Как покажут дальнейшие события, дело было, конечно, не в женоненавистничестве. Замкнутый, постоянно ожидающий подвоха со стороны, недоверчивый к людям вообще, Андрей сторонился всех и каждого, особенно девчонок, про которых его отец придумал афоризм, запомнившийся еще с детства: «Девчонка — не собака, она другом быть не умеет!» Кроме того, у Малахова просто не было времени, как он выразился, на «разные там ухаживания», поскольку «сходняк» поглощал все, без остатка.
И вдруг — Татьяна! У нее были завитушки на висках и длинная коса, «почти что красавица, — сказал Андрей, — но дело не в этом». В чем же? Оказывается, Татьяна Лотова отличалась от прочих девчонок тем, что была «резвой», говорила «на тему» и «не считала меня дураком». Последнее было, как я понимаю, главным, из-за чего Андрей нарушил «железный принцип».
Сначала он посматривал на Татьяну, потом они стали разговаривать, потом «дальше — больше», по выражению Андрея, а еще потом произошла сенсационная история со сбором металлолома. Андрей в нем, конечно, не участвовал, но вдруг увидел, как девчонки, среди которых была Татьяна, тащат тяжелую батарею, целую секцию. Он вдруг подошел, решительно отодвинул всех, взвалил секцию на спину и отнес на сборный пункт. «Весь класс, — вспоминала Лотова, — валялся в обмороке».
Я не буду рассказывать, как они гуляли вечерами, ходили в кино, и он стеснялся купить ей плитку шоколада, потому что она непременно спросила бы, откуда деньги, а он «почему-то» не хотел ни врать, ни сознаваться. Не буду говорить и о том, как Андрей перестал кривляться у доски и строить рожи, как выучил стихотворение по-немецки, получил четверку и поразил тем самым всех, даже преподавательницу, но только не Лотову, которая иного от него не ждала. Для нас с вами, читатель, не столь важна фабула отношений, сколько «мораль», однажды ставшая ясной Андрею. Он подумал: «А ну их всех к черту!» — и относилось это к Бонифацию и «сходняку».
Стало быть, там, где бессильны были десятки взрослых и умных людей, и целые организации, и наука с теорией, обыкновенная девчонка с завитушками на висках вдруг оказалась способной совершить чудо. Кто возьмется проанализировать действие таких тонких и великих чувств, как любовь и дружба, в сравнении с воспитательными мероприятиями школы или беседами Олега Павловича Шурова? Кто попробует научно объяснить, почему дорога к сердцу человека иногда оказывается благодатней, чем дорога к разуму?
Однако чуду, к сожалению, не суждено было свершиться. У нормальных человеческих отношений всегда больше «доброжелателей», нежели у ненормальных. Сначала девчонки в классе стали нашептывать Татьяне, чтобы она остерегалась «этого психа» и обходила его стороной. Потом мальчишки продемонстрировали Лотовой «бешеный нрав» ее друга, публично передразнив его шепелявость и заставив побелеть, покраснеть к позеленеть от гнева. А потом вмешалась сама Евдокия Федоровна, сходив к родителям девочки и официально предупредив, что снимает с себя ответственность, «если что случится». Справедливости ради скажу, что Татьяна не сразу охладела к Андрею, что резкого поворота в ее отношении к нему не произошло, но при Андреевой подозрительности, при его недоверии к людям и одного «не такого» взгляда Тани могло быть достаточно. Теперь уже он сам искал возможность убедиться, что она не лучше других, а кто ищет, тот находит.
В один прекрасный вечер Андрей выследил, как Татьяна прошла домой в сопровождении мальчика из соседнего класса, у которого был собственный магнитофон. Что подумал Андрей, я не знаю. Знаю, что он сделал: бросил кирпич в Танино окно и убежал, — возможно, в слезах и страданиях.
Нет, не стекло разлетелось вдребезги, погибла еще одна, быть может последняя, надежда на спасение. Не впервые в своей жизни Андрей оказался на перекрестке двух начал: мрачного и светлого. Куда идти, в какую сторону? Сделать ли попытку оставить Бонифация и зашагать вслед за Татьяной? Убежден, Андрей прекрасно понимал перспективу, связанную с одним и другим решениями, — и все же он бросил кирпич в свое будущее. Собственной рукой. Почему? Каков механизм его поступка? Что там сорвалось у него, не зацепилось за благоразумие, хотя бы за инстинкт самосохранения?
Сократу принадлежат слова: «…Я решил, что перестану заниматься изучением неживой природы и постараюсь понять, почему так получается, что человек знает, что хорошо, а делает то, что плохо». К сожалению, Сократу не хватило жизни, чтобы ответить на вопрос. «Процесс преобразования моральных норм в конкретные поступки — это во многом еще очень не ясный и не изученный процесс», — заявил на страницах «Литературной газеты» советский психофизиолог П. Симонов.
