Я разглядывал трафаретные граффити на дороге.
Двери вестибюля «Маяковской» распахнулись. Душный воздух метро оттолкнул запахи шоколада и кофе из ближней лавки. Женщина в жёлтой кожаной куртке разгадывала кроссворд. Мгновенно вписывала буквы в квадраты, страница за страницей, как будто не читая вопросов. Неподалёку топтался студент с громкоговорителем, раздавал листовки в галерею. Он говорил «арт-пространство», но мне нравится «галерея». Каждому прохожему он дарил не одну, а целую пачку. Листовки были яркие и тоненькие. Мне досталась дюжина.
Потом наружу вышла она и сказала:
— Привет! А ты неплохо выглядишь!.. Давай только пойдём не по Невскому?
Я согласился.
— Это черта всех петербуржцев, — продолжила она увлечённо, — мы не любим прогуливаться по главной парадной улице. Невский в такое время забит людьми, и очень шумно. Пойдём по Стремянному… Ты, кстати, заметил: я говорю «петербуржцы». Меня ещё учительница истории в школе учила, что «Питер» был частью лексикона неграмотных рабочих; они якобы просто не могли выговорить «Петербург». А потом меня же обвиняют в снобизме… — она хрустально рассмеялась. — Вообще, если говорить о чертах петербуржцев, то, как ты уже понял, есть устоявшийся комплект. Бледная кожа от недостатка витамина D; сложное выражение лица; вазомоторный ринит; общая взвинченность организма или, наоборот, вялость; и конечно, я всегда употребляю «парадную», каким бы убогим ни был дом. Разговаривать длиннотами — тоже наше. Ну, можешь назвать это всё каталогом клише… А что не клише?.. Сюда. У меня офис на Невском, недалеко от кинотеатра, так что в окна кабинета несёт попкорном, и приходится парковаться здесь. По Стремянному, по Поварскому, по Колокольной наяриваю круги, если до половины восьмого не успела приехать… Вот, кстати, Эльфийский садик… Нет, Толкина не читала… Ничего особенного? Ну, я бы не сказала. Тут что-то есть. Нет, ха-ха, не только табличка и жёлтая стена. Здесь тусовались сайгоновцы, неподалёку было кафе «Сайгон». Цой, Гребенщиков, Довлатов — значимое место. Про него Веллер писал! Потом «Сайгон» переносили, и сейчас если увидишь — это уже не то место… Свернём здесь.
Мы свернули.
— Поварской не люблю. У этой арки мне на капот строители уронили мешок битого кирпича. Я такой скандал закатила… Вот! Опять! Ты в порядке? Он разворачивается и по сторонам не смотрит! Вот скажи: зачем в центре ездить на таком сарае?! Ладно, мы с тобой шустрые, успели отпрыгнуть. А если бы шёл старичок?! Это ещё у Пелевина было сатирическое высказывание про банкира. Он перемещался в «гелендвагене» с дома на работу и обратно… Рано или поздно здесь, как в Европе, ужесточат въезд в центр. То есть сделают платным.
— Тебе нравится эта церковь? — спросил я.
Я давно не разговаривал, охрип. Пришлось повторить:
— Тебе нравится эта церковь?
— Не знаешь, как называется? Это просто, я научу. В Петербурге топонимика работает так. Надо отталкиваться от торговых центров. Это — «Владимирский пассаж», а значит, это Владимирский собор. Ну, или собор Владимирской иконы Божией Матери, но так слишком долго. Увидел «Андреевское подворье»? (Там, кстати, отличные блины в одной кафешке пекут…) Пожалуйста, там Андреевская церковь. «Троицкий рынок» — Троицкий собор. Меня так друг учил ориентироваться, когда я была маленькая. А ты тоже плохо ориентируешься в пространстве? Топографический кретинизм, ха-ха. Согласна, звучит ужасно избито, но ведь что банально, то вечно. У меня так папа говорит… Давай перейдём? Обратил внимание: здесь трудно разглядеть вход в метро? Вестибюль встроен в дом, а тот запросто сливается с другими домами. Тут только по потоку людей понятно, что все идут к подземке. Я считаю, это большое петербургское упущение — и вместе с тем специфическая черта. Синяя буква «М» — так себе ориентир, тусклый знак. Особенно на сером фоне, в плохую погоду. У москвичей буква «М» — броская, красная, это отличный ориентир. У них вообще абсолютно другая культура в плане подземки. Вот ты договорился со мной встретиться наверху, и я со своими так же делаю. «Буду в центре платформы, у инфостойки» — так могут сказать и увидеться в Москве, но не здесь. Тут метро лишь бы пережить, потолкаться, скорее выйти. Это пространство неудобного, вынужденного публичного бытия… что-то вроде лимба, быть может…
Я заметил, что это интересно сказано.
— Да, так говорил мой друг. Он насквозь столичный сноб и мой город не любит. Конечно, ему есть чем щегольнуть! У них метро не такое глубокое (у нас же грунтовые воды, неудобные почвы, что-то в таком формате, да?), по десять станций в год строят, новые вагоны, вайфай ловит… Но я считаю, что в этом пункте, как и во многих других, здорово, что мы разные. Пусть Москва широка и раздольна, а мы хмуры, надменны и неудобны. Мы дополняем друг друга. Там — исконная Русь, тут — уже Европа… Всё, Остапа несёт, ха-ха! Свернём здесь.
Мы свернули.
