ля меня ты брат, а для неё ты сын. Всё, слишком много я соплей развёл. Ну, я понятно, обычный человек, а ты безымянный воин, — брат подмигнул мне, и я усмехнулся и вытер дурацкие капли. То есть я хотел сказать — ТИПА брат подмигнул мне… Он вышел из комнаты, я полчаса смотрел на дверной проём. Думал обо всём и ни о чём.
— У тебя самый бомбовый брат из всех братов, — сказал Крутой Али.
— Ты что, плачешь, Крутой Али?
— Нет, мне просто кое-что в глаз попало.
— Наверно, песчинка, мне тоже часто попадает.
— Чтобы у меня глаза мокрые стали, бревно должно попасть в глаза!
— Ты крутой, Крутой Али.
— Ну да.
Эти размышления хотя бы немного подняли мне настроение, но я вспомнил слова, которые сказал мне дядя. Он врал про папу. Если папа всегда был с нами, то я должен был его помнить. Если он в какой-то коробке у меня в голове, то я должен был её найти, открыть и его вспомнить! Я взял фотографию папы и смотрел в неё долго, но это мне ничем не помогло. Я не помнил ничего, кроме лица мамы. Ни одного разговора, ни папы, ни мамы, ни одного хорошего или плохого случая в нашей жизни, ни старых игрушек, ничего, только темнота. От прошлой жизни у меня не осталось ничего, кроме какой-то старой одежды в нашем большом шкафу, который стоял в комнате Ахмеда. Половина шкафа заполнена всяким старым барахлом, а другая — вещами типа брата.
Мне пришла в голову крутая мысль. Я видел, как в одном фильме тётенька, чтобы вспомнить что-то, начала смотреть свои старые вещи. Я тоже решил, что мне надо изучить свои старые вещи. Может быть, я вспомню что-нибудь. Поэтому я заглянул в комнату типа брата. Он качал пресс.
— О, Артурыч… Тридцать. Что хотел?.. Тридцать один…
— Я хочу посмотреть свои старые вещи, которые в шкафу.
— Тридцать четыре. Понял.
Я открыл шкаф. Некоторые вещи висели высоко на вешалке, и я не мог до них достать.
— Что достать? — спросил типа брат.
— Всё моё, — сказал я.
— Т-а-ак… Это, это… ещё это… — брат начал снимать всякие старые вещи, которые носил я. Некоторые из них были до новой семьи, некоторые после, но я решил изучить вообще всё. Среди вещей были несколько курток, шапки.
— Обувь? — спросил типа брат.
— Не-а, — ответил я. — Это всё?
— Так, вроде да. Есть ещё эта коробка, — он указал пальцем на старую картонную коробку, на которой лежала зимняя обувь.
— Ага, она тоже, — сказал я спокойно, но внутри я очень сильно обрадовался. Я ведь даже забыл о том, что у меня есть эта коробка. Точнее, не сама коробка, а лежавшие там мои вещи. Я никогда туда не заглядывал, потому что, когда я вспоминал о коробке, я вспоминал и про маму. Там точно должна быть какая-нибудь важная информация. Я взял все вещи и понёс в свою комнату, затем вторым подходом забрал и коробку.
Хлама было много. Не успел я сесть на стул, так уже чихнул два раза из-за скопившейся на вещах пыли. С соседней комнаты услышал — «Будь здоров!». Я вначале осмотрел все вещи. Я надел старую синюю куртку, красную шапку с бубенчиком, которая еле-еле полезла на мою голову. Штаны надеть я не смог, они точно на меня уже не лезли и сбоку выглядели такими маленькими. Неужели я носил когда-то такую маленькую одежду? Конечно, носил. Вся эта одежда была на мне в ту самую ночь. Я подошёл к зеркалу и, увидев себя в этой куртке и шапке, захотел расплакаться. Я будто вспомнил что-то из своей старой жизни, но не мог понять что. Мне просто хотелось заплакать, но я держался. Я осмотрел остальную одежду. Пытался думать о маме и папе, но ничего. Пока я размышлял, по привычке засунул руки в карманы и в одном из них нащупал бумажку. Я вытащил её. Это был чек на торт, круассаны и конфеты. Откуда эта бумажка? И тогда я вспомнил.
Мы вместе с мамой вышли из кондитерской. Торт был у неё в руках. Было уже поздно. Мы сделали пару шагов от входа, потом она вспомнила, что забыла внутри наш второй пакет со сладостями. Она собиралась вернуться, но я остановил её и вызвался забрать пакет сам. Она посмеялась и согласилась. Я вошёл в магазин, улыбнулся продавщице и взял пакет, потом я услышал резкий свист тормозов машины и удар. Я вышел из магазина вместе с остальными покупателями и увидел её.
Я хотел кое-что спросить у Крутого Али, но он сказал раньше:
— Чуть-чуть можно, — и тогда я заплакал, но не чуть-чуть.
Следующей на очереди была моя коробка. Она была в пыли. Я открыл её в надежде найти что-то важное, но внутри была лишь стопка старых рисунков времён детского садика. Домики, кошки, собаки, деревья, непонятные фрукты, ракета, луна, мама, папа и я. Зачем я нарисовал нас?
К этому моменту типа мама уже вернулась. Я вышел из комнаты и увидел на столешнице её пакеты с продуктами. Она умывалась в ванной. Я сел на кресло в зале, она выглянула, и я спросил:
— Ты уже меня простила?
— Конечно, — ответила она и улыбнулась.
