ронавируса, или этап отрицания
Информация о правильном поведении, мерах предосторожности, путях заражения и история попадания нового вируса в человеческую популяцию изложена во всех официальных источниках. Сложно представить себе сейчас СМИ, которое не писало бы о «короне», — даже кулинарные медиа описывают рецепты, подходящие для самоизоляции, а на сайтах о шоу-бизнесе появляются заметки о том, кто из знаменитостей подхватил пресловутую болезнь. Простой поиск в интернете даёт точные и достоверные ответы на большинство вопросов, при этом доля людей, верящих в теории заговоров и народные средства лечения, остаётся угрожающе высокой.
Не так страшен чёрт…
Некоторые считают, что коронавирус не страшнее сезонного гриппа. Сторонников этой идеи я встречаю в основном в виртуальном пространстве. Заболев и испытывая на себе все прелести изматывающего кашля, одышки, настигающей на полпути из кровати в туалет, скачущей температуры, они сдаются, звонят в «скорую» и попадают к нам. Глухим из-под кислородной маски голосом они с первых слов раскаиваются, признаются, что не верили в серьёзность заболевания. Рассказывают о разном — кто на даче с друзьями отдыхал, кто в гости ходил через день, другие работали, несмотря на весенний запрет, — клеили реснички и пилили ногти карантинным модницам. Всегда добавляют, что друзья и клиенты тоже не верили в опасность коронавируса. После этого, если хватает сил, они начинают сдавать с истовостью советских доносчиков — называют имена, адреса, телефоны контактных лиц. Почти все, как мантру, твердят одну фразу: «Я вот думал, что коронавирус не страшнее простуды, а с простудой я никогда в больницу не попадал». К счастью, обзвон их так же не верящих в пандемию друзей и клиентов — не наша обязанность, мы только записываем данные, а от нас они передаются в общую базу оперативного штаба по контролю ситуации с коронавирусом. В колл-центре этого ведомства работают совсем другие профессионалы — их анкетирование напоминает допрос в гестапо.
Однажды я слышала такой разговор. Тон у говорящего был строго-угрожающий. С того конца провода больного сразу проинформировали о возможности наступления уголовной и административной ответственности, а затем спрашивали о контактах. «Вы говорите правду? Вы осознаёте свою ответственность?» — следовало напоминание после каждого ответа. Такие звонки предстоят каждому инфицированному — врачу ли, заболевшему на работе, бабушке, которой внуки продукты под дверь ставили, или мастерице ногтевого сервиса. Звонящих почти не волнует состояние пациента — разве что ИВЛ им преграда, всем другим — хоть на кислороде, хоть нет — приходится, пересиливая одышку, отвечать.
Неверящая Елена — ухоженная женщина, ей ещё нет сорока. Во время анкетирования рассказывает, что живёт с мужем и шестилетним сыном. Говорит, что ни в магазин, ни в аптеку, ни в поликлинику не ходили ни она, ни муж. Он вообще программист и давно работает из дома, продукты они заказывают в службах доставки. Только вот она ходила с сыном гулять на детскую площадку возле подъезда: «Это ведь не считается! Да и руки мы всегда после улицы мыли». Из разговора выясняется, что первым в семье заболел сын, болезнь протекает в лёгкой форме. После опроса о контактах я объясняю, что теперь её семья на карантине, им ещё позвонят, всё расскажут, согласуют время взятия анализов.
«И что, ребёнку теперь не гулять? — начинает она возмущаться. — Он же активный, в таком возрасте надо много бегать, а иначе он капризничает. Да и в школу ему уже осенью, пусть наиграется. Вот у вас дети есть? Нет? Тогда вы и не поймете!» А я понимаю другое — если ходили только на детскую площадку, значит, и вирус оттуда принесли. Но убе-ждать и объяснять — не моя обязанность, для этого Оперштаб есть.
Через несколько дней Елена мне поведала, что в больницу попал и муж, а к сыну, чтобы его не отправили в инфекционный детский стационар, переехала его бабушка, мама мужа. На моё: «Да вы что наделали? К ребёнку с „короной“ — и пожилого человека, который в группе риска!» — я получила стандартную отповедь: «Своих детей нет — молчи». Ещё через пару дней она уже без привычной бравады сообщила, что сына всё-таки увезли в больницу, потому что плохо стало и бабушке, её госпитализировали. Она расскажет потом, что бабушка умерла буквально через несколько дней. Елене становилось с каждым днём хуже, как-то ночью она начала критически задыхаться, её перевели в реанимацию. Проведя четверо суток на ИВЛ, она скончалась. На линейке первого сентября с тем шестилетним мальчиком не будет ни матери, ни бабушки.
