— Как получилось, что Вы следуете за женщиной? — спросил я одного из солдат.
— Мы выполняем приказы Белнара, — нахмурившись, пожал он плечами.
— Понятно, — кивнул я.
Женщины, хотя они могут иногда служить чем-то вроде артефакта, символа, мистического предмета, или чего-то еще похожего, редко могут вызвать в мужчинах инстинкт подчинения. Соответственно, мужчины в целом не желают следовать за ними. Случись такая ситуация, они вообще чувствуют себя крайне неуютно. Им это неудобно. Они ощущают нелепость, неестественность, таких отношений. Таким образом, нормальные мужчины обычно следуют за женщинами только неохотно, и только по приказу свыше, обычно также только в пределах заранее оговоренного контекста или в пределах границ какого-либо ведомства, где на их дисциплину можно положиться. Но их согласие с приказами в такой ситуации зачастую может оказаться не столь безоговорочным, и более скептичным. Их действия имеют тенденцию быть наполненными неуверенностью и нерешительностью. А это часто приводит к серьезным последствиям, снижающим эффективность их действий. Интересно отметить, что даже женщины нередко не хотят следовать за женщинами, особенно в критических ситуациях. Мужчина, биологически, к добру или к худу, по своей природе является лидером. И, конечно, в случае отступления от этого правила, произойти может все что угодно, но ничего хорошего. На мой взгляд, то, что некоторые лидеры, по той или иной причине, ставят над своими подчиненными женщин, просто нелепо. Мужчины никогда не будут воспринимать их в качестве своих командиров. Конечно, большинство мужчин, считает, что пусть лучше подобное неудобство и страдание достанется другим, а не им.
Я рассматривал Леди Янину. Насколько маленькой, нежной, и соблазнительной она была. Какой абсурдной и неестественной, казалась ее власть, пусть и временная, над этим мужчинам. И как завидовала она мужчинам, особенно своему сопернику Фламиниусу. Как она напрягалась, чтобы казаться лидером, как она, должно быть, старательно заучивала уроки, как нужно выглядеть и как надо действовать, чтобы действительно быть командиром. Возможно, если бы она сделала это хорошо, то она смогла бы одурачить некоторых мужчин. Возможно, если бы она сделала это хорошо, то ее бы приняли почти, как если бы она была настоящим командиром, подлинным лидером. Возможно, если бы она сделала это хорошо, то никто не обратил бы внимания но то, что, на самом деле, она была всего лишь маленьким, нежным, привлекательным, прекрасным существом, той, чьей естественной судьбой предназначено быть совсем в другом месте, и это место не в седле тарлариона, и не во главе воинов.
— Ты — презренный слин, — заявила она мне.
— Несомненно, — улыбнулся я.
Пожалуй, вот в этих ее словах был, некий резон. Я снова окинул ее взглядом. Как абсурдно то, что она могла иметь власть над этими мужчинами. Они были воинами. Они были должны поместить этого «лидера» на ее место, место, предписанное женщине, на коленях у их ног. Возможно, придет день, когда кто-то так с ней и поступит, и она, наконец, приедет к пониманию того, что и кем она была на самом деле, что она женщина.
— Улыбайся, если хочешь, дурак, — бросила она, — но теперь наручники на Тебе, и это Тебе предстоит идти в железе у моего стремени.
— По крайней мере, это так выглядит, — заметил я.
— Ты — мой ключ к власти, — засмеялась она.
Как же она была высокомерна и горда собой.
— Благодаря Тебе, — заявила она, — мое будущее в Брундизиуме обеспечено! Благодаря Тебе я поднимусь там, на недосягаемую высоту, о которой до сего времени я и мечтать боялась!
— Все возможно, — усмехнулся я.
— Именно я победила, — сказала она. — Именно я торжествую!
А я вспоминал, как она била меня.
Она повернулась к одному из своих людей, тому, который, насколько я разобрался, очевидно, был ее непосредственным подчиненным.
— Прикуйте его за шею, — приказала она.
— Мы ожидали, что Ваша проницательность не может быть обманута хитростью беглеца, — сказал Бутс, — что Вы смогли бы предположить его наглое возвращение в этот лагерь. Вот мы и схватили его, и задержали до Вашего прибытия.
— Мы благодарим Тебя, актер, — величественно произнесла она. — Не бойся. Ты не останешься без награды.
Ее подчиненный тем временем разматывал цепь.
— Но, кроме того, — продолжил Бутс, — мы устроили все, таким образом, чтобы увеличить Ваш триумф.
— Как это? — сразу же заинтересовалась она.
— Я подразумеваю, что Ваш пленник, который, как я понял, столь важен для Вас, может быть представлен драматично, талантливо, а не обыденно и предсказуемо, как ведомый на поводке домашний тарск.
— Что Ты имеешь в виду? — спросила она, уже крайне заинтересованно.
— Я представляю себе пир, — ответил Бутс, — триумфальный банкет.
— Нет, — закричал я, всем видом показывая, что собираюсь броситься на него, — нет!
— Держите его, — испуганно воскликнул Бутс, обращаясь к Чино и Лекчио, и те снова повисли на моих руках.
— Любой, мог притащить его на цепи, — заметил Бутс, успокоившись, — тот же Фламиниус, как я понимаю, сделал бы это именно так.
— Это точно, — согласилась Леди Янина.
