— Хорошо, — сказал он и теперь уже чуть-чуть посмеялся по-настоящему. — Может, кого-нибудь и возьмём. Чтобы было с кем ходить в кино на мультики.
— Ага. Когда возьмёте, дайте от нас, — я опять протянул ему «сникерс», и на этот раз он взял. — И скажите «от Суперкрутой команды». Это моя команда, мы так себя называем. Я в команде главный.
— Хорошо. Удачи тебе в поисках папы, крутой и злой воин.
— Спасибо, и вам тоже с поисками детей.
Переговоры закончились, и я пошёл обратно к команде.
— Вы сделали обмен? — сразу спросил Расул.
— Ага. Вот это было круто! Он мне говорит что-то про сейф, а я ломаю палку! А он такой говорит: «Ты такой крутой! Вот твой пакет», а я ему: «Вот твои деньги», но он не взял деньги. Зато взял «сникерс», и у нас получился обмен. А ещё у него нет детей, но я ему сказал, чтобы он взял себе других, а он сказал «хорошо». И вот, — я показал пакет.
— А что там?
— Старые фотки, — сказал я и сел на своё место. Открыл пакет. Там было штук десять фотографий, и мы начали их изучать. Это были семейные фотки, всякие разные незнакомые мне люди и мама. Она была моложе, и у неё был другой цвет волос, поэтому я не сразу её узнал. Рядом с ней на некоторых фотках стоял мужик, и мы все подумали, что это мой папа. Мы передали все фотки по кругу, потом переглянулись. Я спросил:
— А дальше что?
— Будем искать знакомых людей, — сказала Амина, и мы опять пустили по кругу фотки и пожали плечами. Знакомых не было.
— Дальше что? — спросил я.
— Будем искать знакомые места, — сказала Румина, и мы опять пустили по кругу фотки и опять пожали плечами. — Я покажу их маме, и ты покажи своей. — Румина начала фотографировать на телефон фотки.
— Я не могу показать своей.
— Почему?
— Она узнает маму, а потом спросит, откуда у меня эти фотки, а потом вспомнит, что я нашёл твоего папу, и поймёт, что теперь я ищу своего папу, и потом подумает, что я хочу уйти к папе, а я не хочу никуда уходить и вообще не хочу ни с кем быть. Я куплю себе дом и буду жить один без новой мамы, которая всегда врёт, и без старого папы, который даже не хочет узнать, как у меня дела, и который даже никогда меня не видел, а может, он, как твой папа, уже мёртвый. — После этих слов я отошёл, потому что подул дурацкий ветер, мне в глаза что-то попало и глаза стали мокрые. Всегда, когда я вспоминаю что-нибудь, дует дурацкий ветер.
— А это что? — спросила Амина и показала одну из семейных фоток. На фотографии были родители и ещё несколько человек, а на обратной стороне записан адрес и год: «У родителей. Батырая 192, 1 января, 2010».
— Это какой-то адрес.
— Едем туда! — сказал сразу я.
— У нас уже время, — сказала Румина. — Мне надо домой.
— Мне тоже, — сказал Расул.
— Давай завтра, — сказала Амина.
— Ну ладно, — согласился я, хоть мне совсем не хотелось соглашаться. Так мы и разошлись, но не успел я дойти до дома, как понял, что я опять получил шанс его найти. Ещё один адрес. А может, он сейчас там? А может, там живут люди, которые знают, где он живёт. Я не мог ждать до завтра. Поэтому я опять сел в маршрутку и поехал по адресу, записанному на обратной стороне фотографии. Очередная маршрутка и очередной разговор водителя с пассажиром. На этот раз водитель был молодой, поэтому я не удивился, когда он сказал:
— Ну чё, когда там следующий бой Хабиба с этим… ну как его… ушастиком, жиесть.
— Фергюсоном?
— Да, Фергюсанам.
— Честно говоря, не знаю, я особо не интересуюсь.
— Ва, как это?
— Ну, у меня последний год, дипломная, надо чуть на учёбу надавить.
— Оставь, да, эти разговоры. Ты в Дагестане живёшь и даже не болеешь за Хабу, что ли?
— Я болею и за Хабиба, и за Садулаева, и за Фёдора Емельяненко, но я не слежу за ними. Когда будет бой, тогда будет, может, посмотрю в прямом эфире, может, в повторе. Интересно, кто выиграет, но мне не до этого сейчас.
— Вот ты в натуре. Так-то красава, учись, жиесть, братишка, чтобы как я не закончить, — сказал водитель и засмеялся. Зубов у него было меньше, чем у меня попыток начать утром бегать (а я пытался шесть раз). Они чуть-чуть помолчали, потом водитель сказал: — Ну, Емельяненко, конечно, *ругательство* не нужен. Чёрт *ругательство*.
— Почему?
— Русак он *ругательство*, чё еще? Бухает, наверно, без остановки.
— А это что? — пассажир указал на сигареты водителя.
— Чё?
— Сигареты.
— И чё?
— Он бухает, вы курите.
— Я и бухаю, и делаю чё по кайфу мне. И то *ругательство* его у него же во дворе, — сказал водитель и плюнул через окно. Пассажир повернулся и замолчал. Водитель что-то пробурчал себе под нос, а потом посмотрел на пассажира и сказал: — И чё тебе не нравится? — Пассажир ничего не ответил. — Эй. Эй!
— Останови где удобно, — сказал пассажир. Водитель остановил, и пассажир вышел, а водитель ему вслед сказал нехорошее слово, которое означает «трус».
— Крутой Али.
— Чё?
— Этот водитель тоже крутой и злой воин?
— Только на словах. Он балабол.
— А это кто?
