уется для связывания пленниц и рабынь. Мужчина распустил узел и, под вновь начатую барабанную дробь, распахнул горловину мешка. Но лишь когда барабанщик достиг кульминации звука и скорость, он отпустил полы мешка, и во внезапно наступившей тишине, перед заинтригованной публикой появилась прекрасная фигура обнаженной женщины, голова которой была скрыта в мешке, а на запястьях красовались рабские наручники. Фокусник с достоинством поклонился толпе.
Могло показаться, что выступление завершено, и на подмостки даже прилетело несколько монет.
— Постойте! — крикнул кто-то в толпе.
— Кто это? — поддержал его другой.
— Это же другая девка! — торжествующе закричал первый.
Могло показаться, что фокусник просто обезумел от испуга, и только и ищет возможности, как бы половчее скрыться с помоста.
— Показывай нам ее! Открывай ее! — заорали в толпе зрителей.
Иллюзионист, делая вид, что неохотно уступает толпе, делая это лишь по необходимости, и под беспрецедентным принуждением, развязал мешок. А затем, вдруг расцвел победной улыбкой и резким движением сдернул мешок. Это была она! Та же самая девушка, конечно! Она улыбнулась и, качнув головой, отбросила свои прекрасные локоны за спину. Теперь, сопровождаемый восторженным ревом толпы, на подмостки полился настоящий дождь из монет. Девушка, поддержанная фокусником под руку, грациозно вышла из сундука. Она, широко улыбаясь, опустилась на колени. Теперь, когда на ней больше не было ни одежд свободной женщины, ни мешка на голове, стал отлично виден стальной ошейник. А кроме того она все еще носила рабские браслеты, и у меня не было ни малейшего сомнения, что эти были настоящими, и держали ее аккуратно и бескомпромиссно, с типичным гореанским совершенством.
Я сам, не удержавшись, бросил на подмостки золотой тарновый кружок. Заметившая это рабыня удивленно посмотрела на меня. Возможно, она никогда не видела такой монеты прежде. За эту монету можно было бы купить несколько таких женщин, как она.
— Спасибо, добрый Господин! Спасибо, благородный Сэр! — крикнула она, поскорее хватая желтый диск и подзывая фокусника.
— Весьма искусная труппа, — прокомментировал стоявший около меня мужчина.
— Да, — согласился я с ним, но тот уже отвернулся, и скрылся в толпе.
Заговоривший со мной мужчина, был без маски, впрочем, как и я сам. Хотя маски были обычным делом во время карнавала, и большинство в толпе их носило. Стоит упомянуть, что в это время особо популярны, самые причудливые костюмы. В толпе можно было встреть самые невероятные и дикие маски и наряды, что, в общем-то, было одной из особенностей карнавала. В это время, проводятся даже парады карнавальных костюмов, а за самые лучшие и экстравагантные присуждаются призы, причем в нескольких различных категориях. Хотя, большинство, конечно, делает это не столько ради победы в конкурсе или получения призов, сколько, если можно так выразиться, ради самого карнавала, ради получаемого от этого удовольствия. Впрочем, я предполагаю, что кроме простой забавы и удовольствия от нее, присутствует и польза в психологическом плане. Переодевшись, люди могут, например, получить возможность примерить на себя иные, новые для себя личности, разогнать скуку, разбить рутину повседневности, сбросить напряжение, и так далее. Кто-то получает возможность для дурачества, не боясь за это быть осмеянным, кто-то любит пошутить, иногда даже весьма грубо, попроказничать, разыграть знакомых и незнакомых. Кто был тот весельчак, что вылил пагу Вам на голову? Кто именно был тем нахалом, могла бы задуматься свободная женщина, что отвесил ей столь внезапный, столь неожиданный и столь увесистый шлепок по ягодицам? А может еще повезло, что наглец не сдернул вуаль и не сорвал с ее губ сладкий поцелуй? Да и был ли этот незнакомец, на самом деле незнакомцем? А кто те парни в одеждах касты врачей, что потчуют друг друга лекарствами, после которых они скачут и катаются по мостовой, как будто от серьезного недомогания? Они что, в самом деле, врачи? Не правильнее ли будет предположить, что они — лесорубы или уборщики из арсенала. Карнавал, с его свободой и вседозволенностью, часто используется как мужчинами, так и женщинами, как время для мимолетных любовных интрижек, и тайных свиданий, участники и участницы которых, зачастую даже не знают друг другу. Тут маски просто незаменимы, особенно если партнеры предпочитают так и оставаться анонимными. Людей в масках, кстати, время от времени можно встретить на Горе, и вне развлечений карнавала. Часто их преимуществом пользуются люди, путешествующие инкогнито, либо те, кто по той или иной причине, не хочет быть узнанным в определенном месте или в определенное время. А уж упоминать про их использование бандитами и разбойниками, и вовсе, было бы банальностью. Бывает, что ватаги молодых знатных бездельников, выходят прошвырнуться по улицам города, дабы отловить для своего вечернего развлечения зазевавшуюся прелестницу рабыню. Банды выходцев из низших каст, развлекающиеся подобным промыслом, редко утруждают себя ношением масок в подобных ситуациях. Эти могут позволить себе быть относительно открытыми в данном случае. Чего им опасаться? Тела рабынь общедоступны, а на неприятности связанные со скандалом, им по большому счету наплевать.