Карантинные посиделки
Или вот Нина Васильевна — ей сильно за девяносто, она относится к той возрастной группе, когда самоизоляция является обязательной. Расспрашиваю, ходила ли она куда-то.
— Нет, сидела дома, продукты все ставили под дверь.
Размышляю про себя, как же она могла заразиться. Почти наугад спрашиваю, не приходили ли к ней гости.
— Да как не приходили — приходили. Подружки, соседки по подъезду, они же тоже на самоизоляции, скучно нам. Ну вот и они принесли домашней наливочки, а я уж стол накрыла. Надо же веселиться на старости лет.
А вот и путь передачи!
— Бабуль, ну вот и понятно, откуда вы заболели. Кто-то из них вирус и принёс.
— Да ладно? Узнаю, кто из этих старых шлюх меня заразил, убью на месте!
Нина Васильевна оказалась крепкая, полежала в отделении, прокапали, полечили, и она вернулась домой. Она говорила: «Я фашистов победила и до самого Берлина гнала, неужели какой-то подлый вирус меня победит?» А за ужином всегда просила добавить ей в чай медицинского спирта — для внутренней дезинфекции…
«Коронавируса не существует!»
Отрицатели бывают разной степени опасности. Самые сложные из них те, кто в принципе считает, что коронавируса не существует. А раз нет возбудителя — значит, не может быть и вызванной им пневмонии. «Значит, у меня что-то другое, а что — вы сами понять не можете», — заявляют самые безобидные из них. При этом они понимают, что больны, и покорно принимают назначенное лечение. При выписке одна из таких очень удивилась, увидев в документах диагноз «коронавирусная инфекция»: «Вы что, за всё время, что я здесь лежу, так и не выяснили, что со мной? И это врачи называется, за что вам только деньги такие платят».
Спорить с ней я не стала, как и объяснять, что врачи бы не стали помогать ей собирать вещи и везти в кресле-каталке до выхода, что мы добровольцы и ни копейки за это не получаем.
Лирическое отступление № 2
Денег мы действительно ни за что не получаем. На работе нас кормят, а недоеденное можно забрать домой. Иногда нас пропускают бесплатно в метро, если показать справку из больницы. Но это на усмотрение контролёра, некоторые ворчат: «Тоже мне, льготники нашлись».
А однажды пациент попытался дать мне денег. К нам зашла врач из другого отделения и попросила одного пациента — своего тестя — вывезти не к общему санитарному такси, а на обычную парковку — там его заберёт её муж. Пациент сам передвигался, просто правила такие — на выписку в кресле. Её тестя я знала неплохо — лежал он у нас достаточно долго, мерила ему до этого температуру и сатурацию, приносила воду. До парковки — пять этажей на лифте и метров сто по гладкому асфальту. И вот за это (или и за всё предыдущее?) — он начал совать мне деньги, едва мы оказались на улице. Ситуация одновременно комичная и драматичная — во-первых, никто и никогда до этого не пытался дать мне денег, да и я таким не страдала, во-вторых, он пытался незаметно дать денег человеку, закованному в полностью непроницаемый костюм.
— Вы меня лечили, вам и так мало плотят, надо-надо!
— Мне от вас надо только, чтобы вы не болели и к нам больше попадали. И лечила вас не я, а врачи.
— Ну так им передайте! Я давал, а они не берут. Может, от вас возьмут? — лезет в сумку ещё за деньгами.
— Ничего я передавать не буду и сама не возьму, а будете безобразничать — вашей невестке нажалуюсь!
— Ну а чем мне вас тогда отблагодарить?
— Вот вы в Бога верите?
— Верю, конечно.
— Тогда молитесь за нас всех, чтобы не заболели. А за тех, кто болеет, — чтобы выздоровели.
К нам навстречу идёт его сын. Помогаю встать с коляски, прощаемся.
— Я буду за вас молиться. Утром и вечером, обещаю, — говорит он мне на прощание.
«Я вот вас сейчас заражу, а вы не заболеете, потому что коронавируса нет…»
Поступила Светлана Сергеевна, слегка за сорок. Ничего особенного в анамнезе: «Наркотики, алкоголь — отрицает, аллергии на препараты — отрицает, ВИЧ и вирусный гепатит — отрицает. Социальная группа — замужем, работает. Условия проживания — удовлетворительные».
Насчет «удовлетворительные» — так пишут всем, даже если вас из пентхауса госпитализируют. Поступила она ночью, поэтому, придя на смену, я заглянула, повесила ей над кроватью обходной лист как новенькой и начала стандартный опрос. Персональные данные удалось узнать без труда, а вот на моменте контактов Светлана напряглась.
