Я видел, что ее сексуальные порывы были слишком сильны, чтобы соответствовать таковым свободной женщины. В ней жила нетерпеливая, отдающая себя рабыня.
— Теперь я хочу быть сокрушенной, управляемой мужчиной. Теперь я хочу занять свое место в порядке природы. Теперь я хочу быть той, кем я всегда была на самом деле, хочу быть женщиной!
Гореане считают, что в каждой женщине живет рабыня. Возможно, в конце концов, так и есть.
Она умоляюще смотрела на меня.
— Ты — свободная женщина, — еще раз напомнил я ей.
Но она лишь отчаянно застонала.
— Так что, может показаться, по крайней мере, согласно правилам, что Ты имеешь право на уважение и достоинство.
— Я никогда не сталкивалась с убедительными доказательствами этих правил, — усмехнулась она. — А Вы?
— И я, нет, — признал я.
— О-о, если бы, я была рабыней, — улыбнулась она. — Тогда мне не пришлось бы интересоваться этими вопросами. Тогда мне осталось бы только следить за своими манерами и стараться полностью ублажать своих владельцев.
— Безусловно, — кивнул я, — многие из тех вопросов, которыми вынуждена интересоваться свободная женщина, рабыне просто не важны.
— Особенно, такими как достоинство и уважение, — добавила она.
— Это точно, — улыбнулся я.
— Под этими именами я провела многие годы, — сказала она.
— И все же, сейчас, — заметил я, — Ты по доброй воле пришла, к полке.
— Приходит время, когда одних лозунгов больше не достаточно, время, когда становится ясно, что мифы бессмысленны.
— И такое время настало для Тебя?
— Да, — признала она.
— И поэтому Ты надела ошейник и пришла на карнавал.
— Да, а еще я пришла к полке!
— Интересно, — протянул я.
— Так Вы собираетесь прикоснуться ко мне? — нетерпеливо спросила я.
— Пока не знаю.
— Но будь я рабыней, Вы использовали бы меня без долгих размышлений, — предположила женщина. — Вы проводите меня через это, потому что я — свободная женщина. Именно поэтому Вы заставляете меня страдать! Именно поэтому Вы мучаете меня! Вы хотите, чтобы я умоляла Вас?
— Подозреваю, что это было бы непристойно для свободной женщины, — заметил я.
— А если бы я была рабыней, — улыбнулась она, — то умолять я начала бы достаточно скоро.
— Вот в этом я нисколько не сомневаюсь, — кивнул я.
Я, даже не прикасаясь к ней, мог ощутить, что она была слишком горяча для свободной женщины. Безусловно, как свободная женщина, она не могла даже начать подозревать того, что могли бы означать муки рабских потребностей, что могло бы означать быть возбужденной рабыней.
— Вы собираетесь потрогать меня?
— Ну, я пока не решил, — задумчиво сказал я.
Она сердито, расстроено отвернула голову в сторону, прижавшись щекой к широким переплетенным ремням.
— Ты свободна встать и уйти. Пока, — сказал я. — Пока Ты еще не привязана к полке.
— А что, если бы я была привязана? — поинтересовалась женщина.
— Тогда Ты уже не смогла бы уйти, — пожал я плечами.
— Я поняла, — улыбнулась она и, откинувшись на ремнях, приподняла колени закинула руки над головой и подсунула пальцы под широкие ремни.
Женщина призывно смотрела на меня.
— Я думаю, что в Тебе уже давно жила рабыня, а сейчас она просится наружу, — заметил я.
— Замечательно, — хрипло проговорила она. — Вы победили. Я умоляю взять меня.
Я молча разглядывал ее.
— Вы находите меня привлекательной? — не выдержала она.
— Да, — кивнул я.
— Вы хотите меня?
— Да, — не стал я отпираться.
— Ну, так возьмите меня, — попросила женщина. — Я Ваша.
— Ты — свободная женщина. — Так что для меня было бы неподходяще подвергнуть Тебя настоящему использованию. Очевидно, мне придется все время контролировать себя, чтобы Ты была защищена и ограждена от столь мощного сексуального озарения и опыта. Ты не должна знать того, что значит находиться под господством мужчины. Для Тебя будет лучше, если Ты никогда не узнаешь этого. Это может изменить твою жизнь. Точно так же, лучше бы Тебе не познать ничего о беспомощной покорности, подчинение и полной сдаче на милость господина. Тебе трудно даже не представлять, куда могут завести такие знания. В целом Тебе лучше всего остаться на уровне поверхностных знаний о сексуальности, тех знаний, что присущи свободной женщине, не сознающей, что существует что-то глубже и шире этого.
Она стала смотреть на меня сердито.
— Если сложить все сказанное, то я должен сделать вывод, что мне следует воздержаться от удовлетворения твоих потребностей, хотя и весьма реальных и неотложных.
— Вы что, думаете я буду уважать Вас за то, что Вы исказили Вашу мужественность, — отчаянно закричала женщина, — за то, что отрицаете ее, за то, что притворились будто ее не существует! В конечном счете, я буду только презирать Вас за измену самому себе! Неужели я хочу слишком многого, прося у мужчины честности? Если Вы не будете мужчиной, как я могу быть женщиной? Если бы я была мужчиной, то я была бы истинным мужчиной, и я никогда не предала бы своей мужественности! Это было бы драгоценно для меня! Я радовалась бы этому! И я учила бы женщин тому, что они должны быть тем, чем хотим мы, что, прежде всего, они должны быть женщинами! Я была бы беспощадна с ними! Я была бы их господином!