Но, допустим, Андрей Малахов удержался бы и не бросил кирпич в окно, не порвал бы свою дружбу с Таней Лотовой. Любой его мотив нас бы устроил? Нет, не любой. Мы хотели бы, чтобы «хороший» поступок Андрея был совершен не потому, что так надо поступать, а потому, что Андрею так хотелось бы, чтобы он не мог иначе, чтобы он привык к подобного рода поступкам. Однако для этого подростку необходим эмоциональный опыт, необходима нравственность, ставшая его натурой, — но откуда они у Андрея? За пятнадцать прожитых лет человек еще не умеет накапливать опыт. Значит, «не до жиру», и мы готовы согласиться с поступком, который опирался хотя бы на понимание Андреем своего долга. Но для того чтобы поступать вопреки желанию, то есть «по долгу», нужны высокое сознание, сильная воля и умение руководить собой. Увы, в пятнадцатилетнем возрасте подростки, как утверждают психологи, еще лишены возможности полностью овладеть аппаратом волевого и сознательного управления своими потребностями и желаниями.
Печально и то обстоятельство, что взрослые не могут силой навязывать детям правильных решений, они способны только поддержать их собственные усилия, дать им ускорение, но первый толчок должен идти изнутри! Этот толчок был у Малахова негативным: он бросил в окно кирпич…
Я прихожу к жестокому для Андрея выводу, что независимо от того, изучен или не изучен механизм совершения различных поступков, судьба Малахова была прежде всего в его собственных руках. Никто, кроме Андрея, не виноват в том, что он не сумел, оказавшись на перекрестке двух начал, избрать правильное продолжение. Но скольких усилий стоило ему мужественно пережить событие? Не брать в руки кирпич? Дождаться следующего дня и разрешить недоразумение с Татьяной? Сохранить ее дружбу? Спасти надежду на собственное спасение?
На другой день, уже в классе, он сделал Лотовой подножку, продолжая мстить. Она неудачно упала, и с сотрясением мозга ее увезли в больницу. Такого «перевыполнения программы» Андрей и сам не ожидал и был, наверное, обескуражен, но вдруг почувствовал, что его больше заботит не состояние Татьяны, а то, как он теперь выкрутится из неприятной истории. «А пусть докажут, что я не случайно!» — подумал он по своему обыкновению и начиная с этого момента быстро и удивительно легко избавился от первого чувства. Разрыв с Татьяной он воспринял как избавление от сомнений по поводу Бонифация и всего, что с ним было связано, как долгожданную возможность вновь превратиться в того, кем он был прежде.
В колонии, вспоминая по моей настоятельной просьбе о Лотовой, Андрей не только демонстрировал полное безразличие к ней, но уже, думаю, был в этом искренен. На вопрос, почему вдруг однажды он помог девчонкам тащить батарею, Андрей долго не мог ответить, потому что не помнил самого факта, да так и не вспомнив, сказал: «Наверное, силу хотел показать, при чем тут Лотиха?» И Татьяна, если читатель не забыл, на мой вопрос: «Вы вспоминаете Андрея?» — ответила: «А зачем?»
Спасение не состоялось.
ХАМЕЛЕОН. Не могу не рассказать еще об одной попытке вернуть Андрея на путь истинный. Роман Сергеевич, узнав о заседании комиссии, решил воздействовать на сына испытанным методом: поркой. Из этого ничего не получилось, и не потому, что физическое наказание никогда не действовало и не могло подействовать на Андрея, а потому, что сын впервые в жизни вдруг оказал отцу сопротивление. Преодолеть его Роману Сергеевичу, как я понимаю, ничего не стоило, но когда он увидел ощетинившегося Андрея, и отвертку у него в руках, бог весть откуда взявшуюся, и бешеные глаза, он где-то внутренне сломался и, хотя издали щелкнул сына солдатским ремнем, предпочел тут же отложить его в сторону и более судьбу не искушать.
И задумался. Тоже впервые в жизни. На следующий день Роман Сергеевич, созвонившись с Шуровым, явился в милицию. Там состоялся у них разговор, подробности которого оба они не помнят, за исключением единственной — Олег Павлович надоумил Малахова срочно подключить к делу заводских ребят: пусть, мол, возьмут над мальчишкой шефство, хуже не будет.
В обеденный перерыв, как потом, криво усмехаясь, вспоминал Роман Сергеевич, он нашел Сашу Бондарева, которого, ко всему прочему, знал как слушателя собственных лекций по технике безопасности, и сказал ему: так, мол, и так, ты отличный самбист, Саша, душа-человек, авторитетный бригадмилец, прекрасный слесарь, — помогай, чем можешь! Улыбнувшись в ответ двумя рядами белых зубов, Саша Бондарев сказал: «Ну что ж, Роман Сергеевич, при случае, конечно, займусь, вы нас познакомьте».
Случай скоро представился. Только прошу читателя не обвинять меня в вымысле, такой роскоши я не могу себе позволить в документальном повествовании, хотя и понимаю, что столь драматический оборот дела способен вызвать подозрение в его реальности. Так или иначе, а однажды вечером, отправляя Андрея на очередное «задание», Бонифаций вдруг сказал: «Слушай, Филин, а не оформить ли мне над тобой официального шефства? Смотри, доиграешься — и оформлю, тем более твой отец просил!»
У меня такое впечатление, что Андрей в какой-то момент оказался обложенным со всех сторон — в окружении, из которого не было выхода.
ОДИНОЧЕСТВО. Осталось «пять минут» до ареста Малахова. Читатель уже имеет представление о том, как относились к нему самые разные люди, пока он был на свободе. А как относятся сегодня — к уже осу