— Смотреть, смотреть? — пропищало существо, сидевшее на соломе ниже меня, и елозившее ногами по полу, глядя на меня.
Обернувшись в его сторону, я протянул ему руку. Тот проворно вскочив, метнулся по каменному полу нашей камеры и запрыгнул на стол рядом со мной. Потом, цепляясь за мою руку, он взобрался по ней и уцепился за прутья подле меня. Чтобы ему было легче держать себя на весу, он пропихнул свои предплечья сквозь решетку, как бы обнимая прутья.
Я снова вернулся к происходящему во внутреннему дворе под нашим окном. Там в яме, рыча, от нетерпения стегая себя по бокам хвостами, припадая чуть ли не до земли, три слина угрожающе кружили вокруг интересовавшего их объекта. Этот объект, прикованный цепью в центре ямы, внимательно следил за врагами. Казалось, каждый его нерв был напряжен в ожидании нападения.
Попытка покушения на мою жизнь предпринятая в Порт-Каре, казалась мне так или иначе связанной с Брундизиумом. Это мое предположение было достаточно ясно подтверждено во время разговора Леди Янины и Фламиниусом, происходившего в моем присутствии. Далее, мне казалось вполне вероятным, что должна существовать некая связь между Брундизиумом и Царствующими Жрецами, либо их противниками кюрами. За прошлые недели, по различным причинам, я пришел к выводу, что более вероятно, что те, кто имел дела или интересы в Брундизиуме, не могли быть Царствующими Жрецами. Выбор у меня был невелик, оставалось заключить, что это были кюры. Получалось, что именно они развили столь бурную активность в Брундизиуме, столь похожую, на их действительность в Корцирусе, где в данный момент их власть была свергнута. Однако, теперь, мне пришлось отбросить эту до настоящего времени казавшуюся стройной, гипотезу.
Снизу донесся дикий, пронзительный визг атакующего слина, внезапно перешедший в испуганный вопль, и я увидел, как наполовину перекушенное тело зверя отлетело в сторону. Два других напавших на закованное в цепи существо слина, повисли на нем, как прилипалы на акуле. Толпа ревела от восторга. Даже отсюда была видна кровь, ручьями бежавшая по ногам и рукам атакованного животного. Оно покатилось по перепаханному, пропитанному его и его врагов кровью песку, извиваясь и борясь с висящими на нем слинами. Грохот цепей, крики толпы, завывания животных.
— Красивый! Красивый! Ставка! Ставка! — верещало существо, уцепившееся за прутья рядом со мной.
Кюры, и это теперь стало ясно мне со всей очевидностью, имели влияния или власти в Брундизиуме не больше, чем Царствующие Жрецы.
Подвергшееся нападению животное извернувшись, схватило слина, вцепившегося сзади в его ногу и, резким ударом лапы, сломало тому шею. Не задерживаясь, оно вместе с куском своего мяса отрывало оставшегося слина от своей руки и разодрав тому челюсти, протолкнуло свою огромную когтистую лапу глубоко в пасть зверя, удерживая другой лапой его забившееся в агонии тело, а потом мощным рывком прямо через горло существа, выдернуло часть его легких. Потом оно швырнуло изломанное тело зверя к своим ногам и, запрокинув голову, распахнув пасть, демонстрируя окрашенные свежей кровью клыки и язык, провыло свой вызов окружавшей его толпе, башням Брундизиума, и самому палящему полуденному солнцу.
— Три раза! — кричало существо, цепляющееся за решетку подле меня, — три раза! Это живет снова!
Очевидно, это означало, что это был третий раз, пережитый существом в яме.
— Ставка! Ставка! Платить меня! Платить меня! — кричал урт.
В яме появились солдаты, осторожно, с взведенными арбалетами и выставленными перед собой копьями, приближаясь к существу. Они быстро набросили на него веревки, но казалось, оно едва обратило на них внимание. Его голова в этот момент была опущена к земле. Оно насыщалось, разрывая тело одного из слинов, валявшееся перед ним.
Нет, мне больше не казалось вероятным, что кюры были у власти в Брундизиуме.
Мой сокамерник отпустил прутья, и вначале скользнул на стол, а потом спрыгнул на пол. Он вернулся на свою солому в углу, и принялся шарить в ней в поисках объедков.
Я же еще на какое-то время остался у окна, пока, солдаты, наполовину таща, наполовину подталкивая, не вывели существо из ямы. Недовольно рыча, но послушное воле людей, оно ушло, при этом таща за собой тушу одного из убитых им слинов.
Нет, теперь мне уже было совершенно ясно, что кюры не имели никакой власти в Брундизиуме. Ведь существо, сейчас покидающее яму, волоча тушу слина и оставляя в песке за собой окровавленную, борозду, было именно кюром.
Конечно, я был сбит с толку. Развалилась вся конструкция моих стройных гипотез и разумных предположений. Получалось так, что ни у Царствующих Жрецов, ни кюров не было особых взаимоотношений с Брундизиумом. А в чем тогда смысл попытки покушения на мою жизнь во время карнавала в Порт-Каре? И в чем заключается столь очевидный интерес неких сил Брундизиума ко мне?
