— Крутой Али.
— Чё?
— Можно мне поплакать?
— Да.
Среда. Я тоже хочу золотой унитаз
Сидя на уроке, я думал только о том, что нам делать дальше. Мы узнали имя моей мамы. Это первая вещь, которую я должен был знать о ней, но я и этого не знал. Однажды я спросил у типа мамы, но она сказала, что не знает. Сказала, что приёмным родителям не сообщают ничего. Просто дают ребёнка, и всё. Она соврала. Она знала мою маму, потому что она говорила про неё с мамой Румины. Все взрослые врут нам, думают, мы дураки. Может, все и дураки, но я не дурак. Меня нельзя подкупить конфеткой, чтобы я перестал думать о маме. Не перестану, я буду только о ней и думать, а ещё про папу, и, когда найду его, может, даже уйду к нему!
На перемене ко мне подошёл Гасан-Вонючка, толкнул меня и сказал:
— Ты пожаловался на меня директору, вонючий трус! Сказал, что я бросил твою шапку в унитаз. Меня хотят выгнать из школы из-за тебя. Вонючий ябеда! Надо было вообще тебя утопить в унитазе, понял, да?
— Не понял. Ты сам трус, нападаешь сзади и ещё с друзьями, — сказал в ответ я. Вокруг нас было много людей, и Крутой Али, посмотрев на всю картину, рекомендовал мне ответить врагу.
— Да я тебя вообще порву один на один, понял, да? Тебя никто не защитит на улице. У тебя даже папы нет. Давай махаться один на один после уроков.
— В воскресенье, — сказал я, потому что дальше оттягивать нельзя. Следующий понедельник выглядел как трусость, а в воскресенье драться все любили, потому что школа была ни при чём и любая драка была уличная драка, а не школьная, даже если бы мы дрались у входа в школу.
— Зачем воскресенье?
— Я потренируюсь и тебя ушатаю, — сказал я. Крутой Али мне похлопал. «Ушатаю» — офигенное слово.
— Ну всё, Артур, я тебя порву в воскресенье, понял, да? — сказал Гасан-Вонючка и ушёл. Меня всегда бесила его привычка говорить после предложений «понял, да». Все остальные говорят «жиесть».
Наша драка приняла вселенское значение, потому что уже в четверг его выгнали со школы, и он очень хотел со мной поквитаться, но до этого ещё далеко. После уроков в ту же среду мы пошли записываться на лезгинку все втроём. Как и ожидалось, родители обрадовались, когда мы захотели танцевать лезгинку. Расул, наверно, обрадовался ещё сильнее, потому что умение танцевать лезгинку (как я понял из последней лекции Крутого Али) повышает шансы жениться. «Теперь вас заметят на свадьбе! 100 %!» — гласила надпись на рекламном объявлении школы лезгинки напротив нашего дома. Я даже не знал, что вопрос свадьбы такой важный, пока Крутой Али мне не рассказал о брачных играх на свадьбах.
Мы вошли в актовый зал, дети уже переодевались и разминались. Халтурщики наподобие нас сидели сзади и ковырялись в телефонах. Договариваться с Анваром Сайгидовичем мы отправили Амину, потому что она посещала несколько уроков лезгинки в прошлом году и потому что её все любят (она красивая, и это её суперспособность).
Он сидел на сцене на стуле, повернув его спинкой вперёд, и смотрел на танцевавших.
— Ну что за движения, ну что за движения! Выше локоть, сколько раз тебе говорил! Фиксируй кисть на уровне головы! — завопил учитель танцев.
— Здрасти, Анвар Сайгидович, — сказала Амина.
— Здрасти, — сказал он. — Тагир, ещё раз! Наступи нормально ногой! Не кончиком, а полностью ногой, чтобы был бам-бам! У тебя был бам?
— А можно нам записаться на лезгинку вчетвером?
— Да, — ответил нам Анвар Сайгидович, даже не посмотрев на Амину. — Нет! Не было бама, был какой-то плюх, а мне нужен бам! — ответил Анвар Сайгидович танцору, который, кажется, уже хотел заплакать.
— Мы будем в группе с трёх часов до пяти. Можно?
— Я устал! — сказал танцор.
— Да, — ответил нам Анвар Сайгидович. — Это я устал смотреть на то, как ты там устаёшь, делая свои плюхи! — сказал Анвар Сайгидович танцору, и мы сели в самый конец.
— Ты будешь махаться в воскресенье? — спросил Расул.
— Ага.
— Ой, а Гасан же сильнее тебя, — грустно сказала Амина. Меня это разозлило. В меня не верила девочка, которая мне нравилась, она должна была первая сказать: «Ушатай его!»
— Я вообще побью его, просто с ним всегда бывают друзья, и они вместе все нападают.
В актовый зал вошла Румина с мамой. Её тоже записали на танцы, и наша команда наконец была в сборе.
— Мне надо найти папу срочно, до воскресенья! — объявил я.
— Зачем? — спросила Румина.
— Потому что в воскресенье он договорился помахаться с Гасаном-Вонючкой и Гасан, скорее всего, его побьёт, — сказал Расул.
— Меня не побьёт Гасан-Вонючка. Я сам его побью! А когда побью один раз, потом ещё раз побью!
— Кто такой Гасан-Вонючка?
— Это тебя не касается. Надо найти папу до воскресенья, чтобы он пошёл вместе со мной на мою драку… и увидел… как я его изобью, и понял, какой я крутой. Вот.
— Ты хочешь взять с собой папу, чтобы он тебя защитил, понятно, — сказала Румина.
— Да ну тебя, — сказал я.