— Ну, тогда я разрешаю меня обнять, только один раз, — сказал я, и она меня обняла. Я подумал, что взрослым салфетки нужны больше, чем детям.
Потом я напоследок заглянул в комнату типа брата, он в наушниках что-то смотрел по телефону и не заметил меня. Потом я закрылся в своей комнате. Оделся в свою старую одежду, потому что в ней папа должен был меня вспомнить. Я открыл окно и выглянул из него. У меня была теория (теория — крутое слово, Крутой Али был против него, но в последнее время я очень круто использовал новые слова, поэтому он уже не против), что из окна можно слезть на газовую жёлтую трубу, которая проходила прямо под ним, и потом по газовой трубе, держась за подоконник, можно было пройти к козырьку нашего подъезда, а потом через сломанное окошко в подъезде можно было попасть в сам подъезд. Именно так я и поступил, но мой план обломался, когда я, уже находясь на козырьке, увидел, что кто-то заменил сломанное окно. Вот именно сегодня надо было заменять, да? Вначале я думал, что есть другой способ спуститься, но не нашёл его, поэтому я прибег к методу, который очень понравился Крутому Али. Я пнул ногой стекло, оно сломалось, и я аккуратно сбежал с намерением обязательно оплатить ремонт из своих карманных средств.
Меня ожидал третий (и последний) раунд с уже от души бесившей меня стройкой. На этот раз я подготовился получше.
СПИСОК УГРОЗ:
Внешнее окружение: грязь, палки, железки.
Решение: боты и перчатки.
Дикие животные: собаки (возможно, чёрные кошки).
Решение: палка (найти по дороге), колбаса (халяль).
Я шёл по тёмным дворам, которые днём кажутся такими безобидными, особенно утром, когда я иду в школу, на скамейках сидят добрые бабули… А теперь в каждом подъезде сидели типа крутые пацаны. Я говорю ТИПА, потому что я понял, что они не крутые. Они дураки, а крутой пацан — мой старший брат. Я больше не мог считать крутыми тех ребят, которые сидят НА скамейках, жуют семечки и оставляют под собой целые лужи из своих слюней. Они не крутые. Они — мусор, а будь они крутыми, сидели бы дома и, как мой брат, качали бы пресс.
— Крутой Али.
— Чё?
— Откуда у этих типа крутых столько слюней, что после них остаются целые озёра?
— Мерзкие вещи не говори.
— Хорошо.
Шаг за шагом я подходил к школе и за последним поворотом увидел первую угрозу. Мне навстречу шли пять мальчиков на вид чуть старше меня. Они были шумными, говорили плохие слова (которые, кстати, я теперь тоже считаю тупостью) и в шутку дрались между собой. Увидев меня, они немного замолчали, и я понял, что пора показать урок от моего учителя. Оказавшись напротив них, я сказанул:
— Салам алейкум. Чё там?
— Ваалейкум Ассалам! — ответили они хором, и один из них сказал: — Ничё, нормально, тоже чисто по району, как сам?
— Чётко, — ответил я и пошёл дальше.
За спиной я услышал:
— Это кто?
— Не знаю, я думал — твой кент. Не мой.
Но было уже поздно думать, кто я (хотя я — суперкрутой воин, а имени моего вы не знаете, потому что я — безымянный воин), потому что я уже был на территории школы.
— Ты — мой лучший ученик, — сказал Крутой Али.
— А ты — мой лучший учитель, — сказал я.
— У тебя ещё есть учителя?
— Ага, в школе.
На этот раз я решил не делать всяких тупых вещей, связанных с перелезанием через ограждение, и пошёл к воротам (уже в третий раз). Ворота были закрыты, но под ними была огромная щель, так что я с лёгкостью пролез снизу и включил фонарь.
Вообще, мне не хочется говорить, что мне было страшно, потому что я не хочу, чтобы мой учитель знал, что мне было страшно, но мне стало страшно в момент, когда я вышел из нашего подъезда, и страх мой увеличивался до этого момента. Когда я оказался на пустой стройке в темноте, я окончательно понял, что мне страшно, потому что мой фонарь дрожал. Вначале мне казалось, что что-то с батарейками, но потом я понял, что дрожит моя рука. Помочь другой рукой я не мог, потому что взял в руки палку, из конца которой торчал гвоздь. Крутому воину — крутое оружие.
Я примерно понимал, где находятся собаки, где находится большая дыра для будущего корпуса школы и где находится то самое место — логово, где соединяются наша школа и стройка. Найти это место было нетрудно, потому что все вонючие трубы вели туда. Мне было страшновато идти вперёд из-за дурацких собак, и я решил не ждать, пока они укусят меня за попу. Тем более что я увидел точно такой же столб с проводами и лестницей. Я заранее туда залез и начал шуметь палкой, но реакции никакой не было. Поэтому я слез и позвал собак собачьим голосом (гав-гав!), и побежал обратно наверх. Через несколько секунд я услышал лай, и обе тупые собаки оказались прямо передо мной.
— Я опять пришёл на разборки с вами. Помните меня?
— Гав-гав-гав!
— В этот раз я подготовился.
Они начали лаять, но маленький кусок колбасы их успокоил. Через три таких кусочка они решили больше на меня не лаять. Они крутились вокруг себя в ожидании еды, но собакам доверять нельзя, поэтому я бросил ещё один кусочек к воротам. Они его съели и подошли опять к лестнице. В этот момент я увидел свою цель. Это было единственное место, которое было освещено жёлтым фонарным столбом.