— Мама-мама, у дяди пистолет.
— Хорошо, — согласилась девушка, — не мешай. Иди умывайся, спать пора.
Мальчик протянул «ну-у-у». Гоша, в принципе, не возражал против присутствия ребёнка, разве что стоило оградить его от участия в следственных действиях.
— Вы только мамку не забирайте, — попросил мальчик и, взяв зубную щётку, выбежал в пространство коридорного холода.
— Люда, — представилась девушка.
Жарков не представился.
Вся общага шепталась. Пока оперативник осматривал кухню и санузел в поисках возможных предметов, которые имели бы процессуальное значение, то получил целый перечень версий: от покушения на убийство до причинения телесных повреждений по неосторожности.
— Это пусть следователь разбирается, — улыбнулся Гоша.
— Она сама его, сама. Та ещё девчуля, — шептала толстая неприятная женщина с явными признаками стойкого перегара.
— Не парься, командир, — твёрдо настаивал пьянющий сосед, — баба хорошая, так уж получилось.
Каждый хотел что-то сказать, намекнуть, добавить. Выходили из комнат, шли прямиком и докладывали. Гоша внимательно слушал. По крайней мере, делал вид. Повторял за собеседником, издавал невнятные восклицания вроде «да ладно», «не может быть» и «как же так». Тощие перекрытия, прогнивший пол — сколько раз за годы службы он видел подобные коммуналки, сколько здесь крови разливалось.
— Начальник, — раскинул руки известный бедолага по кличке Жук, — здаров, ты как вообще? Ты к Людке, что ли? А-а-а… — понимающе кивнул тот, — ну, занимайся, я тут ни при чём.
Людка слышала каждую реплику. Комнаты располагались так тесно, что захочешь поймать тишину — не получится. Он вернулся на протокольный разговор, отказавшись от чая и кофе.
— Брезгуете, наверное, — догадалась Люда.
— Да… — растерялся оперативник, — нет, конечно, о чём вы говорите.
— Ладно уж, я понимаю.
Люда и впрямь понимала чуть больше, чем требовалось. Не стоило объяснять, что придётся нести ответственность, преступление — тяжкое, не выкрутишься. Она только сказала:
— Довёл, понимаете. Не могу больше. Ребёнка жалко, а его — нет.
— Ребёнок — смягчающее обстоятельство, — произнёс Гоша.
Мальчик прервал разговор. Вбежал, радостный, в комнату, прыгнул в кровать и укрылся одеялом.
— Спать так спать, — пропищал, — спокойной ночи.
Люда выключила свет, они переместились в кухню, где ещё доживали прежний день соседи — курили, пили, говорили о чём-то безусловно важном.
— Освободите, — строго сказал Гоша, и мужики без разговоров покинули помещение.
Говорила без оправданий. Руки распускал, пил, сыном не занимался. Сегодня вернулся готовый, назвал как-то. Надо было терпеть, столько лет терпела. Психанула, нож взяла, и всё тут.
— Есть у вас сигарета? — спросила Люда, и Жарков незамедлительно достал пачку. Замолчали. Оперативник заметил, что иногда тишина вполне уместна. Выкурил две, прежде чем достал бумагу и попросил изложить обстоятельства произошедшего. Девушка аккуратно исписала целый лист. По совету полицейского добавила, что признаётся «чистосердечно, в целях оказания содействия следствию».
— Понимаете, — оправдывался зачем-то Гоша, — дело всё равно возбудят. Закон такой.
— Я понимаю, понимаю. Много дадут?
— Главное, чтобы выжил.
— Он-то? Выживет. Такие не дохнут, — сказала Люда и вновь посмотрела на пачку. Гоша кивнул, подышал недолго табачным дымом и попрощался.
По дороге в больницу даже не заглянул в телефон, даже не включил экран, даже не подумал ни о чём личном.
Жизнь действительно любила потерпевшего. Врачи сказали на своём волшебном языке: «Пневмоторакс, гематомы».
— Ага, — согласился Гоша, — тяжкий вред.
Пустили на десять минут под единственным предлогом, что расследование требует незамедлительных мероприятий. Медсестра не понимала, о чём таком важном говорит оперативник. Просто он вызывал интерес у женщин любого возраста и мог, наверное, вообще ничего не объяснять.
Долго всматривался в лицо пострадавшего. Обычный пьющий мужик, работяга с босяцкой щетиной. Спросил, как случилось. Подтвердил показания супруги. Говорил с трудом, каждое слово тяжело пронзало грудь.
— Может, сам напоролся на остриё? Случайно. Бывает же всякое.
— Случайно? Сам? — мужчина попытался выдать смешок и хватился за бок.
— Да, — повторил оперативник, — не заметил и наткнулся.
— Ты что тут гонишь?
Гоша нагнулся, чтобы терпила расслышал и запомнил наверняка.
— Бухать заканчивай, вот что. Налакаешься, потом виноватых ищешь.
— Я понял, — прохрипел мужик, — она и тебя охмурила. Шлюха! Много взяла? Или ментам бесплатно?
Ничего живого не осталось в живом теле. Затянется порез, только и всего.
— Я эту мразь, шалаву эту, засажу. И тебе хана, мусор. Напишу куда надо. У меня знакомые везде! — кричал на всю палату. Духота разливалась бездушием.
— А ребёнок? — спросил Гоша, но мужик не ответил. Может, и не спросил на самом деле: ответа испугался.
