— Почему? — прошептала Жени.
— Плохо тебя слышу. Если ты не согласишься на встречу со мной, я дам указание адвокатам прекратить всяческое финансирование. А это означает для тебя конец Гарварда. Ты вылетишь оттуда, и тебе, как большинству безродных, придется зарабатывать на хлеб собственным потом.
— Но… — что-то подхлестнуло ее мысли, заставило думать логично. Если официально она все еще его подопечная и зависит от него, не значит ли это, что и он обязан выполнять условия сделки, пока ей не исполнится двадцать один год?
А этот возраст наступит всего через несколько недель. Чем тогда может грозить ей Бернард?
— Скоро твой день рождения, — продолжал он. — Тебе будет двадцать. Целый год до того, как ты станешь «свободной женщиной», — Жени расслышала, как он усмехнулся. — Слишком свободной, если угодно. Без положения и без мужа…
Дальше она его не слушала. Сердце подпрыгнуло внутри. Он и в самом деле сказал «двадцать»? Она была почти уверена в этом. Он просто забыл ее возраст, перепутал на год.
Ему, конечно, не трудно проверить. Но если он так уверен, то это не придет ему в голову.
Жени решилась испытать удачу:
— Я встречусь с вами. 11 мая, в конторе вашего адвоката.
Бернарда удивило, что Жени передумала так внезапно. Он стал размышлять, чем это было вызвано, но решил, что она просто поняла, что так поступить в ее интересах, ей нужна его опека и лучше забыть о том прискорбном случае.
Он не станет ее умолять, с удовлетворением сказал он себе. Пусть все идет своим чередом. В течение лета сделает ее своей женой и даст все, что только не пожелает это прелестное создание. Оба они сумеют не вспоминать о его безумии.
Когда память стала постепенно возвращаться и картину за картиной воспроизводить в уме, Бернард ужаснулся тому, что сделал с Жени. Сначала он не хотел в это верить, убеждал, что живые образы, встающие перед глазами — лишь продолжение «болезни».
Но приходилось верить, и стыд обволакивал его, как густой сироп, сковывая движения. Потом он вспомнил, чем кончилось их сражение — как Жени свалила на него лестницу и лишила сознания. Неужели она хотела его убить?
Если так, они были квиты. Но если она просто защищалась, то Бернард теперь в ее руках. Девушка может его шантажировать, а клан Вандергриффов ее поддержит. Ему станут угрожать судом…
Вскоре после Пасхи врач Бернарда объявил, что он совершенно поправился, и в тот же день бизнесмен решил, что женится на Жени — для собственного спокойствия и из-за ее красоты. Его жена будет предметом зависти для всех, но принадлежать — только ему.
Звоня Жени, он ждал отпора — и вместо уговоров стал запугивать. Проверенная тактика — и много раз приводила к успеху.
Бернард с нетерпением ждал 11 мая, когда он упросит, убедит или принудит Жени. В двадцать лет она стала потрясающей женщиной! Хотя и осталась мелковатой.
Адвокат провел его в отделанный красным деревом кабинет, и Бернард понял, что Жени еще не пришла. Через пятнадцать минут он начал нервничать.
— Крепитесь, — юрист слишком уж по-свойски положил ему руку на плечо. — Девушка не придет.
— Что это значит? — сердито спросил Бернард. — Конечно, она придет. Не может не придти.
— Думаю, что может, Бернард, — отозвался адвокат. — Видите ли, вчера Жени исполнился двадцать один год. Она совершеннолетняя.
24
В день свадьбы Жени проснулась в четыре утра и тихо лежала в постели, прислушиваясь к собственному сердцебиению в теплом полумраке. Она думала о своем подвенечном наряде: длинной юбке, цвета слоновой кости, волочащейся за ней, кружевной отделке, облегающих заканчивающихся разрезом рукавах до оснований пальцев. Платье было зимним, купленным для свадьбы в декабре. Для июня шелк был плотен, но оно оказалось слишком красивым. На голове — испанского стиля простая кружевная мантилья.
Бледный свет начинал проникать в комнату: светлые пятна длинными пальцами легли на простыне.
Ей поможет одеться Мег, только Мег, хотя портниха будет рядом, в соседней комнате. Сама Мег наденет темно-бежевое с оранжевым. Эти цвета ей великолепно идут. Со дня смерти Филлипа она похудела, но прежняя живость к ней вернулась, и она выглядела привлекательно, как никогда. Хотя и постарела, думала Жени.
Внешность Лекс тоже стала лучше. Под руководством Мег она научилась обращаться с косметикой, чтобы кожа казалась гладкой и здоровой. И она потеряла несколько фунтов во время длительных прогулок, на которые брала с собой «Phaedo» или «Crito» Платона. Она увлеклась чтением древних, хотя предпочитала об этом не говорить, по-прежнему оставаясь молчаливой. Она как будто жила в своей скорлупе, не замечая мира вокруг.
В шесть тридцать Жени услышала, что в дверь тихонько скребутся, словно внутрь пытается проникнуть кошка или даже мышь. Она встала и повернула ключ.
— Привет, Жени, — за дверью стояла Лекс в легком хлопчатобумажном платье и с босыми ногами. Жени заметила, что подруга уже наложила на кожу грим и вымыла волосы: и теперь они были накручены на толстые розовые бигуди. Лекс отказывалась от услуг парикмахера, приглашаемого Мег в дом.
