— Все же я не строгий и не жестокий человек, — сказал он. — Всем известно, что я мягкий и податливый, столь же как и сложный, тонкий и талантливый. То, что Бутс — человек терпимый, я часто слышал от других. Они говорили, что я добродушный и уступчивый, настолько, что это идет во вред мне самому. Да, они, правда говорили, что Бутс — добрый малый, что он из тех, кто всегда готов выслушать аргументы собеседника, рассмотреть и тщательно взвесить все за и против.
— Я понимаю это так, что Ты пересматриваешь свое решение, — уточнил я.
— Скорее, я согласен его повторно рассмотреть и обдумать, — обтекаемо ответил Бутс.
— Разреши ему присоединиться к нашей компании, — пробасил Андроникус.
— Я сомневаюсь в правильности своего первого решения, — сказал Бутс. — Признаться, аргументы Андроникуса поколебали мою уверенность.
— Если Ты не разрешишь ему присоединиться к нам, считай, что меня уже нет в твоей труппе, — предупредил Андроникус.
Бутс ошеломленно уставился на него.
— Да, — твердым, не терпящим двойного толкования голосом подтвердил Андроникус.
— Но это же уничтожит нашу труппу! — воскликнул Бутс.
Андроникус непреклонно смотрел на антрепренера, скрестив руки на груди.
— Я уже изменил свое решение, — заявил Бутс.
Стремительно качнув кайву, я развернул ее клинком к себе и прижал мизинцем к ладони, успев сделать это в последний момент и не поранить Паблиуса Андроникуса, который, победно и сердечно схватил мою руку. Чино, Лекчио и Петруччо, подскочили ко мне следом, от души хлопая меня по спине и поздравляя со вступлением в труппу. Наконец, и сам антрепренер, схватив мою руку, тепло пожал ее.
— Добро пожаловать в компанию Бутса Бит-тарск, — огласил он. — Однако, прошу помнить, что мы не обычная труппа. Присоединившись к нам, Вы приняли на себя серьезную ответственность и еще более серьезные обязанности. Смотрите же, теперь Вы изо всех сил должны пытаться соответствовать нашим высоким стандартам.
— Я постараюсь, — заверил я его.
— Однако у нас появилась проблема, — сказал Бутс своим коллегам.
— И какая же? — поинтересовался долговязый Петруччо.
— Где он будет жить? — спросил Бутс. — У меня, признаться, нет никакого желания делить фургон с кем-то, кто так ловко обращается с ножом.
— Он может воспользоваться моим фургоном, — предложил Петруччо. — А я сам, если мой друг Андроникус не будет против, разделю его одиночество. У нас с ним не окончен спор о ремесле актера.
— Об искусстве актера, — поправил Андроникус.
— Ремесле, — встал с позу Петруччо.
— Искусстве, — пробасил Андроникус.
— Итак, все улажено? — спросил Петруччо.
— Конечно, и добро пожаловать, — сказал Андроникус. — Теперь у меня найдется время обучить Тебя ста семидесяти трем движениям головы.
— Кажется, раньше их было сто семьдесят одно, — заметил Петруччо.
— В тексте Аламаниуса я обнаружил два новых движения, — объяснил Андроникус, — и каждое с несколькими вариациями.
— Восхитительно, — сказал Петруччо.
— Значит, проблема улажена, — кивнул Бутс.
— Да, — заверили его Петруччо и Андроникус.
— Спасибо, — поблагодарил я двух друзей лицедеев.
— Да не за что! — радостно воскликнули они.
— Не хочешь разделить со мной фургон? — поинтересовался я у своей пленницы.
— Нет! — отказалась та.
— Вы можете посадить ее на цепь в рабском фургоне, вместе, с прикованными там Ровэной и Биной, — великодушно разрешил Бутс.
— Не надо, — отмахнулся я. — Не стоит беспокоиться. Я просто посажу ее на цепь под моим фургоном.
— Отличная идея, — похвалил Бутс.
Женщина обожгла меня взглядом и сердито дернулась в своих путах.
— Соберите все ящики и мешки, и все, что, может оказаться хоть сколь-нибудь ценно, — скомандовал Бутс своим товарищам. — В особенности не забудьте про маленький окованный железом сундучок, и ящик с позолоченным замком, который, как предполагается должен быть в первом мешке. Все найденное мы перенесем в наш лагерь. Победа была за нами. Таким образом, и вся добыча тоже наша. Позже я все тщательно пересчитаю и составлю точный список всего, что теперь стало нашим, включая и рабыню.
— Нет! — вдруг возразила другая женщина, та, что лежала на земле, абсолютно голой и связанной по рукам и ногам, неподалеку от моей персональной пленницы.
— Э, Ты что-то сказала, моя дорогая? — просил Бутс Бит-тарск.
— Да! — ответила она. — Я свободная женщина!
— Почему я должен верить в это? — поинтересовался Бутс.
— Я — свободная женщина! — крикнула она.
— Чино, принеси-ка факел, — крикнул Бутс.
От кучи ящиков и мешков отделилась тонкая фигура Чино с одним из факелов в руке.
— Поскольку Вы — благородные джентльмены, Вы, конечно, освободите меня, — сказала она. — Я могу рассчитывать на это как свободная женщина.
Я улыбнулся такому, по меньшей мере, странному предположению. Гореане склонны в меньшей степени быть джентльменами, чем владельцы и господами, когда дело касается женщин. В их природе скорее владеть и доминировать над ними, бескомпромиссно делая их своей собственностью.
