— Вы где были, кукушки?
— Какали, — опередила Жанока Рстушку. — В огороде. Но мы закопали всё.
— Не кукушки, а срушки, значит. А чего не в туалете?
— Там страшно, — тихо ответила Жанока.
— Да и полный он, аже, — виновато сказала Рстушка.
Аманбеке посмотрела на темневшую в задней части двора покосившуюся будку. Тулин, как всегда, не закрыл за собой дверь, и сейчас она жалобно поскрипывала на ветру, будто выпроваживая малахитовых мух. Аманбеке ухмыльнулась. Её не пугали ни чёрная дыра, ни отсыревшие грязно-серые доски с большими щелями, ни зловоние. Но она боялась осуждения новоиспечённой снохи.
Нет, она не позволит богатой невестке смотреть на неё свысока.
— Ты куда, аже? — прокричала Рстушка в спину Аманбеке.
— Искать рабочих, кто нашу сральню откачает, — не оглядываясь, ответила Аманбеке. — Чтобы к моему приходу подмели двор. Может, хоть какая-то польза от вас будет.
Аманбеке вышла за ворота и слегка улыбнулась. Дома она сдерживалась, чтобы не показывать Тулину и щербатым девчонкам, что в глубине души одобряет сына. Она, конечно, понимала, что он не ровня той самой Айнагуль, но тут же обнадёживала себя, мол, чем чёрт не шутит.
Мысленно она уже шила свадебный наряд, покупала украшения, следила, как преображается её дом, выбирала имя для внука, а главное — давала указания снохе. И только абрикосовые косточки омрачали её фантазии. Они предсказывали одновременно свадьбу и похороны.
Айнагуль укачивала сына на руках. Плохо спавший ночью, он вцепился рано прорезавшимися зубами в материнскую грудь и беспокойно чмокал. В чепчике, с шёлковой тенью от ресниц на белых щёчках, он походил на девочку. Казалось, он ничем не напоминал своего отца.
Асхат, поджарый мужчина сорока лет, с проседью и бледными морщинками на смуглом лице, был прорабом на стройке, которую затеял отец Айнагуль. Привозные строители работали круглосуточно. Двухэтажный коттедж, единственный в посёлке, возводился быстро. Пока отец был в разъездах, мать целыми днями возилась на кухне. За Айнагуль никто не присматривал, и потому она чувствовала себя особенно взрослой. По хозяйству в её обязанности входило только расстилать корпе в летней кухне вокруг дастархана и разливать чай рабочим. Если матери не было рядом, бригада скалилась на молодую красавицу и на непонятном Айнагуль диалекте отпускала шутки в её сторону. Только Асхат не щерился.
Ближе к концу стройки Асхат с Айнагуль стали близки настолько, что тот мог позволить себе валяться в тени, когда остальные вкалывали на солнцепёке. Когда это заметил отец, было уже поздно — Айнагуль забеременела.
Может, оно и к лучшему, думала она про себя и гнала прочь мысли о неразделённой любви, чтобы молоко не пропало. Но чем больше она любовалась сыном, тем сильнее злилась на несостоявшегося жениха, который оказался женатым, и на родителей, что сообщили без обиняков, как следует поступить с внебрачным ребёнком. Одна только старая больная бабушка не стала отворачиваться от неё и приютила внучку с правнуком у себя в доме.
Сначала им было хорошо втроём. От внешнего мира их защищал высокий забор. Старушка присматривала за коляской, в которой под её колыбельное нытьё сопел малыш. Айнагуль занималась домашними делами да бегала в магазин или на почту за пенсией.
Потом бабушка слегла и угодила в больницу. Айнагуль не хотела показываться с малышом на людях и перестала ходить за покупками. Ей хватало припасов из погреба да молока соседской коровы. Вот и сейчас, когда сын наконец уснул, она переложила его в коляску и тихонько вышла из дома. На улице было свежо.
«Только бы не проснулся, пока я хожу!» — мысленно взмолилась Айнагуль.
Быстрым шагом до соседки идти было ровно шесть минут. Вдруг краем глаза она заметила, как незнакомая машина, стоящая поодаль, тронулась с места. Услышала треск гравия под шинами, но не придала значения. Вдруг ей на голову накинули мешок и больно стянули запястья чем-то жёстким.
Запахло перегаром и парами бензина.
— Что происходит?! — закричала Айнагуль. — Отпустите меня!
