— Справляюсь с чем? — растерялась Сильвия.
Несколько мгновений Джек недоверчиво смотрел на дочь, потом указал ручкой на букву «д». Сильвия удивилась, что не догадалась раньше.
— Ой, — воскликнула она, глядя, как отец указывает на остальные буквы. — Как я справляюсь с деньгами? Прекрасно. У меня есть все что нужно. Поэтому спасибо, если ты хочешь предложить мне деньги, спасибо, но деньги мне совершенно не нужны.
Сильвия подняла с пола сумку и бесцельно перерывала ее содержимое, тщетно пытаясь успокоиться. Она подняла глаза, только когда отец дважды резко ударил по столику. Но он улыбался, он был исполнен дружелюбия: «У миня много».
— Правда? — спросила она. — Это очень хорошо.
Внезапно Сильвию охватило отвращение. Она вдруг поняла, что ей трудно разговаривать с родителями, потому что они так и не признались себе, что она оторвалась от них. Из страха, из чистой вежливости, из нежелания доставлять себе неприятности или, быть может, просто из робости они делали вид, что ничего не случилось, продолжали играть свои старые фальшивые роли и не могли переключиться ни на что другое. Пелена мгновенно спала с ее глаз, как бывало всегда, когда ее охватывал гнев. Хотя дело было не в гневе, а в ее непреклонной решимости сбросить старую фальшивую маску, разделаться с ложью, воскресить правду. Она не знала, с чего начать, слова пришли сами собой.
— Папа, ты знаешь, что мама не умеет читать и писать?
На лице Джека промелькнуло изумление, потом лицо его словно опустело. Он больше не смотрел на Сильвию, его взгляд устремился в окно.
— Ничего не поделаешь, я тоже не знала. А Стюарт знал. Он заметил, когда был маленьким.
Джек снова разглядывал Сильвию. Он все еще держал ручку. Неуверенно он составил ответ: «Я знал».
Но Сильвия заметила его изумление и не сомневалась, что отец лжет. Они снова надели маски.
— Ты, наверное, устал. Хочешь, чтобы я ушла? — спросила она.
Сильвии пришлось повторить вопрос, прежде чем отец кивнул. Когда Сильвия закрыла за собой дверь, у нее в глазах стояли слезы. Из холла доносились голоса Гарри и Греты. Под аркой стоял мужчина, которого она заметила на Мэкли-стрит. Сильвия улыбнулась: — Гай!
— Мама сказала, что ты меня узнала. — У Гая был ломкий, надтреснутый, но довольно приятный голос.
— Не вполне, — сказала Сильвия. — Купил ты пирожное?
— Я просто слонялся по улице, — ответил Гай. — Разглядывал сладости, одежду, драгоценности. Ты наверняка уже слышала, что я безнадежен.
Сильвия, все еще улыбаясь, повернулась к Гарри:
— Мы даже не поздоровались.
— Да, не вышло. — Кивками в сторону Гая и Греты, насмешливым тоном Гарри хотел сказать Сильвии, что судьба продолжает играть с ними в ту же игру.
— Как ты нашла Джека? — вмешалась Грета.
— Меня поразило, что он ухитряется делать столько движений. Мне кажется, он все еще очень… — Сильвия сделала неопределенный жест рукой, — очень…
— Очень какой? — спросила Грета.
— Сильный.
— Да, он сильный человек, — сухо подтвердил Гарри.
— Удалось ему что-нибудь тебе сказать? — продолжала Грета.
— О да. — Сильвия вздохнула.
— Как раз перед твоим приходом у нас здесь началась ссора, — сказал Гай.
— Ничего подобного, — возразила Грета.
— Мать продала ковры.
— Они в чистке.
— Я даже не заметил, что ковров нет, — удивился Гарри.
— Где тебе заметить, — заявил Гай. — Но уж кто наверняка бы заметил, — Гай повернулся к Сильвии, — так это твой отец.
— Я, пожалуй, пойду, — сказала Сильвия.
В коридоре она услышала, как Гарри спросил Грету:
— Мама, ты правда продала ковры?
Сильвия вышла в сад позади дома. Под цветущей сливой она бросила сумку и легла на траву. И только тогда поняла, что, сказав отцу о неграмотности Молли, выдала тайну, которую мать хранила с огромным трудом.
Сильвия вышла из дома в надежде, что Гарри присоединится к ней, но, услышав шаги в траве, поняла, что идет Гай. Он остановился рядом и смотрел на нее сверху вниз, его темная голова и плечи на фоне нежного облака цветов настолько резали глаза, что Сильвия испугалась, будто впервые увидела, как груба человеческая плоть. Гай сел на траву рядом с Сильвией, поднял голову и взглянул на дерево.
— Среди этих цветов видны головки маленьких херувимов.
Слова Гая помогли Сильвии представить себе, каким женщинам он нравится.
— Цветы хороши и без херувимов, — сказала она.
— Жаль, что матери придется расстаться с садом.
— Кто сказал, что придется?
— Сама расстанется, если так пойдет дальше. Ковры с пола — только начало. Кончится тем, что все пойдет с молотка, а Грозный Командир будет посиживать в кресле и царствовать среди развалин.
— Надеюсь, до крайности дело не дойдет.
— Кто этому помешает? Ты?
Сильвия села и подняла руки, поправляя прическу.
— Рози и Гарри без конца восхищаются, какая ты справедливая, — сказал Гай, — какая умная, да еще бессребреница и так далее, все в том же духе. Но я-то считаю, ты просто изворотливая.
Сильвия с любопытством взглянула на Гая. Из-за нависавших бровей и чересчур пухлых губ он казался глуповатым.
— А может, и бесчувственная, — добавил Гай.
Его улыбающееся лицо приблизилось к ней чуть не вплотную.
