Он хотел схватить Раймонда за плечи, встряхнуть, оторвать от дурацкого кресла, он даже потянул за один ремень — без толку, застежки не разорвать! Глаза Раймонда уже ни о чем не просили. В них были отчаяние и пустота. Сверху на лица лился бледный серебристый свет, и из-за него зрачки казались тусклыми, а волосы на лбу — почти седыми.
Стэн собрался попробовать как-нибудь отвязать Крушителя, но вдруг заметил, что в комнате есть еще одно кресло. Пустое.
— Твое, — улыбнулся Фентон Мальтраверс, заметив, куда смотрит Стэн.
Он снова вынул из кармана пульт и нажал на какую-то кнопку. Стена, через которую вошли Стэн с Флоеллой, медленно поползла обратно. Чик. Две половинки сомкнулись.
«Готово, — подумал Стэн. — Мы попались. Заперты в белой ужасной комнате. Здесь нет двери. Отсюда не выйдешь. И никто не поможет, никто не узнает, где мы».
— А сейчас посмотрите-ка на мой кабинет, — сказал Фентон Мальтраверс. Он не хрипел, не сипел, не шепелявил, в общем, говорил совсем не так, как вампиры и привидения в фильмах, но Стэн с большим удовольствием побеседовал бы сейчас с любым ожившим покойником, лишь бы оказаться подальше от этого добродушного на вид человека.
Тем временем стенка, у которой стояли кресла Раймонда и Крушителя, отодвинулась, и за ней появилась еще одна комната.
В ней ничего не было, только стол. Чистенький, белый, а на нем — инструменты. Стэн видел такие в больнице. Блестящие ножнички, тонкие острые иглы. До таких страшно дотрагиваться, того и гляди проткнешь палец. Папочка говорил, что даже настоящие хирурги долго учатся с ними правильно обращаться. Детям нельзя близко к ним подходить. А если они попадут в руки к злодею… страшно подумать, что может случиться.
Фентон Мальтраверс уже стоял у стола. Он вытянул длинные пальцы и схватил скальпель. Повертел его, помахал им, проверил, хорошо ли наточен. Лезвие ярко блестело и со свистом рассекало воздух. Фентон Мальтраверс с улыбочкой поглядывал на Флоеллу и Стэна. Похоже, он был доволен.
Потом он облизнулся, как кот, который собирается еще поиграть с маленькой мышкой, и поставил палец на кнопку пульта. Теперь он смотрел на Стэна с задумчивым любопытством.
«Хватит-хватит, — подумал Стэн. — Неужели осталось еще что-нибудь?»
Но третья стена уже поехала в сторону; Показался шкаф с ящичками и множеством полок.
Стэн взглянул на него и чуть не умер от страха. Из шкафа вдруг вывалился странный булыжник. Нет, это снова скульптура: огромная серая тяжеленная крыса. Она окаменела, потому что увидела что-то ужасное. Крыса спрятала морду в лапы, оскалила зубы и поджала хвост. Она так выгнулась, что было сразу понятно: ей ужасно, ужасно страшно.
У Стэна затрясся подбородок. Он прижал его рукой, но это не помогало. Пальцы тоже тряслись, даже локти и плечи. Флоелла погладила его по щеке и неуверенно заявила Фентону Мальтраверсу:
— А ну-ка, перестаньте! Нам уже надоело!
Фентон Мальтраверс запрокинул голову и захохотал. Смех был прежний — они уже слышали его на лестнице. Смех человека, который радуется, когда другим плохо.
Ботинки опять зашлепали по полу, и он оказался прямо перед Стэном. Мальтраверс нагнулся и с трудом поднял крысу.
— Давненько мы с ней не видались, — пропел он и, прижав крысу к груди, замер, глядя на Стэна.
Потом щелкнул крысу по носу и забормотал:
— Испугалась, испугалась, бедняжка. Да, бывает… Знаешь, когда за тобой гонится страх, можно и… окаменеть.
Тут он опять засмеялся. Хихикнул несколько раз, как будто ему был известен какой-то очень интересный секрет. Теперь он стоял совсем рядом со Стэном. Мог бы коснуться его рукой. Длинной, костлявой рукой.
Стэн отпрыгнул назад. Ему было гадко и страшно и очень хотелось оказаться сейчас у себя в спальне. И он тоскливо подумал: «Хорошо бы это был сон».
А Фентон Мальтраверс все еще говорил. Он как будто читал их мысли.
— Хочется проснуться в теплой кроватке и забыть нехорошие сны? — Голос у него был сладенький и ужасно противный. — Нет, милые мои, у нас тут все на самом деле. Запутались совсем? Думаете: кто он такой? И как сюда попал? И что ему от нас надо? Не волнуйтесь, узнаете. Я вам все объясню.
Он разговаривал с ними теперь, как добрая старая учительница с непонятливыми учениками. Наверное, так говорят настоящие гипнотизеры.
— Только сначала кино, — провозгласил он и нажал на кнопку.
Тотчас же с потолка спустился большой белый экран и повис над столом. Началась передача. Скорее всего, это была запись какой-то давнишней телевизионной программы. Важный господин в сером пиджаке медленно читал разные сообщения.
«Суд принял наконец решение по делу Фентона Мальтраверса, — говорил диктор. — Его единогласно поддержали все врачи нашего города».
На экране теперь была женщина. Она стояла в большом светлом зале и громко читала по бумажке:
«Мы рассмотрели все обстоятельства этого дела и решили запретить Фентону Мальтраверсу заниматься хирургией, так же как и любой другой врачебной деятельностью».
