились исправить.
«Почему мы вечно придуриваемся и смеемся над всем и вся? Над учителями, над приятелями, над Юрате… Не пора ли приглядеться к себе?
«Вспоминаю, как мы вступали в комсомол. Целым классом заполнили анкеты, вызубрили по фразе-другой из Устава. Нас поздравляли, перед нами выступали, призывали другие классы последовать нашему примеру, учиться у нас коллективной сознательности. Октябрята сунули каждому из нас по цветочку и глядели на нас, как на героев. А возвращаясь домой, мы забрались в темную подворотню и выдули три бутылки вина — «обмыли это дело», а потом подрались. Классная руководительница замяла наш подвиг, дальше класса не пошло.
Не очень-то весело, как подумаешь.
Наглис писал, наверно. Его почерк; ну, конечно, он. Между прочим, он неохотно присоединился к нашей газетке. «Зачем эти глупости, мужики? Детская забава». Забава-то, оно, конечно, забава, но интересная. Писать все, что думаешь, говорить всю правду до конца. И смеяться, хохотать во всю глотку. «А какой в том смысл?» — спросил Наглис. Он всюду ищет смысл. «Чтоб очистить душу», — ответил я. Наглис подумал и согласился: «И правда, иногда скапливается много всякой гадости».
— Товарищи! Второй вопрос повестки дня — текущие дела. — Юрате читает вопрос по записке. Она уже устала и начинает спешить. — В последние дни, товарищи, на страницах классного журнала появилось немало неудовлетворительных отметок. Хотя сейчас лишь начало учебного года…
Боже мой, с ума можно сойти, когда девчонка из твоего же класса, которая на письменной по алгебре с мольбой поглядывает на мальчишек, чтобы те прислали шпаргалку, садится к ним же на шею и воспитывает так, что сама директриса позавидовала бы. Вот где был зарыт талант общественницы!
Все, стиснув зубы, слушают, а я открываю последнюю страничку газетки. Вот это да, ребятки, о-го-го!
Факт, это наша математичка Теорема и химичка Колба.
«На высокой крутой трибуне вспыхнул комсомольский огонек…»
Юрате, точно она! Ой, гори, огонек…
— Вопросы будут, товарищи?
— Все ясно.
— Закругляйся.
— Повестка дня исчерпана, товарищи, так что собрание комсомольской организации считаю закрытым.
— Минутку, товарищи! — Рута, читавшая у меня из-за плеча «Арберон», хлопает в ладоши. — Забыли отправить благодарственное послание нашей химичке!..
— В газетку!
— Пиши, Арунас.
Рута диктует, я пишу:
«Ваша болезнь спасла нас не только от тяжкого часа после уроков, но и от все новых и новых двоек. Хворайте себе на здоровье и на счастье нам!