— А что это я вам должна всё рассказывать? Вы что, из прокуратуры? У меня есть личная тайна — с кем я общаюсь и куда хожу.
Убеждаю, что так же лучше для её друзей и близких — они узнают, что контактны по коронавирусу, и не будут распространять болезнь дальше. Тут прозвенел первый звоночек:
— По коронавирусу? Вы что вообще несёте? Вы совсем тут с ума посходили? Нет никакого коронавируса, вам что, в медуниверситете не рассказывали?
Терпеливо объясняю, что я волонтёрка, в медуниверситете не училась, но данные о контактах собрать нужно.
— Так не учили-и-и-и-ись? Ну тогда понятно, почему вы ничего не знаете. Я вам всё объясню — никакого такого вируса не существует, со мной всё в порядке, видите, мне даже кислородная маска не нужна. Это всё специально так придумали, заразиться им нельзя. А что вы все в защите, в масках и очках? Неужели мне не верите? Ну хорошо, ни с кем я, кроме мужа, не контактировала, так устроит?
Вообще-то не устроит, я сразу вижу неискренность, но детектора лжи у нас не предусмотрено, а узнать ничего больше я не смогла. Закончила с другими поступившими, вернулась в ординаторскую. Зайдя, вслух объявила, что пациентка Светлана Сергеевна — очередная отрицательница. Посмеялись. Её отрицание продолжилось во время обхода — она убеждала врачей, что коронавируса не существует. А когда врач наклонился к ней с пульсоксиметром, она попыталась сорвать респиратор (который, к счастью, крепится двумя резинками в обхват головы) и плюнула во врачей. «Я вот вас сейчас заражу, а вы не заболеете, потому что коронавируса нет!» — кричала она… По-хорошему, надо было вызывать Росгвардию, круглосуточно дежурящую на территории, оформлять это всё. Но спасли тугие резинки респиратора и защитные костюмы. В карте был указан телефон родственников. Трубку взяла её мама, ни в агрессии, ни в психических расстройствах пациентка ранее не замечена. В итоге ей зафиксировали руки на всякий случай. Такие отрицатели что угодно могут сделать.
«Жёлтая угроза», масоны и рептилоиды
Помимо отрицателей есть конспирологи. Тут подтипов куда больше.
Вот, например, конспирологи-ксенофобы. От неверящих они выгодно отличаются — в вирус они верят и лечиться хотят. Просто точно знают, что вирус придумали в Китае или США.
Синофобы ужасно боятся, что мы будем лечить их китайскими препаратами, — ведь станет ещё хуже. И рассказывают, что выбросили все вещи с ярлычками «Made in China» — «Вдруг они и туда чего подмешали». А вот сторонники теории, что вирус сбежал из американской лаборатории, опасливо косятся на мой айфон, помещённый в защитный чехол и висящий на шее.
Лирическое отступление № 3
Разговаривала я со своей знакомой Анжелой — вне больницы, она здорова, преподаватель хореографии по образованию, уже несколько лет домохозяйка.
— Таша, скажи мне, ты видишь ситуацию изнутри, ну ведь правда, что вирус выведен в китайской биолаборатории?
— Анжел, ну что ты такое говоришь? Стали бы китайцы устраивать у себя пандемию, сама подумай!
— Да, действительно… Тогда в американской, наверное?
— Анжел, ты же знаешь, что США сейчас самая пострадавшая страна, они что, разработали бы биооружие, не имея вакцины?
— Хм… и правда. Вот спасибо, я всё поняла. То есть это Россия — сама разработала, сама и заболела. Только у нас всё так бывает, верно?
«Марсианка гадит»
Самые забавные — уфофобы (боящиеся НЛО и инопланетян), но их мало. «Вы знаете, в октябре в Китае упал метеорит — вот именно на нём из космоса и прилетел коронавирус!» А логика тут железная: до метеорита вируса не было — после появился. После — не значит вследствие, но попробуй объясни. Хотя с уфофобами больших проблем нет — им сочувственно киваешь головой и спокойно занимаешься своими делами. Они понимают, что увлажнённый высокопоточный кислород упрощает дыхание, капельницы и таблетки лечат, а близких они могут заразить «занесённой из космоса заразой», поэтому спокойно соглашаются соблюдать положенный двухнедельный карантин.