Потом экран на секунду погас, как будто из пленки что-то было вырезано, и женщина заговорила снова.
«Ему не разрешается продолжать его научные эксперименты, которые, как выяснилось, вредно влияют на здоровье участвующих в них людей».
И снова диктор:
«Этот хирург, который еще недавно считался одним из лучших наших врачей и ученых, был известен прежде всего своими исследованиями деятельности мозга. В последнее время он увлекся психохирургией и неоднократно заявлял, что научился вылечивать с помощью новых, им самим придуманных операций некоторые серьезные повреждения рассудка. Его бывший коллега Эдвин Ларусс обратил внимание наших сограждан на жестокость подобных опытов».
На экране что-то мигнуло, и заговорил другой человек. Высокий, просто огромный, старый и седой.
Странно: Стэн был уверен, что раньше его уже где-то видел.
«Это очень-очень печально, — говорил человек. — Я работал раньше с Мальтраверсом и знаю, как много он сделал для развития современной науки. Но сейчас он занялся тем… — Он покачал головой. — Понимаете, врачи и ученые всегда должны оставаться людьми, они должны любить своих пациентов».
И вот на экране сам Фентон Мальтраверс. Почти такой, как сейчас. То же худое лицо, та же седина, те же длинные пальцы. И все-таки он с тех пор изменился. Раньше он был гораздо приятнее. В нем было еще что-то вполне человеческое. Да, все дело в глазах. Они смотрели пристально и мрачно, но не так злобно. Не холодно.
«Здесь, разумеется, какая-то ошибка, — объяснял он, глядя прямо на зрителей. — Мою работу неправильно поняли. Я уверен, что в недалеком будущем меня ОБЯЗАТЕЛЬНО оценят по заслугам. Уверяю вас, вы еще не знаете, кто такой Фентон Мальтраверс».
Экран погас.
— А теперь, — прошептал на ухо Стэну бархатный голос, — настало время выполнить свои обещания.
17Страх
Стэн прижался к теплому Флоеллиному плечу. Флоелла на секунду обернулась, и Стэну показалось, что глаза у нее растерянные и от страха очень большие.
Но Флоелла вдруг заговорила, и Стэн с облегчением услышал знакомый, звенящий от нетерпения голос.
— Ну, да, да, помню, конечно, — произнесла она.
Фентон Мальтраверс с любопытством уставился на нее:
— И что же ты помнишь, а, детка?
— Что раньше вас все считали великим ученым.
— Раньше? — Фентон Мальтраверс прищурился.
— Да, когда вы писали книжки про то, как устроены люди, почему они умеют думать, как они чувствуют и что запоминают. Когда вы лечили людей… — говорила Флоелла.
Лоб у нее был бледный-бледный, а щеки, наоборот, горели. Она кричала, и голосок у нее почему-то стал ужасно тонкий, она почти охрипла.
— Раньше, когда вы делали доброе дело.
— Добрее некуда, — захихикал Фентон Мальтраверс. Вернее, он просто растянул в улыбке губы, а глаза у него оставались такими же колючими и злыми.
— А потом вы совершили один нехороший поступок, — продолжала Флоелла, быстро переводя взгляд с одной стены на другую.
«Хочет заболтать его. Решает, как нам отсюда сбежать, — подумал Стэн. — Без толку. Никуда он нас не отпустит».
Стэну казалось, что комната потихоньку уплывает куда-то. Здесь так жарко и душно и очень трудно дышать. И думать тоже трудно.
— Нехороший поступок? — переспросил Фентон Мальтраверс. Он прошаркал к столу и стал сдувать со своих ножичков несуществующую пыль. — Я всего-навсего проделал научный эксперимент.
— Вы нашли двух братьев, по-моему, они были близнецы, и… — начала Флоелла, но он не дал ей договорить.
— Они были серьезно больны. Плохо учились в школе, ни с кем не дружили — расстройство психики, так это называют ваши врачи. На самом деле все гораздо проще: просто у них в мозгу сломались кое-какие детали. Согласитесь, друзья мои, я неплохо придумал: одного отдал этим докторам — пусть попробуют сделать что-нибудь своими разговорчиками и таблеточками. Зато другого я взялся вылечить сам — разрезал, исправил, зашил. Так аккуратненько! Вспомнить приятно.
— Но он же умер, вы что, забыли? — попыталась вставить Флоелла.
— Ну и что? — преспокойно ответил Фентон Мальтраверс. — Да, признаться, я думал, что он окажется повыносливей. С виду такой здоровяк… Впрочем, операция была сложной, так что, может быть, даже будь он посильнее… Но что там теперь говорить, главное — все мои предположения оказались совершенно правильными, я сделал кучу новых открытий. Честно говоря, никогда в жизни мне не было так приятно, как в тот день.
Флоелла сжала в кулаки руки и прокричала:
— Как вам не стыдно быть таким эгоистом!
— А в чем дело? — удивленно спросил Фентон Мальтраверс. — Я совсем не хотел, чтобы он умер. Но раз уж так получилось, не останавливать же мне из-за этого работу!
— А тот дяденька по телевизору сказал… — не унималась Флоелла.
— А, Эдвин Ларусс! — перебил ее Фентон Мальтраверс и сморщился, как будто откусил лимон. — Эдвин Ларусс, — повторил он и стал играть ножницами — раздвинул их, соединил, погладил пальцем. — Он мне просто завидовал.