Дежурная «газель» медленно плыла по пустым дорогам. Ночь сдавалась, утро не хотело просыпаться. Горело небо бессмертным солнцем, сквозь тяжёлую смоляную гуашь проступало красным и золотым.
— Теперь куда? Всё? На базу?
Проезжали по Батайской, мимо дома с ночным трупом. Волнительно горел свет сразу во всех окнах. Гоша думал остановиться, зайти и доработать материал, доложить, по крайней мере, в управление о совершённом убийстве. Так ведь это называется? Убийство же? Или что?
Водитель без подозрений свернул, умчал по прямой.
— Вон там, в посадках, останови, — попросил оперативник.
— Невтерпёж? В отделе, может, сходишь? — предложил Кулаков.
— Останови.
Машина заняла обочину, заморгала нервно аварийка.
«Приспичило ему», — недовольно подумал Кулаков.
Гоша скрылся в голых тупиковых кустах.
Кулак в принципе умел ждать, пока следственная группа часами работает на местах преступлений. Он обычно залипал в киношку на планшете или играл в телефон. Но сегодня получилась слишком длинная ночь. Завтра же, то есть сегодня, надо тренироваться. Турник, пробежка. Если не сдаст итоговую аттестацию, то лишат на полгода процентной надбавки, а семь тысяч на дороге не валяются. Тогда опять придётся таксовать по ночам, и не приведи бог, если вызов поступит от начальника или штабного управленца, — донесут, заложат, уволят на хрен. А ведь ещё огневая. На стрельбах Кулаков почти всегда выбивал три из четырёх, но не укладывался в норматив по сборке-разборке автомата. Советовали развивать мелкую моторику и не особо нервничать.
Он представил, как выйдет на огневой рубеж и по команде достанет оружие. Всё легко и просто, главное, не торопиться. Раз-два-три, и…
Подорвались невидимые птицы, словно извергла их старая земля. В тревожном карканье, гуле, свиристели Кулаков распознал звук выстрела. Один понятный и объяснимый звук.
— Гошан! Ты чего?! — он рванул с единственной мыслью — не может быть, не бывает, не должно.
Оперативник лежал на земле, вывернув неприятно голову. Пистолет ещё крепко сжимала рука. Опять стояла тишина, и должно было что-то обязательно произойти.
— Ты чего?! Гошик! Ты?
Оперативник смотрел и улыбался.
— Нормально всё, — сказал Гоша, — извини. Устал я что-то. Честное слово.
Утром жена прочитала сообщение. Может быть, она и удивилась внезапной нежности. Может, женское чутьё накрутило что-то там. Ничего не сказала, мирно копошилась в кухне. Гоша отдыхал после дежурства. Мягкий диван трогал его больную спину, бормотал приятно телевизор. Дали отопление, тепло заполняло квартиру. Было по-настоящему хорошо.
Стажёр
Степнов ходил в церковь, ставил свечку, просил. Наверное, стоило как-то иначе просить. Он особо не разбирался.
— Всему научишь, обо всём расскажешь, — приказал Калеч и, как всегда, слинял, не оставив права на ответную реплику.
В кабинет вошёл молодой совсем парнишка с выбритым кантиком. Подтянут как струна, в руках кожаная папка, ботинки начищены, галстук.
— Здравия желаю, товарищ капитан, — на одном дыхании произнёс, — это… меня к вам прикрепили. Сказали слушаться, вникать потихоньку. Я после академии. Вот.
— М-да, — протянул Степнов, — нормальный такой понедельник. Ну, садись. Чай-то хоть принёс?
— Принёс, — обрадовался стажёр и достал две коробки. — С лимоном пойдёт? В пакетиках.
— Пойдёт, — одобрил Степнов.
Стажёра предупредили былые выпускники, что к следакам не ходят с пустыми руками. Крепкий чай — залог успешной работы.
Заварили. Стажёр аккуратно подносил ко рту чашку, лишь бы не нарушить уставную тишину. Степнов изучал новый материал, дав понять, что на разговоры не настроен, да и вообще не особо рад появлению молодого.
— Николай Саныч, — попытался тот наладить контакт, — разрешите…
Степнов поднял указательный палец — молчи и не мешай.
По факту никакого материала не было. Новоиспечённый наставник усердно рассматривал страницы личного дела вчерашнего курсанта.
— Значит, каэмэсник. Значит, бегаешь хорошо, — проговаривал Степнов, — ещё и отличник, награждён памятным знаком…
— Так точно, — подтверждал стажёр.
— Зря ты, Лёша, сюда пришёл.
— Никак нет, — возразил было, но Степнов недовольно посмотрел: не перебивай, сиди и слушай.
— С твоими характеристиками не в ментовку надо. Шёл бы вон к прокурорским или в госбезопасность. У нас тут люди простые, самые обычные. А ты, посмотри-ка, участник международной конференции по праву, лауреат всероссийского конкурса… да ну на фиг.
Степнов посмотрел на молодого с известным сочувствием.
— Ничего тут хорошего нет, Лёха. Иди, пока не поздно.
Стажёр никуда идти не собирался и, набравшись смелости, предложил помощь. Может, допросить кого-то или что-нибудь там.
— Допросить, ага.
Следователь бросил массивный том уголовного дела. Нужно составить опись.
Шёл невнятный рабочий день. Стажёр уверенно колотил по клавиатуре. Степнов не мог сосредоточиться.