— Как и ты, Гай, — мгновенно, не раздумывая, выпалила Сильвия. Она встала и взяла сумку, в это время Гарри открыл кухонную дверь и пошел к ней по траве. Гай застонал, опрокинулся на спину и уперся обеими ногами в ствол сливы. Гарри остановился около его головы.
— Гай тебе сказал? — спросил он Сильвию.
— Что сказал?
— Тебя зовет отец. Мама попросила Гая передать тебе.
— Я забыл, — пробормотал Гай. — У меня было важное дело, я пытался ее охмурить.
Сильвия и Гарри пошли по траве назад к дому, Гарри положил руку на плечи Сильвии. — Правда пытался?
Сильвия рассмеялась так радостно, что сама удивилась.
— Гаю нужен подручный для его делишек.
Прижимая Сильвию к себе, Гарри вел ее не к крыльцу, а к кухне, и как только за ними закрылась дверь, обнял и поцеловал.
Сильвия засмеялась и с облегчением вздохнула. Они снова поцеловались, потом еще и еще. Наконец они отстранились друг от друга, но Сильвия задержала руку на плече Гарри, она смотрела ему в лицо и улыбалась.
— На этот раз изменились мы оба.
— Куда подевалась твоя африканская прическа?
— Она мне надоела.
— Когда я услышал, что ты возвращаешься, не мог поверить своему счастью. Как раз когда ты мне так нужна.
Сильвия сняла руку с плеча Гарри.
— Боюсь, если я тебе так нужна, ты скоро разочаруешься.
— Нет.
— Разочаруешься. — Сильвия снова приблизилась к Гарри, но прикоснулась к нему только ладонью. — Мне нельзя было возвращаться. — Сильвия говорила почти шепотом. — Я все делаю не так. Говорю не то, что хочу. Хожу как пьяная.
— Вспомни, сколько ты летела.
— Неважно, я правда ничего не могу. Австралия — не для меня. Здесь все меня гнетет. Я лучше пойду. Отец…
— Погоди.
На этот раз Сильвия после поцелуя все еще улыбалась.
— Я думала, ты заведешь молоденькую девочку.
— Я думал, ты заведешь молоденького мальчика. Вроде того в Лондоне. Лет на восемь моложе тебя.
— Я думала, девочка будет лет на двадцать моложе тебя.
— Ты всегда была второй самой нужной мне женщиной на свете.
— Второй после Маргарет?
— Да. Ты не сердишься?
— Нет. Мне всегда нравилось… мне нравилось, что ты так сильно любишь Маргарет.
— Придешь ко мне вечером?
— Да. Только имей в виду, я тебя предупредила. Ты разочаруешься. Такой я и буду: как пьяная.
Сильвия быстро вошла в комнату отца. Перед Джеком лежал открытый телефонный справочник. Он указал фамилию, номер телефона и с помощью алфавита объяснил, что Сильвия должна связаться по телефону с Кейтом Бертеншоу и попросить его непременно прийти в понедельник. Отец путал буквы, но она поняла.
К телефону подошла женщина. Она была явно чем-то раздражена.
— Кейт только что вошел. Кто его спрашивает?
— Я звоню по поручению Джека Корнока. Меня зовут Сильвия Фоли.
— Ах, дочь. Сейчас спрошу, может ли Кейт с вами поговорить.
Указывая на буквы в алфавите, отец повторил свою просьбу: «Нипременно понидельник». Сильвия кивнула. В трубке раздался высокий неторопливый голос:
— Да? Говорит Кейт Бертеншоу.
— Мистер Бертеншоу, отец просит вас заехать к нему в понедельник.
— А в чем дело, миссис Фоли?
— Не знаю, мистер Бертеншоу.
— Что ж, скажите ему… сейчас соображу… скажите, что я постараюсь заехать во вторник.
Сильвия прикрыла трубку рукой.
— Он говорит — во вторник.
Живая половина рта Джека Корнока опустилась и стала похожа на мертвую. Джек взял ручку. Когда он указал на буквы п, о, н, Сильвия кивнула и сняла руку с трубки.
— Отец настаивает на понедельнике, мистер Бертеншоу.
— А вы действительно не знаете, в чем дело?
— Не имею ни малейшего представления, — ответила Сильвия.
— Тогда, наверное, лучше мне самому поговорить с ним.
— Он хочет поговорить с тобой, — сказала Сильвия, но отец оттолкнул трубку. Сильвия покачала головой: — Так мы будем переговариваться целый вечер. Выслушай его, пожалуйста.
Отец взял трубку, а Сильвия отошла к окну, она забыла, что могла бы этого не делать, так как отец хранил молчание. Джек Корнок сидел с невозмутимым видом, держал трубку у уха и рассеянно смотрел по сторонам. В этой позе, освещенный лучами заходящего солнца, он был так похож на самого себя лет двадцать — тридцать назад, что у Сильвии шевельнулась надежда услышать знакомый голос, веселый, теплый, несмотря на угрожающие нотки, звучавшие, даже когда отец шутил, разговаривая в ее присутствии со своими партнерами. Сильвия редко видела тех, с кем говорил отец, но благодаря обрывкам сотен услышанных разговоров она довольно четко представляла себе, как выглядят люди, интересовавшие отца. Встретив кого-нибудь из них, она говорила себе: вот кому звонит отец. В ночном клубе, где Сильвия разносила напитки, они подзывали ее, подняв палец. Те, кто в барах хватал Стюарта за пуговицу и рассказывал ему о подвигах отца, тоже принадлежали к этим людям, считала Сильвия, они только одевались похуже и зарабатывали поменьше. Но человек, говоривший сейчас с отцом, был совсем другого сорта, он ничем не напоминал прежних собеседников отца.