— А что вы узнали вчера? — спросила Амина.
— Мы узнали, как зовут его маму, — сказала Румина и посмотрела на меня.
Я хотел сказать имя, но у меня не получалось. Я не смог из себя выдавить имя и поэтому сказал:
— Сама скажи.
— Гаджиева Мадина, — сказала Румина и посмотрела на меня, нахмурив брови. Почему она вечно недовольная?
— Тогда давайте искать её в интернете, — предложил Расул. Все согласились, и я тоже. Но когда я собирался сесть поближе, у меня в животе как будто всё зашевелилось, словно я очень сильно захотел в туалет, потом задрожали ноги, и я быстро сел на своё же место, схватил телефон и сделал вид, что тоже ищу, но не мог нажать даже на экран. У меня дрожали пальцы, поэтому я схватил телефон обеими руками и просто повернулся ко всем спиной. Мне стало тяжело дышать. Я услышал слова Расула: — Очень много Гаджиевых Мадин. Как… найти… мама? Может… тоже?.. Вот…
Расул показал мне телефон, но я не понимал, чего он от меня хочет. Он просто мотал кучу фотографий, кучу людей друг за другом. Разные лица: радостные, грустные, скучные, злые, смешные… и мама. Среди всех остальных ничем не выделяющееся лицо, никакое не особенное, просто человек с улыбкой на лице. Ещё одна вечно счастливая улыбка.
Я быстро встал и убежал из актового зала. Убежал из школы. Убежал домой. Убежал в свою комнату и долго лежал под покрывалом. Руки перестали дрожать, ноги тоже, и живот уже почти не крутило, но я продолжал лежать.
— Крутой Али.
— Чё?
— Можно мне поплакать?
— Не-а.
— Почему?
— Если ты будешь постоянно убегать в уголок и плакать, ты никогда не найдёшь папу.
— Но я хочу чуть-чуть, а потом больше не буду.
— Плачь сколько хочешь, но со мной не разговаривай. Тряпки мне не друзья.
— Я не тряпка, — сказал я.
— Сказал ребёнок, который уже час прячется под покрывалом.
— Я не тряпка! — сказал я уже громко и убрал покрывало. — У тебя не было папы и даже родителей не было, поэтому ты вообще ничего не понимаешь, Крутой Али. Тебя вообще никто никогда не любил!
— Я понимаю, что ты плакса.
— Я не плакса и вообще не плачу никогда! И сейчас тоже не хочу плакать!
— А зачем тогда плачешь?
— Я не знаю! Я не хочу плакать, смотри! — сказал я и показал ему злое лицо. — Я вообще не плачу! Я злой!
— А тут слеза, и вот тут слеза, и ещё с носа сейчас капнет сопля, и ещё на подушке целое озеро.
— Ну и что? Дурацкие тупые капли! Они сами капают, а я не плачу, я не реву, как девчонка. Просто дурацкие капли капают, и всё. Как мне их остановить? Ты же Крутой Али, и ты всё знаешь. У тебя на всё всегда есть ответ. Я не хочу плакать, как не плакать?
Крутой Али смотрел на меня молча.
— Ты даже сам не знаешь, как не плакать, — сказал я и повернулся к нему спиной.
— Не обессудь, — сказал Крутой Али.
— Я хочу найти папу.
— Я знаю.
— И маму тоже.
— Мама умерла.
— Знаю! — Я лёг обратно на мокрую подушку. — Но я всё равно хочу.
Я полежал ещё немного, потом услышал стук в дверь. Слишком рано для типа мамы, а Ахмед должен быть на тренировках. Я не достаю до глазка, поэтому рядом с дверью всегда находится моя табуретка. Я тихо поставил табуретку поближе, залез на неё и заглянул в глазок. За дверью стояла Суперкрутая команда (название временное). Я открыл дверь.
— Как дела? — спросил Расул, и все они смотрели на меня в ожидании какого-нибудь объяснения.
— Хорошо. Что нашли?
— Вот, — сказал Расул, и потом они все без разрешения вошли ко мне в коридор.
— Не показывай, — сказала Румина.
— Мы долго искали фотку, а потом написали слово «авария» и нашли новость про твою маму, — тихо и грустно сказала Амина. — Мы можем пойти туда завтра.
— Идёмте сейчас, — сказал я. — Если у вас есть время.
Все согласились, и уже через десять минут мы сидели в маршрутке, которая везла нас в сторону моря.
— Слышал, да, что нашли у этого *ругательство* начальника… Как его там? — сказал водитель на всю маршрутку. Мы сидели вчетвером прямо за его спиной.
— Гимбатов? — уточнил пассажир, который сидел рядом.
— Да, этот *ругательство*, *ругательство*. У него в *ругательство* туалете нашли золотой унитаз! Золотой унитаз! — повторил водитель и ударил по рулю. Женщина, которая сидела напротив нас, покачала головой то ли из-за плохих слов, то ли из-за золотого унитаза.
— Я просто *ругательство*, насколько обнаглели эти *ругательство*, которые сидят там наверху и, мол, делают Дагестан лучше. *Ругательство* золотой унитаз. Я тоже хочу золотой унитаз!
– *Ругательство* какой-то, — согласился пассажир. — Вот, ещё летит. — Пассажир указал пальцем в небо. Где-то далеко и высоко над нами пролетел вертолёт. — Стопудово ещё одного забрали. Каждый день пусть по десять таких вертолётов отправляют. Чтобы всех *ругательство* забрали… Я тебе говорю.
— Да… Ну *ругательство*, ну скажи мне… Вот тебя как зовут?
— Гамзат.