В чем могла заключаться моя ценность для них, да и была ли она вообще? Каково значение перехваченных мною сообщений? Очевидно, они были предназначены для неких партий в Аре. Я уже окончательно запутался. Я не знал, что думать. Единственное, что было мне предельно ясно в данной ситуации, это то, что я был в камере, в Брундизиуме, в распоряжении моих тюремщиков.
Оставив прутья решетки в покое, я спрыгнул на пол. Бросив напоследок задумчивый взгляд на зарешеченное окно, я вернул стол на место, в центре камеры, между двумя скамьями. В такой камере, предназначенной для людей, стол и скамьи имели практическое значение. Они сохраняли еду вне досягаемости уртов, а ночью, могли использоваться сна.
— Спиной к стене, на колени! — послышалась резкая команда.
Мы с представителем народа уртов сочли за благо подчиниться. Пришло время приема пищи. В первый день моего плена я попытался затаиться около решетки, в надежде на шанс достать тюремщика. Добился я только того, что в тот день остался без еды. Уже на следующий день я повиновался гораздо быстрее. Что поделать, голод не тетка. К вечеру моего второго дня заключения в этой камере, и четвертого дня со времени моего пленения, ко мне подселили этого представителя народа людей-уртов. Я не был очень доволен его компанией, однако, этот урт был хорошо знаком с жизнью тюрьмы.
— Стол был передвинут, — бросил надзиратель, осмотрев нашу камеру.
Я понял, что он определил это, по следам на запыленном полу. Признаться, мне не пришло в голову, что это могло вызвать какое-либо возражение со стороны моих тюремщиков. Если бы я догадался об этом, я поставил бы урта около решетки и, предупрежденный им о приближении надзирателя, вернул бы стол на его оригинальное место.
Оставалось надеяться, что новое нарушение, если оно было нарушением, не приведет к отказу в пище. Что ни говори, а поесть хотелось.
Тюремщик поставил два подноса на пол с внешней стороны решетки, и ногой протолкнул их сквозь плоское прямоугольное отверстие в основании. Но сразу он не ушел, и мы еще не имели права приближаться к еде.
— Боск из Порт-Кара, стоя на коленях и ждет еды! — засмеялся он.
Я воздержался от ответа. Есть все же хотелось больше, чем спорить с ним. Я был доволен уже тем, что он не имел ничего против перемещения стола. Тут меня заинтересовало то, что стол вообще был в этой камере. Гореанские тюремщики далеко не всегда столь внимательны к своим подопечным. Почему нас не приковали цепью вплотную к стене, и не вынудили бороться с насекомыми и грызунами за нашу еду? Пленников на Горе редко балуют, причем это касается обоих полов, как мужчин, так и женщин. Хм, интересно, а не был ли стол поставлен в этой камере именно с той целью, чтобы позволить мне увидеть то, что произошло снаружи во внутреннем дворе.
Наконец надзиратель покинул нас. Урт-переросток украдкой бросил на меня быстрый злобный взгляд.
Не обращая не это особого внимания, я встал и, принеся свою порцию, поставил поднос на стол, расположившись на одной из скамей.
Выждав еще некоторое время, представитель народа уртов стремглав бросился к своей еде и, подхватив поднос за один край, со скрежетом металла по камню, быстро утянул его к себе на солому. Он торопливо уничтожал свою пайку, все время настороженно следя за мной. Полагаю, мой сокамерник боялся, что я мог бы забрать его еду. Что и говорить, захоти я поступить так, труда бы мне это мне составило.
Из коридора донеслось злобное рычание, и скребущие звуки когтей по камню, сопровождаемые голосами нескольких мужчин и лязгом их оружия. А через пару мгновений за прутьями решетки нашей камеры появилась мрачная фигура кюра. Того самого из ямы во внутреннем дворе. За ним больше не волочилась туша слина, возможно он прикончил ее по пути, а может просто охранники, сопровождавшие монстра, отобрали его добычу. Зверя провели мимо нашей камеры, и впихнули соседнюю клетку, сняв с него веревки, но оставив цепь на шее. Когда монстр медленно проходил мимо нас, я не мог не заметить с какой натугой и усталостью, как если бы из последних сил борясь с непереносимой болью, он передвигался. Теперь, когда он больше не боролся за свою жизнь, он казался опустошенным и ослабевшим. Практически весь его мех слипся от свернувшейся крови. Сомневаюсь, что ему удастся пережить еще один такой визит в яму во дворе. И тем не менее, во взгляде брошенным в нашу камеру проходящим мимо существом плескалась мрачная ненависть. Я был человеком.
Я оглянулся назад на урта. Он внезапно метнулся к своей соломе, присел там, и уставился на меня своими большими глазами. Оказывается, он приблизился к столу почти вплотную. Свою порцию он уже прикончил, и казалось разумным предположить, что он намеревался, или, по крайней мере, надеялся, стянуть кое-что из моей пищи, что было вполне достижимо в то время, как все мое внимание было обращено на проходившего по коридору кюра. Я улыбнулся. Маленький проказник, несомненно, действительно не понаслышке был знаком с порядками, возможностями и обычаями тюремной жизни.
Сокамерник сразу отвел свои глаза, не желая встречаться со мной взглядом, и сделал вид, что сосредоточенно исследует солому на предмет нахождения там вшей.