Конечно, кому как не ее было знать это, если она сама была введена Фламиниусом в город на цепи, у стремени одного из его мужчин, босиком, со связанными за спиной руками, имея из одежды только мешок, тот самый, что был ее обычным предметом одежды в лагере. Должно быть, то возвращение в родной город было самым запоминающимся моментом в жизни гордой Леди Янины.
— Вы только вообразите себе, — торжественно закричал Бутс, сверкающий от восторга глазами, делая экспансивный широкий жест руками, — невероятный праздник, великолепный пир, празднование победы, триумф, самые дорогие и изысканные яства, самые роскошные развлечения, а затем, в кульминации этого большого банкета, Вы вдруг показываете на большой закрытый ящик! Вы открываете это! А внутри рабский мешок! Вы лично развязываете его! Вынимаете его обитателя, беспомощного в его цепях, и демонстрируете его толпе! Он — Ваш пленник! Ваш трофей! Вы передаете его Вашему Убару! Это — Ваш момент триумфа!
— Да, — заворожено воскликнула она. — Да!
— Нет! — бешено завопил и задергался я. — Никогда! Никогда! Никакого такого триумф для Тебя! Я не позволю так оскорблять меня!
Я яростно встряхнул Чино и Лекчио, и мне удалось даже сбить их с ног, но они отчаянно, как слины вцепились в мои руки. Я так и остался на месте, лишь согнувшись под весом двоих повисших на мне мужчин. Казалось, что я стал еще ниже ее, сидящей в высоком седле тарлариона. Посмотрев вверх, я заметил, что Леди Янина, торжествующе улыбалась.
— Никогда, слышишь! — крикнул я ей, но ответом мне было лишь ее презрительное молчание. — Ты не посмеешь подвергнуть меня такому оскорблению. Даже не смей думать об этом.
Она улыбнулась.
— Пожалуйста, нет, — простонал я.
— Принесите сюда рабский мешок, — скомандовала Леди Янина.
Глава 16Пиршественный Зал
— Сюда, — скомандовал я щелкнув пальцами, и обнаженная светловолосая рабыня стремительно подбежав, опустилась передо мной на колени.
— У меня пальцы жирные, — сказал я.
— Да, Господин, — отозвалась она и, склонив голову, принялась облизывать мои протянутые к ней ладони, затем пробежалась языком между пальцами, и, не касаясь их собственными руками, тщательно и изящно, начала по очереди целовать и обсасывать мои пальцы.
Закончив, рабыня вытянула голову ко мне, и я вытер руки об ее длинные светлые волосы. Женщина возбужденно и призывно посмотрела на меня. Ошейник прекрасно смотрелся на ее горле. Не выдержав, я рванул ее, протащив животом прямо по низкому столу, сбрасывая на пол зазвеневшие чаши и блюда, а затем, перевернув и бросив девушку на спину на каменные плитки пола позади стола, без промедления овладел ей. Мужчины, сидевшие около меня, не обратили на это никакого внимания.
Наконец, закончив с ней, я встал на ноги. Блондинка, задыхаясь и все еще вздрагивая, смотрела на меня мутными глазами. Одно колено девушки было полусогнуто, ладони прижаты к полу. Ногти скребли по плиткам. Легонько пнув ее, я скомандовал:
— Возвращайся к своей работе.
— Да, Господин, — ответила она, поспешно поднимаясь с исчезая с моих глаз.
— Еще еды, — приказал я, возвратившись на свое место, — и уберите этот беспорядок!
— Да, Господин, — отозвалась голая брюнетка.
— Да, Господин! — вторила ей не менее нагая рыжеволосая.
Опустившись на колени перед столом, рабыни принялись торопливо исполнять мой приказ. Девушки отлично выглядели в своих ошейниках. Ошейник вообще подчеркивает наготу и красоту рабыни, ну и конечно, он провозглашает ее неволю. Прежде, чем они успели убрать, я подхватил со стола крупную, размером с мелкую сливу, виноградину, что валялась подле опрокинутого кубка в луже разлитого вина, откатившись туда через стол, покрытый блестящей скатертью, выбитая из неглубокой позолоченной вазы для фруктов в момент транзита блондинки. Остальные фрукты были тщательно очищены и уложены на место, старательными рабынями. Это был виноград Ta. Обычно он ассоциируется с террасами Коса, но, конечно же, его выращивают во многих местах Гора. Отправив виноградину в рот, я обратил свое внимание, на представление, разворачивающееся на небольшой поднятой платформе между столами.
— Ну-ка, мерзавцы, трусливые невежи, а ну прочь отсюда! — крикнул долговязый Петруччо, вытаскивая свой большой деревянный меч из нелепых ножен, волочившихся позади него.
Это у него получилось далеко не сразу.
— Прочь, прочь! Я вам говорю, — повторял он, постепенно, дюйм за дюймом, рывок за рывком, освобождая меч.
Он наконец-то вытащил свой меч, и принялся угрожающе размахивать им, по-видимому, как если бы собираясь обезглавить любого в пределах нескольких футов от себя. Три женщины, стоявшие позади него, с головы до пят спрятанные под одеждами сокрытия, прижимались друг к дружке, и приседали при каждом его взмахе. Перед Петруччо, как если бы только придя к месту действия, стояли объекты его внимания — Чино и Лекчио, в одеждах портных, и с рулонами ткани на плечах.