— Значит, именно этого Ты хочешь? — уточнил я.
— Да, — крикнула она, — без этого, мы не можем быть настоящими женщинами.
Я поднял один из ремней. Это был регулируемый по длине удерживающий ремень. Взяв руку женщины, я дважды обернул им ее запястье, а затем, затянув, пропихнул имевшуюся на конце ремня своеобразную запонку в сквозь одно из маленьких отверстий, пробитых на небольшом расстоянии друг от друга по всей длине привязи. Очень удобно, и не нужны никакие пряжки. Обитательница полки, конечно, благодаря конструкции запонки и узости отверстия, не сможет освободиться самостоятельно. Она оказывается полностью беспомощной. Подобное устройство позволяет не только обездвижить невольницу, но еще и позволяет мужчине легко и быстро наложить или удалить привязь.
— Если я наложу ремень на вторую руку, Ты станешь совершенно беспомощной, — предупредил я.
Она напряглась, но промолчала, и я, пристегнув ее второе запястье, занялся ногами женщины.
— Попробуй освободиться сама, — предложил я.
Некоторое время она боролась, дергая привязи, и пытаясь вывернуть руки.
— Я не могу, — наконец сдалась моя пленница, испуганно смотря на меня. — Я столь же беспомощна как рабыня.
Я полюбовался распростертой на полке передо мной женщиной, вдруг ставшей чрезвычайно привлекательной.
— Что Вы делаете? — испуганно вскрикнула она, почувствовав, что мои руки занялись узлом державшим ткань на ее бедрах.
— Собираюсь убрать твою одежду, если ее можно так назвать, — спокойно посвятил я ее в свои планы.
— Нет, — вдруг заартачилась она.
Но я не обращая внимания на ее протест, развязал узел.
— Я закричу! — пригрозила женщина.
— Тогда я заткну Тебе рот, и это будет все, чего Ты добьешься своим криком, — усмехнулся я.
— Пожалуйста! — взмолилась она, задергавшись на полке. — Я передумала! Отпустите меня!
— Слишком поздно для этого, — пожал я плечами.
— Пожалуйста, — захныкала она.
— Я всего лишь мужчина, — сказал я.
— Пожалуйста, — просила моя пленница.
— Нет! — отрезал я.
Поняв, что пощады не будет, она, с жалобным стоном, откинулась на широкие мягкие ремни и расслабилась. Ткань, доселе прикрывавшая ее бедра, была раскинута в стороны. Теперь между нами не осталось даже этой скромной преграды. Она осталась, как иногда говорят на Горе, по рабски голой.
Она, широко раскрыв глаза, смотрела, как я наклонился над ней и начал целовать и ласкать ее, медленно двигаясь к животу женщины.
— Ой! — вздрогнула она, и через мгновение уже пыталась двигаться под моими губами, пытаясь направить меня к другим местам на ее теле. Ее движения были немыми, беспомощными призывами.
— О-о-о-оххх! — внезапно тихо простонала женщина.
— А сейчас, Ты должна сдерживать себя, — велел я ей. — Ты должна попытаться лежать не двигаясь.
— Я не могу сдерживать себя, — призналась она.
— Для меня ничего не стоит встать и оставить Тебя здесь, — предупредил я, и добавил: — оставить, как есть, в ремнях.
Она застонала.
— Ты не будешь двигаться, до тех пор, пока я Тебе не разрешу, — приказал я.
— Я попробую, — пообещала пленница.
И я продолжил нежно ласкать и целовать ее тело. Она не шевелилась, но начала дрожать и стонать. На мгновение, прервав ласки, я взглянул на нее. Глаза женщины были дикими, умоляющими. Я положил руку на ее живот и оценил, насколько он был напряженным и горячим, я почувствовал, как под моей ладонью пульсирует ее кровь и страсть.
— Не двигайся, — напомнил я ей.
— Нет, — простонала она, — нет!
А я продолжил ухаживать за ее телом. Мои действия были теми, что могли бы быть причинены только женщине, которая была не более чем рабыней.
— Пожалуйста! — заплакала она. — Пожалуйста, я больше не могу! Пожалуйста!
— Хорошо. Ты можешь двигаться, — позволил я.
Она закричала и, казалось, взорвалась подо мной, рыдая от радости и беспомощности. Тогда она смотрела на меня дикими, не верящими в происходящее с ней, глазами, все еще сдерживаемая ремнями. И тогда я вошел в нее и взял ее отнюдь не мягко.
— Ой, — вскрикнула она. — Господи-и-ин! Госпо-о-оди-и-иннн!
Она расслабленно лежала на ремнях, нагая и совершенно беспомощная в наложенных мной путах.
— У меня есть дела, которыми мне следует срочно заняться, — объяснил я.
Действительно, мне пора было подумать о том, чтобы исчезнуть из Порт-Кара.
— Задержитесь, хотя бы на немного, — попросила женщина, закрепленная таким образом, что умолять это было все, что она могла сделать.
Я, все еще лежа рядом с ней, прижал ее к себе и нежно поцеловал.
— Спасибо, — вздохнула она.