— Это тот, который говорит вещи, которые никогда не сделает. Воздух гоняет. Эти слова мы будем учить завтра. Таких, как он, среди воинов бывает куча. Которые говорят крутости, а сделать ничего не могут. Хочешь сделать крутую вещь?
— Ага.
— Когда остановишь маршрутку, скажи ему слово, которое мы учили, и убегай.
Я остановил маршрутку, обозвал водителя оленем и убежал.
— Крутой Али, это было круто! Офигенски круто! Супер-офигенски круто! Почему мне так понравилось?
— Я подумал о твоих словах вчера. Ты хочешь воевать со злыми воинами. Если не хочешь воевать с хорошими, то пофиг. Мне главное, чтобы ты был крутым воином, а пока можно потренироваться на злых маршрутчиках.
— Крутой Али.
— Чё?
— Ты мой самый лучший друг и учитель.
Мы дошли до частного дома, который был на фотографии. Точнее мы дошли до синих ворот, но на них был обозначен наш адрес. Ворота были открыты, и я заглянул внутрь. Это была узкая дорожка в глубь двора. Сверху была крыша из труб и винограда, который уже высох. Увидел двух кошек. Одна пробежала по крыше, другая просто сидела на подоконнике. Когда узкий двор закончился, появился широкий двор и двухэтажный старый дом. Я оглянулся по сторонам и сказал: «Здрасти!» Никто не ответил. Потом я собирался постучаться в дверь на первом этаже, но открылась дверь на втором, и оттуда вышел мужик.
— Да, я понял. Доставим, вообще не вопрос. В понедельник мне надо в Грозный. Лучше предложи кому-нибудь другому. Понял, хорошо, на связи, — сказал он в телефон и, положив телефон в карман, начал завязывать шнурки.
Я повторил:
— Здрасти.
Мужик встал, развернулся и посмотрел на меня. Это был мой папа. Или почти папа, но он был очень на него похож. На того, кто на фотографии рядом с мамой.
— Здрасти? — то ли сказал, то ли спросил он в ответ.
— Умарасхаб? — спросил я.
— Нет, а ты кто? — спросил он и растерялся. По его растерянному лицу я точно понял, что это мой папа.
— Вы Умарасхаб.
— Такс, пацан, давай ещё раз. У тебя имя есть?
— Артур, а вы мой папа, Умарасхаб, я узнал вас по фото! Это точно вы, почему вы врёте? — спросил я, и мне очень хотелось заплакать, чтобы ему стало жалко и чтобы он признал, что он мой папа. Я размахивал фотографией. Он подошёл и протянул руку. Я отдал фотку.
— Значит, это ты… Сын Мадины?
— Да, это я! — сказал я ему настолько уверенно, насколько мог, хоть мне и очень хотелось плакать.
— А вот я, — сказал он и ткнул пальцем в человека на фотографии, но он ткнул не в папу, а в молодого парня, стоявшего с краю, тоже похожего на папу. — Я твой дядя, Джамбулат.
Я посмотрел на него ещё раз, потом на фотографию, а потом развернулся и ушёл. Я вышел из ворот и быстро поплакал за углом, чтобы никто не увидел, но этот Джамбулат пошёл за мной, и поэтому он всё увидел.
— Идём, поболтаем, — сказал он и позвал обратно. Я был злой, но пошёл за ним. — С кем ты сейчас живёшь?
— У меня новая мама и брат, — сказал я. Он сел на ступеньки, ведущие на второй этаж, и жестом предложил сесть рядом. Я сел.
— Ну и как? Нравится новая семья?
— По кайфу, — сказал я, потому что мне хотелось показать свою крутость, чтобы он понял, что я не плачу каждые пять минут и что я не нуждаюсь ни в каких новых родственниках. На моё крутое слово он усмехнулся и повторил:
— По кайфу. Я тебя помню совсем маленьким. Наверно, тебе было года три-четыре. Когда я был у вас в гостях в последний раз. Ты был болтуном, а ещё бегал безостановочно, как будто в тебе был мотор с бесконечной батарейкой. Ты ищешь папу?
— Да.
— Я не видел его уже года два. После того… что случилось с твоей мамой, он пришёл сюда. Мы немного поспорили, и он ушёл.
— Почему поспорили? Куда ушёл?
— Поругались из-за наших с ним дел. Твой папа — сложный человек. С ним трудно договариваться. Не только мне, всем было трудно. А куда он ушёл, не знаю. Ушёл, и всё. Я предложил ему оставить ваши вещи тут, но он решил взять их с собой.
— Вы тут живёте?
— Эй, пацан, я твой дядя, говори со мной на «ты».
— Ты тут живёшь? — исправился я.
— Да. Вообще это наш родительский дом. Тут жили твои бабушка и дедушка, а после них тут живу я. Ты один пришёл?
— Да. Мне можно ходить одному. Я очень крутой.
— Не сомневаюсь, но скоро стемнеет. Тебе не надо домой?
— Надо.
— Хорошо, тогда я тебя подвезу, если ты не против.
— Ага.
Так мы и поехали с моим новым дядей домой. Всю дорогу мы молчали. Иногда он отвечал на звонки, говорил с кем-то, потом опять с кем-то. Иногда говорил по телефону весело, иногда без настроения. А я всё это время смотрел в окно на людей, которые заканчивали сегодня работать и собирались идти по домам. У них всех были всякие свои дела, свои проблемы и веселья, и у меня тоже. Сегодня я нашёл дядю, а кого нашли они? А кого потеряли? Кто-то из них шёл на день рождения, а кто-то на ночную работу. У кого-то крутая жизнь, у кого-то скучная, но я был уверен, что среди них я особенный. Ни у кого не было такой крутой и опасной жизни, как у меня в последние дни. Я же увидел много чего и путешествовал по городу, и теперь у меня есть дядя.