— Ты что-то сказала? — поинтересовался Бутс.
— Нет, Господин, — торопливо отозвалась она, похоже, не забыв, что говорить ей не разрешили.
Я встал.
— Могу я попросить у Тебя твою тарелку на пару мгновений? — спросил Бутс у меня.
— Конечно, — ответил я, передавая блюдо ему в руки.
— Хорошо пахнет, не так ли? — спросил антрепренер, поднеся тарелку к Леди Телиции.
Она наклонилась вперед, закрыв глаза, и сделала глубокий вдох, смакуя аромат свежеприготовленной пищи. Когда женщина открыла глаза, ее взгляд был совсем жалобным.
— Да, Господин, — признала она.
Получив у Бутса свою тарелку назад, я, петляя между повозками, понес ее к своему фургону. Там, под днищем, поджав ноги, сидела Леди Янина, бывшая моя похитительница. На шее женщины был заперт железный ошейник, цепью прикованный к оси фургона.
— Лодыжки, — скомандовал я, отставив на время блюдо с мясом.
Она сердито дернулась, и немного повернувшись, опустила колени, не забыв одернуть подол платья, стараясь максимально натянуть его на икры. Я проверил кандалы, с которыми все оказалось в порядке. Никаких признаков повреждения металла, например царапин на замке, или вмятин от удара камнем, не обнаружилось. Да и лодыжки не были ни порезаны, ни ободраны, от попыток подсунуть что-либо между оковами и ей хорошенькими ножками. Впрочем, подобное действие, конечно, было бы нелепо иррациональным. Леди Янина не была глупой, охваченной паникой земной девушкой, плохо знакомой с неволей, которая, возможно, никогда прежде не входила в ее кругозор. Это те бешено и нелепо могут попытаться избавиться от пут, но никак не гореанская женщина. Эти отлично знают, что женщины, запертые в гореанском железе, не убегают. Его безжалостный, несгибаемый замок сделан, вовсе не для того, чтобы та, что заперта в это украшение смогла бы ускользнуть из его объятий. Женщины в таких узах должны беспомощно ждать милости от их похитителей.
— Как Вы смогли разглядеть, — с горечью заметила она, — я по-прежнему отлично удерживаюсь на этом месте.
Ну что ж, она сказала правду. А еще ее лодыжки прекрасно смотрелись, будучи законы в стальные браслеты. Не удовлетворившись кандалами, я проверил ошейник, и места крепления цепи, как к ошейнику, так и к оси.
— Я отлично прикована, — раздраженно буркнула она.
— Мне, признаться жаль, что проверка цепи столь Тебя беспокоит, — заметил я. — Но, я уверен, что мне не надо объяснять значение этого.
— Не нужно, — сердито, ответила Леди Янина.
— Это процедура рекомендуется кастой работорговцев, — напомнил я.
— Я не рабыня, — возмутилась она.
— Вот только цепи, все равно кого им держать, свободную ли женщину, или простую рабыню.
— Вы удовлетворены? — нагло полюбопытствовала моя пленница. — Я прошла проверку цепи?
— Да, — спокойно ответил я. — Ты отлично прикована.
На мгновение в ее глазах мелькнул испуг, и она непроизвольно схватилась руками за цепь, свисающую с ее ошейника. Но почувствовав рывок ошейника, женщина моментально убрала руки с цепи и посмотрела на меня. Снова в ее взгляде появилось высокомерие свободной женщины.
— Взгляните, что за одежду Вы мне дали, — показала она, сердито приподнимая край платья, который я выделил ей прошлой ночью.
— Ну, я так понял, что Тебе не пришлось по вкусу то белое платье, что выдали разбойники, — усмехнулся я. — Конечно, у того платья была единственная цель хорошо продемонстрировать твои прелести для продажи работорговцу и, пробудить в нем желание, побыстрее его сорвать.
— Я — богатая женщина, — возмущенно заявила она. — У меня высокий статус и положение в обществе. В Брундизиуме я занимаю высокий пост, я вхожу в администрацию Белнара, Убара города. Я очень умна, образована и благородна, обладаю тонким вкусом. Я — привыкла одеваться в самые прекрасные одежды, сшитые из самых дорогих тканей. Дома у меня полно платьев, одежд сокрытия и вуалей, сшитых для меня самыми лучшими портными!
— Я, конечно, не лучший портной на Горе, — улыбнулся я, — но, зато я сделал это специально для Тебя.
— Ваши навыки оставляют желать лучшего, — заметила Леди Янина.
— Вероятно, Ты права, — не стал я спорить.
— Я ношу одежду только по последней моде! — заявила она.
— Возможно, Тебе стоит организовать новую моду, — усмехнулся я.
— Как Вы вообще посмели одеть меня, таким образом! — возмутилась она.
— По крайней мере, оно непрозрачно, — напомнил я.
— Это верно, — иронично согласилась женщина.
— А еще достаточно длинно, чтобы служить надежной защитой твоей скромности, — добавил я.
— Определенно я благодарна за это, — съязвила она.
— И чем Ты тогда недовольна? — осведомился я.
Раз уж она была свободной женщиной, предполагалось, что я должен быть заинтересован в решении, по крайней мере, до некоторой степени, любых ее жалоб, которые она могла бы выдвинуть. Рабыне, конечно, в отличие от свободной женщины, жалобы непозволительная роскошь. Она должна попытаться добыть вещи другими способами, например, смиренно умоляя, стоя на коленях или лежа на животе перед своим хозяином.