— Ты же недавно у нас? Не допекло ещё это трафаретное остроумие грифельных досок? У каждой кофейни! «Береги воду — пей кофе». «Только у нас: кофе, пончики, олень». «Чертовски вкусный кофе. А главное — горячий!..» Тебе не кажется, что кофе ещё больше раздражает угнетённые нервишки петербуржца? Если я пью больше трёх чашек, то накатывает тревога. Конечно, что-то в этом есть, какой-то инь-ян. Сонный и хмурый северный город, в котором в тысячах точек варится бодрящий южный напиток… Но культура кофе прививается странным путём. Вот в Италии — классика. Откроешь меню, там под caffe уже подразумевается эспрессо. Его подадут когда угодно. А если капучино попросишь после одиннадцати, на тебя посмотрят как на идиота. Это молочная штука, она только для утра. Американо для них так вообще «грязная вода». Это очень чёткие границы, я бы устроила их и здесь вместо пёстрого разнообразия… Как думаешь?
Может, и так, подумал я.
Я люблю дома молоть зёрна и варить кофе.
— Здесь удобно выйти на Рубинштейна… Скромный переулок, скромный бюст Мицкевича. У меня первое образование — Литинститут, и знал бы ты, какие баталии разгорались, когда сравнивали гениев Мицкевича и Пушкина!.. Ты не читал Мицкевича? Великий поляк. Из того времени только Гоголя любишь… Ну, это был переломный момент: русская литература разделилась надвое. Традиция Пушкина и традиция Гоголя… Я могу много про это рассказать, я училась на критическом.
— Расскажи что-нибудь своё, — попросил я.
— Ну, на главной барной улице ты уже был. Мы с друзьями зависали на Рубинштейна подолгу; и сейчас, как видишь, набегает, а к десяти будет не протолкнуться. Честно говоря, когда тебя узнаёт бармен, это уже не круто… Мне всегда не хватало осознанности. А надо сверяться с собой: что я делаю сейчас? зачем я здесь сейчас? Потому что в этой суете легко раствориться. Хотя мы веселились… Я серьёзно стала практиковать осознанность по методике одного эксперта; кину тебе ссылку в инстаграм. Отталкиваться от р-реального интереса, понимать р-реальные потребности. Я так скорректировала жизнь, что теперь мои сутки более продуктивны. Есть фаза рутины, рабочая, когда мы реализуем рекламные проекты. Я, вообще-то, менеджер проектов. Как по Марксу: «сфера необходимого» в идеале должна отнимать у индивида пять часов. Индивид отдал дань обществу, производству и далее свободен для творческого досуга. Саморазвития. У меня пока шесть часов, но это абсолютно осознанные шесть часов. Инста-блог по осознанности подтолкнул меня и к более глубокому пониманию себя. А здесь лучшая еврейская шварма в городе…
Мы свернули.
— Я поняла, что по многим направлениям не удовлетворена. Появился запрос. Записалась к психоаналитику. У нас был успешный курс терапии: занятие в неделю в центре психологической помощи на Мойке. Мы с Антоном выяснили, что моя шизоидность, то есть глубокая погружённость в себя и порой невозможность проявить чувства, эмпатию, не даёт мне реализоваться. Я с трудом перехожу от одного состояния к другому. Как перебираться из вагона в вагон, если боишься качки и грохота… Но после терапии я легче переключаюсь, чередую рабочее состояние и, например, когда с подругами надо устроить девичник, и когда следует быть внимательной к близким. Всё становится гармоничнее! Я уже не «справляюсь» с повседневностью, а получаю радость от любого жизненного этапа. Личное развитие опять — уроборосом — вернуло радость и к работе. Не понял?.. Уроборос — это вселенский змей, репрезентация цикличности… Коллеги заметили: я стала уравновешенной, и с задачами справляюсь лучше многих. В будущем, уверена, поднимусь до ведущего менеджера по проектам… Да, — хохотнула она, — я тоже терпеть не могу эти англицизмы, но у нас всё на них построено. Дизайнеры, копирайтеры, ивент-менеджеры, а есть ещё евангелисты бренда…
Я сказал, что меня это тоже раздражает.
Против заимствований никуда не денешься. Но всё-таки своей знакомой — менеджеру по продажам — я советую представляться купчихой. Чтобы совсем не окартониться.
— …так началось совершенствование личной сферы. Я осознала, что раньше втягивала себя в деструктивные отношения. Повторяла паттерн вслед за матерью. Впитала с детства, а паттерн следовало преодолеть. После терапии распахнулись глаза!.. Я подбирала партнёров как под копирку! Всегда травмированные, глубоко неудовлетворённые мужчины, которые «поедали» и себя, и меня и на меня проецировали комплексы. Они «вытягивали купон»; у них была выученная беспомощность; там бездна искажений, всё надо исправлять. А я жалела! Я-то думала, что подтолкну, перевоспитаю, что из него вырастет роза… И ты понимаешь в итоге, что если ты несчастлив и не работаешь над собой, то будешь таким же и в отношениях. Полтора года я выравнивала себя. Я даже подумала завести частную практику. Уверена, могу помочь людям, я весьма аналитична… Как только раскрылась гармония изнутри, я взялась и за тело… Видишь: йога-центр. Это мой первый опыт йоги. (Если решишься — а я советую, туда мужчины тоже ходят — там есть акция «приведи друга», скажи им, что от меня, назови меня…) Никогда не забуду то чувство общности. Когда кучка девчонок принимает одну и ту же позу. Новички, все неуверенные, но идут к одной цели… В Индии я была на випассане. Иногда мы с инструктором посещаем буддийский монастырь на Старой Деревне, это часть медитационной практики… А ты занимался чем-нибудь?