— Входи, — улыбнулась Жени. Лекс будет прекрасно выглядеть на свадебных фотографиях рядом с Пелом или с ней самой.
Прежде чем войти, Лекс нервно секунду помялась на пороге:
— Я на минуту.
— Садись.
Но Лекс продолжала стоять.
— Давно не была в этой комнате, — проговорила она. — Пришла тебе сказать… — она запнулась, беспомощно взглянула на Жени и начала снова. — С сегодняшнего дня… Да, сегодня… Ты ведь почти… Черт возьми, Жени, надеюсь, ты счастлива… Я надеюсь…
Жени шагнула вперед и обняла Лекс. Подруга отступила, опустила к полу глаза и продолжала:
— Пару лет назад я мечтала, чтобы мы стали сестрами. И теперь мы почти сестры. А прошлое…
— Пусть останется прошлым, — докончила за нее Жени.
Лекс кивнула.
— Но оно не совсем таково — никогда не останется прежним, — Лекс села на стул рядом с туалетным столиком. — Прошлое, Жени, точно ловушка. Я много думала об этом, — Жени пододвинула к подруге свой стул с искристой обивкой. — Да, похоже на ловушку. В один прекрасный день кончается детство, но ты не знаешь когда, и все, что ты не хочешь знать или чувствовать — остается внутри.
Жени подалась вперед, чувствуя, каких усилий стоило Лекс разговаривать с ней вот так.
— Все в порядке, если ловушка закрыта. Но стоит ей чуть-чуть приоткрыться, и все демоны вырываются наружу, — она посмотрела на Жени с мольбой. — Понимаешь, что я хочу сказать?
— Думаю, что понимаю, — кивнула Жени. — Мне самой часто хочется запереть свое прошлое.
— Правда?
— Наверное. Ведь многие это чувствуют. Прошлое есть прошлое, и никто не в силах его изменить. Пустая трата времени, — в первый раз после несчастного случая Жени ощутила себя как в Аш-Виллмотте, когда и ей, и Лекс казалось, что они знают друг друга с детства.
— Конечно. Я не могу вернуть назад отца.
— Тебе его недостает.
Лекс впервые заговорила о Филлипе после его смерти.
— Ужасно, — Лекс судорожно сглотнула. — Когда он был жив, я и не представляла…
— Чего?
— Как мне хочется быть похожей на него. Или заставить его мной гордиться.
— Он тебя очень сильно любил. Очень о тебе беспокоился.
— Все, что я ему приносила, — грустно заметила Лекс, — это беспокойство. Не гордость. Иногда мне казалось, что я его ненавижу. Но это потому, что я не могла ему дать того, что хотела. А теперь — слишком поздно!
Жени поежилась, вспомнив, как с отвращением отстранялась от прикосновений отца. Может быть, и ей слишком поздно пытаться дать что-либо отцу?
Она заставила себя вернуться мыслями к Лекс:
— Пел во многом похож на Филлипа. Может быть, через него…
Лекс кивнула:
— Я думала об этом. Ты очень тонко чувствуешь, ты об этом знаешь, Жени. Будешь хорошим врачом. Теперь мы одна семья. Будешь лечить меня на дому, — она усмехнулась. — Сестра.
— Спасибо, — ответила Жени.
Лекс поднялась и направилась к двери:
— Увидимся на представлении, — в ее голосе вновь зазвучали насмешливые нотки. — Если от возбуждения ты свалишься в обморок, я тебя подхвачу.
— Спасибо, — повторила Жени, на этот раз с улыбкой.
Под звуки органа Эли провел ее через придел к алтарю, где ожидал Пел. Он смотрел на нее, и Жени тоже подняла взгляд на жениха. Эли опустил руку, и Жени удивленно скосила на него глаза, как будто не ожидала здесь увидеть. Потом снова перевела взгляд на Пела. Он явно нервничал, был бледен, и это успокоило Жени. Они застенчиво улыбнулись друг другу и повернулись к священнику.
«Дорогие возлюбленные…» — Жени пыталась сосредоточиться на словах, скользивших, словно нанизываемые на нить драгоценные камни. Она машинально повторяла за ним:
— Я, Евгения Сареева, торжественно клянусь…
Потом заговорил Пел, и они надели друг другу кольца. Жени пришлось помочь Пелу: его руки дрожали и он никак не мог продеть кольцо через костяшку безымянного пальца. Потом они вновь повернулись к священнику, и тот напомнил, что они могут поцеловаться. Повиновавшись, молодожены рассмеялись.
Потом она снова шла через церковь, но на этот раз рука об руку с мужем. Гости вставали со скамей, приветствовали молодых. Впереди всех стояла Мег. Она улыбалась, и по ее щекам катились слезы, и Жени подумала, как Мег, должно быть, скучает по Филлипу. Пел увлекал Жени сквозь море лиц, и ей пришла в голову мысль: «Я замужем». Среди других она выискивала одно лицо, но не находила…
Потом они вышли из церкви под всполохи вспышек и солнечный свет и сели в лимузин. Машина унесла их от фотографов и репортеров, промчала по Парк-авеню, мимо квартиры Вандергриффов, где должны были состояться свадебные торжества. Жени спросила, куда они едут.
— Сюрприз, — ответил ей Пел, с раскрасневшимся от счастья лицом. Мы успеем на свадьбу, сначала немного покатаемся.
Они проехали на юг, почти до самой оконечности Менхэттена, и остановились у официального здания.