— Пага! — закричал мужчина, и мы обменялись с ним бурдюками, сделав по приличному глотку, после чего тот раскачиваясь, ввалился в толпу.
Трое мужчин шли, удерживая покачивающиеся карнавальные чучела. Это были особые конструкции, представлявшие собой огромные, похожие на тыкву разрисованные головы, и длинные ниспадавшие одежды. Головы были насажены на длинные шесты высотой порядка девяти футов. Мужчина, державший такой шест, полностью скрывался под одеждами чучела, и смотрел наружу сквозь узкое прямоугольное окошко в одеждах забранное марлей. Высокие конструкции раскачивались и кивали толпе.
Я увернулся от проскочившей мимо меня стайки детей игравших в пятнашки, и чуть не столкнулся с полураздетой женщиной. Вся ее одежда состояла из лоскута ткани на бедрах, и ошейника на горле. Она бросила на меня недовольный, но заинтересованный взгляд и отвернулась.
По крайней мере, в дюжине мест площади расположились группы музыкантов.
Я заметил одного своего знакомого по имени Таб, как-то мы с ним вели совместные дела с его торговым домом, да и впоследствии у нас случались встречи на почве общих интересов в бизнесе. Он пришел сюда со своей рабыней, Мидис, сейчас повисшей на его левой руке. Отцепись она от своего господина, и удержаться рядом с ним в этой толчее будет просто невозможно. Я окликнул Таба, но проще было перекричать шторм, чем шум толпы. Он меня, конечно же, не услышал. Ножны на его боку были пусты, впрочем, также как и мои. Все пришедшие на площадь сдали свое оружие городской страже.
— Я вынужден попросить Вас об одолжении Сэр, — обратился ко мне один из гвардейцев Арсенала, которому не повезло дежурить сегодня вечером. — Вы должны сдать свой меч.
— Нет, — вмешался другой. — Ты что, не узнал его? Это же — Боск, Адмирал, он член Совета Капитанов.
— Простите меня, Капитан, — тут же вытянулся гвардеец. — Вы можете идти так.
— Нет, Вы совершенно правы, — отмахнулся я, и медленно вытащив меч из ножен, протянул ему, то же самое я сделал и с кайвой.
Я обычно носил с собой еще и этот, прекрасно сбалансированный для метания, седельный нож тачаков. Раз уж я сам голосовал в совете за принятие закона о сдаче оружия при входе на главную площадь города во время карнавала, то, как минимум я сам, как это казалось мне, должен был бы показать остальным пример того, как надо соблюдать законы.
Только сейчас я вспомнил, где и когда видел того мужчину, который заговорил со мной около подмостков фокусника. Он кого-то ждал поблизости от одного из пропускных пунктов, где гвардейцы принимали оружие. Да, точно, именно там я его и видел, у того самого кордона, через который прошел на площадь я сам.
Сдача оружия происходила следующим образом: мужчина сдавал оружие, гвардейцу, а тот, в свою очередь, рвал квиток пополам, закрепляя одну половину на оружие, а вторую половину отдавая владельцу. На обеих частях квитка имелся номер. Для получения своего оружия, требовалось предъявить свою половину, причем она должна соответствовать, той, что осталась не, только по номеру, но и по линии отрыва. Моя половина квитка в данный момент находилась в моем кошеле. Сам квиток, кстати, был сделан из ренсовой бумаги, которая в Порт-Каре, благодаря близости к одному из главных на Горе мест произрастания ренса, обширным болотам дельты Воска, была необыкновенно дешевой.
— Капитан, — послышался голос за моей спиной.
— Капитан Хенриус? — уточнил я, обернувшись.
Парень, с усмешкой, поднял на лоб свою маску, впрочем, я и не сомневался, что это был он. Я узнал его по голосу. Молодой Капитан Хенриус по происхождению был из Севарии. Прежде он был служащим моего торгового дома, а ныне уже владел своим собственным. А рядом с ним стояла никто иная, как Вина, его прекрасная рабыня, когда-то давным-давно предназначенная в свободные спутницы толстяку Луриусу из Джада, дабы разделить с ним трон Коса, и стать его Убарой. Вместо этого ей выпало стать рабыней в Порт-Каре. Честно говоря, я не сразу узнал ее из-за ярких красок, которыми было раскрашено ее тело. Она стояла на коленях подле Хенриуса, обхватив его бедро, по-видимому, опасаясь быть оторванной от своего хозяина в бурлящей вокруг толпе.
— Кто-то Вас разыскивает, — сообщил Хенриус.
— И кто же? — поинтересовался.
— Понятия не имею, — пожал тот плечами. — Но он просил передать Вам, что Вы можете его найти среди пурпурных палаток. Он будет ждать Вас в семнадцатой.
— Спасибо, — поблагодарил я Хенриуса, и капитан, с веселой усмешкой, вернул маску на место, вздернул Вину на ноги и, подхватив за локоть, исчез в толпе.
Посмотрев им вслед, я невольно улыбнулся. У меня оставались теплые чувства к ним обоим.
Свободная женщина, в ниспадающих одеждах сокрытия, с закрытым вуалью лицом, внезапно вынырнув из толпу, появилась передо мной.