— Кто Ты? — спросил Бутс.
— Я — Леди Телиция с Асперича, — заявила она.
— Хо! — закричал Бутс, радостно и триумфально, потирая при этом руки.
— Не понимаю, — растерянно сказала женщина.
— Поднеси-ка факел поближе, — велел Бутс Чино.
— Ой! — вскрикнула женщина, когда я перевернул ее на правый бок, выставляя напоказ ее левое бедро.
— Ага! — торжествующе крикнул Бутс.
— На меня никогда не надевали ошейник! — закричала Леди Телиция. — Я никогда не носила ошейник!
— Ничего, это мы быстро исправим, — пообещал ей Бутс.
— Я не рабыня! — отчаянно выкрикнула она.
Однако ее бедро, противоречило ее заявлению. На нем имелось, ясное и неоспоримое клеймо, обычное клеймо Кейджеры. Оно столь же ясно отпечаталось на ее теле, как и на теле любой другой гореанской рабыни. Разбойники, как выяснилось, не стали с ней миндальничать, и понизили ее статус до рабского.
— Это — только метка! — простонала он.
— Хм, мне кажется, что это — немного больше чем метка, — заметил Бутс. — По-моему, это больше похоже на клеймо рабыни.
— Это ничего не значит! — крикнула она.
— Это значит слишком много, и я уверен, рано или поздно, Ты со мной согласишься, — заверил ее Бутс.
— Нет! — закричала бывшая Леди Телиция.
— Ты — рабыня, — заявил Бутс.
— Я свободная женщина! — взмолилась она. — Прошу Вас, освободите меня!
— Э нет! — протянул Бутс. — Ты будешь первым пунктом в моем списке трофеев, Леди Телиция, причем именно под этим именем, по крайней мере, на какое-то время, — усмехнулся Бутс.
— Конечно же, Вы шутите! Конечно же, Вы освободите меня!
— Я что, кажусь Тебе дураком? — ласково осведомился Бутс.
— Нет! — торопливо ответила она.
— Только дураки освобождают рабынь, — сказал Бутс. — Уверен, что Ты знакома с этим высказыванием.
— Я принадлежу к высшей касте, я богата! — напомнила женщина.
— Когда-то, возможно, — пожал плечами Бутс, — но, ни одно из твоих утверждений больше не верно. Как только на тебе появилось клеймо, Ты превратилась в домашнее животное, в живую собственность. С первым прикосновением железа, Ты прекратила быть личностью по закону. Ты теперь не принадлежишь ни к какой касте, ты принадлежишь мне. Тебе теперь ничего не может принадлежать, у Тебя не может быть собственности. Скорее это — Ты сама теперь собственность, такая же, как любой другой предмет, или домашнее животное, или рабыня
— Нет, нет! — задергалась и заплакала женщина.
Она весьма соблазнительно выглядела в своей абсолютной беспомощности, извиваясь в держащих ее путах. Вот только, освободить себя, она, конечно, не могла. Ее на славу связали гореанские мужчины.
— Я думаю, что мы сможем найти кое-какие цепи для Тебя в рабском фургоне, — усмехнулся Бутс. — Возможно, при случае, я сделаю так, что Ты даже прокатишься в моем собственном фургоне.
— Нет, нет, нет! — причитала она, не оставляя попыток освободиться.
Бутс с довольным видом смотрел на нее.
— Конечно же, у Вас нет намерения, удерживать меня! — крикнула она.
— Твое тело, насколько я могу судить теперь, — заметил Бутс, — когда Ты раздета, когда досадные, мешающие, нелепые одежды писцов полностью удалены с него, совершенно очевидно могло бы представлять интерес для мужчин.
Она, широко распахнутыми от ужаса глазами, уставилась на него. Антрепренер, как настоящий гореанский мужчина, точно ухватил суть вопроса. У меня не было никаких сомнений, что она принесет отличную прибыль на невольничьем рынке. Действительно, такие рабские линии фигуры как у нее, даже при продаже с обычного рабского прилавка, почти наверняка привлекут внимание покупателей, и обеспечат предложение серьезной цены.
— Кроме того, — добавил Бутс, — я уверен, что Ты очень умна, и, если я не ошибаюсь, у Тебя имеются все признаки обладания большим талантом, и на ярмарке я не мог этого не заметить.
— Я не понимаю, — запинаясь, проговорила женщина.
— Идите сюда, все! — позвал Бутс своих друзей.
Петруччо, Андроникус и Лекчио присоединились к Бутсу и Чино, стоявшим около связанной женщины.
— На колени, моя дорогая, — скомандовал Бутс женщине.
Та, со стонами, отчаянно дергаясь, поднялась на колени.
— Джентльмены, — обратился к ним Бутс, — хочу представить вам Леди Телицию, как, в течение какого-то времени, пока меня это будет развлекать, я буду называть ее.
— Привет, — сказал Лекчио.
— Приветствую, — пролепетала она.
— Возможно, Вы помните ее по ярмарке, — продолжил Бутс.
— Это точно, — усмехнулся Чино. — Такое трудно забыть.
Рабыня вздрогнула.
— Присмотритесь к ней, — радостным голосом призвал Бутс, взяв ее за волосы и удерживая ее голову высоко поднятой.
Да, подумал я, она, несомненно, заслуживает высокой цены.
— Миленькая, — признал Чино.