Про технофобов отдельная история — этот подтип уверен, что коронавирус вызван или передаётся через сотовую связь. И пока в Великобритании такие, как они, громят вышки 5G, наши просто умоляют забрать их телефон и поместить в «свинцовый сейф». А желательно и телефон соседа по палате, и вообще всего отделения. С огромным недоверием они относятся к бесконтактным термометрам — это же наверняка тоже 5G. «А ещё там батарейки, и они нас облучают». Особенно эти страхи обостряются, когда термометр подносишь к шее или ко лбу: «Сразу в мозг!»
И вот мы подобрались к самому страшному подтипу конспирологов — к «чипизаторам». Они вообще не верят в доказательную медицину — в каждой капельнице им мерещатся наночипы, созданные, чтобы их контролировать. А ещё в таблетках и ингаляциях. Одни волнуются: «А вас уже чипировали? Это больно? А ощущения сохраняются?», другие негодуют, обращаясь к соседям по палате: «Не позволяйте им ставить вам капельницы, в них чипы. Нас всех Билл Гейтс поработит. Это всё Путин придумал. Под руководством Трампа изобрели, чтобы нас обработать. Это Си Цзиньпин, они так Дальний Восток отобрать хотят». Третьи воюют: «Вы уже чипированные, поэтому верите! Я без единой прививки со школы, когда обязали, и с тех пор ничем не болела. Это вы меня через прививку чипировать будете. Ну или через капельницу! Не позволю». А четвёртые боязливо спрашивают: «Ну ведь вас уже чипировали, и как оно? Вкусы и запахи вернулись? Что изменилось?»
Пожалуй, рейтинг самых странных возглавляет вопрос: «Вас же чипировали, скажите, а спать после этого нужно? Ну вообще спать, хоть иногда? Или можно сутками работать?» Эта конспирология порой принимает опасные масштабы — так, одна каждый день просила у меня ножницы и нож, говорила, что чувствует, где у неё чип, и хочет его вырезать. К счастью, никаких острых предметов в палатах нет, поэтому «прямо с чипом» и выписали.
«Обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних…»
Перефразируя Михаила Булгакова, можно сказать, что сегодня людей испортил не квартирный, а карантинный вопрос. Самые многочисленные — вообще не отрицатели или конспирологи, к этой категории относятся все, кто говорит: «А мне так неудобно». Например, нежелающие носить медицинскую маску по нижнему краю глазницы. Пациентка Тамара Павловна — уже пенсионерка, но под возрастную самоизоляцию не попадает, по её словам, она строго соблюдала все правила — в магазин строго утром, когда покупателей мало, всегда носила маску и перчатки. «И как только смогла-то заболеть», — сокрушается она.
А потом я везу её на КТ (при выходе за пределы палаты маска для пациентов обязательна), и она удобно располагает маску на лице, надёжно прикрыв подбородок, щеки, рот, но не нос. «А мне так неудобно, дышать тяжело», — объясняет она. Оказывается, и в магазине она маску носила именно так. Больше вопросов, как же получилось, что, соблюдая меры предосторожности, она заболела, я от неё не слышала.
Встречаются, наконец, совсем странные пациенты. Вроде бы в вирус они верят, конспирологией не страдают, но ведут себя крайне неразумно. Поступила к нам Зоя Михайловна Латунина — бабушка под восемьдесят, передвигается в ходунках. Из контактов — только соцработница, которая приносила продукты и помогала по дому. «А в последний раз она пришла — было видно, что болеет. Но она успокоила меня, что сезонная простуда (дело было ещё в начале апреля, когда в Москве было довольно холодно)».
Соцработницу звали Полина, номер её мобильного мне подсказала патронажная служба. Со дня, когда Зою Михайловну навестила соцработница, до госпитализации прошло больше недели. Голос на том конце провода сразу мне почему-то показался неприятным.
— Да, и чё-о-о? — протянула Полина. — Мне работать перестать надо было, что ли? Я парацетамол выпила утром и пошла на работу.
— Вам необходимо сдать анализы на подтверждение коронавируса и соблюдать карантин.
— Ой, ну ладно, сдам завтра. Сегодня мне ещё к трём подопечным нужно.
— Но вы же потенциально заразны, вам нельзя идти к пенсионерам, они в группе риска.
— Это я что, без работы останусь?
После долгих препирательств с её стороны и объяснений с моей соцработница согласилась пойти в поликлинику и сдать тест. Позже КТ показала у неё около тридцати процентов поражения лёгких, её госпитализировали. При трёх-четырёх подопечных в день она могла заразить от пятнадцати человек. Сколько из них заболело на самом деле, мне неизвестно. В итоге Полина поступила не к нам в отделение, опрашивали её не мы, ещё и из Оперштаба наверняка ей звонили. Знаю только, что зараженная ею Зоя Михайловна хоть и тяжело переболела, но выздоровела.