Леди Янина гневно выкрикнула, и, сердито дернувшись, загремела цепью.
— Оно скрывает твою фигуру, по крайней мере, до некоторой степени, — указал я.
— Но, Вы, по крайней мере, могли бы дать мне пояс, — воскликнула она.
— Без пояса оно скроет твою фигуру гораздо лучше, — заметил я.
— Ну, пожалуйста, — попросила женщина.
— Нет, — отрезал я.
— Трудно стоять в близких кандалах, — перешла она к следующей жалобе.
— Туда, — не слишком любезно бросил я, указывая на место около колеса фургона.
— Отлично, — сказала она.
Женщина, ухватившись за колесо, поднялась на ноги, и короткими прыжками переместилась, куда было приказано.
— Этим утром в вашем лагере уже выпороли одну женщину. У меня нет никакого желания стать второй.
Эти ее слова заинтересовали меня. Женщина ведет себя очень по-разному с тем мужчиной, про которого она знает, что тот способен наказать ее, если это ему захочется, и с тем про кого она знает, что к нему можно отнестись с презрением и пренебрежением безнаказанно.
— Повернись, — скомандовал я. — Теперь, обратно.
Она, держась за колесо, чтобы сохранить равновесие, снова повернулась ко мне лицом.
— Ну как я могу быть привлекательной в этом? — простонала она.
Вчера вечером, после того, как я притащил ее в лагерь, я снял с нее откровенное белое платье, выданное ей разбойниками, и против которого она, свободная женщина, так возражала. Из кое-чего, найденного мной в лагере, я изготовил ей новую одежду, просто прорезав отверстие для головы, и еще два отверстия для рук. Затем я приказал ей поднять руки вверх, и натянул импровизированное платье на ее тело. Поняв, что произошло, Леди Янина чуть не прожгла меня своим полным ярости взглядом.
— Превосходно, — объявил я и, приковав ее шею к оси фургона, с чувством выполненного долга лег спать.
— Не знаю, не знаю, — сказал я, — но Тебе стоит постараться.
— Но, это же — мешок! — закричала она. — Всего лишь мешок!
Совершенно верное замечание. Это был длинный, грязно-желтый, грубо-тканный мешок из-под Са-Тарны. А если бы у кого-то возникло в этом сомнение, то оно было бы мгновенно рассеяно большой сделанной по трафарету черной краской надписью, по которой можно было сделать безошибочный вывод о прежнем содержании этого «платья», вместе с сортом, помолом, мельницей и оптовым торговцем.
— Я, так понимая, что Ты недовольна? — уточнил я.
— Представьте себе, — едко сказала Леди Янина.
— Желтое великолепно подходит к твоим волосам, — заметил я.
Возможно, если я все же соберусь поработить ее, стоит одевать ее в желтый рабский шелк. Она будет выглядеть просто великолепно.
— Но я в этом выгляжу просто смешно, — простонала она.
— Это весьма распространенная одежда среди свободных девочек-подростков в бедных деревенских семьях, — пояснил я.
Кроме того, конечно, для таких девушек, было распространено, чтобы обратить на себя внимание работорговцев, в надежде, что те могли бы изловить их, и доставить на невольничьи рынки больших городов. Однако слишком часто эти надежды развеиваются как дым, и мечтательницы обнаруживают себя проданными крестьянам в еще более отдаленные деревни, в качестве сельскохозяйственных и по совместительству интимных рабынь.
— Но я-то не простая, грязная, босоногая, неопрятная, тощая дочка какого-то нищего крестьянина в глухой деревне, — возмутилась женщина. — Я — Леди Янина из Брундизиума!
— Ты тоже босоногая, — напомнил я.
Пленницам, так же как и рабыням, на Горе часто запрещают ношение обуви.
— Но, я же в этом выгляжу просто смешно, — воскликнула она.
— Ты, конечно, выглядишь немного нелепо, — признал я, — но вовсе не смотришься смешно. На самом деле, я никогда не видел, чтобы на ком-то мешок из-под Са-Тарны сидел бы лучше, чем на Тебе.
— Спасибо, — ядовито сказала она, пытаясь испепелить меня яростным взглядом.
— Носи на здоровье, — ответил я.
— Верните мне, белое платье, — потребовала Леди Янина, — то, в которое одели меня разбойники! Я предпочитаю его!
— То платье слишком откровенно, — напомнил я ей. — Оно столь вызывающе подчеркивает твою красоту, что все могут решить, что Ты втайне мечтаешь об ошейнике. Разбойники, несомненно, потому и одели Тебя в него, что оно показалось им подходящей одеждой для женщины, которую они готовили к полному порабощению.
— А я предпочитаю его, — сердито заявила она.
— Ты, что — рабыня? — удивленно спросил я.
— Нет! — возмутилась Леди Янина.
— Тогда, почему Ты хочешь носить его? — полюбопытствовал я.
— Оно симпатично, — попыталась оправдаться она.
Я улыбнулся. Само собой, оно симпатичное, а еще дразнящее, вызывающее и чувственное.
— И почему Ты хочешь носить что-то симпатичное? — поинтересовался я.
— Чтобы хорошо выглядеть, — объяснила женщина.