— Не рыпайся, а то рот заткнём! — прошипел мужской голос.
— Тише-тише, я женюсь на тебе, — спокойно сказал другой голос, молодой и приятный.
— У меня ребёнок есть! — выпалила Айнагуль и тут же добавила: — И муж!
— Ага, ты сейчас что угодно выдумаешь! — сказал приятный голос, надавил на затылок, заставив наклониться, и, толкнув в машину, уселся рядом. — Гони, гони.
Автомобиль набирал скорость. Айнагуль сжала длинный ключ от дома и со всей силы ударила соседа слева. Парень по-девчачьи взвизгнул, выхватил ключ и врезал ей кулаком в бок. Айнагуль заскулила.
— У меня малыш дома один! Ему полгода даже нет. Я клянусь! Пожалуйста, отпустите меня…
— Да не твой же ребёнок, зачем обманывать? — спросил грубый голос со стороны водительского кресла.
— Мой! Клянусь!
— Ну, ну! — мужчина рядом больно ущипнул за грудь.
Айнагуль сделала глубокий вдох и закричала изо всех сил. Её тут же заглушила музыка из динамиков. Она бессильно замолчала и скривила рот в плаче, но слёз не было, будто они закончились бессонной ночью вместе с молоком. Вдруг ей в ухо, перебивая казахскую попсу из колонок, запел тоненький мальчишеский голос. От неожиданности Айнагуль дёрнулась и ударилась головой об стекло.
— У айналлаин Айнагуль дома спит сыно-о-ок! — голос доносился не из колонок, а как будто отовсюду.
— Твою ж! Тулин, что за хрень? — спросил водитель и, выключив магнитолу, остановил машину.
— Тулин! Вы — Тулин? Пожалуйста! Отпустите меня, — Айнагуль вертела головой из стороны в сторону, не понимая, кто с ней говорит и кто поёт.
— Ну молодец! Ещё мою фамилию давай скажи! — буркнул Тулин и, с шумом приоткрыв дверь, в которую ворвалось мычание коров, смачно плюнул.
— А ты что хотел, до свадьбы не знакомиться?
— Да! — зло фыркнул Тулин и, ещё раз сплюнув, хлопнул дверью. — На фига ты тормознул?
— А ты не слышал его?
— Пожалуйста, пожалуйста, — причитала Айнагуль. — Отпустите к сыну! Почему я? Я даже не девственница!
— Да мне плевать, целка ты или нет. В конце концов, не в каменном веке живём. А сын? Сегодня есть, завтра нет.
Айнагуль кинулась на Тулина в надежде вцепиться в него хотя бы зубами через вонючую мешковину.
— Давай так: сиди и не рыпайся, сейчас решим, что делать. Окей? — Тулин больно сжал её горло. — Если у тебя и правда есть сын, ничего с ним не случится за пару часов.
Айнагуль затошнило, как в тот день, когда отец за шкирку тащил её делать аборт. Кивнула головой-мешком и стала молиться за сына.
Первое, что увидела Айнагуль, когда с головы сдёрнули ткань, — строгое смуглое лицо Аманбеке. В отвисших мочках отливали серебром крупные серьги-полумесяцы. Они касались засаленного воротника халата и звенели в такт её скрипучему голосу.
— Ты что наделал? — спросила Аманбеке и провела указательным пальцем по своей блестящей от пота щеке, будто размазывая слезу.
— Мам, это Айнагуль. Моя невеста, — послышался из-за спины голос Тулина, который в присутствии матери стал как будто ещё более приятным.
— Отпустите меня, пожалуйста! — Айнагуль упала в ноги Аманбеке. — У меня дома грудной малыш, совсем один.
Аманбеке подняла взгляд на сына и раздула маленькие ноздри приплюснутого носа.
— Да не, мам, врёт она, — Тулин сжал плечо Айнагуль. — Моё слово — закон. Ты должна слушаться.
Айнагуль дёрнулась от прикосновения и обернулась. Приятный молодой голос плохо вязался с этим крупным приземистым мужиком, похожим на небольшого медведя.
— Что, не ожидала? Ну так полюбуйся, какой я красавчик! — сказал Тулин и цыкнул слюной через щербинку.
— Так ты кого мне привёз? Вертихвостку или лгунью? — Аманбеке, нахмурив брови, принялась рассматривать Айнагуль. — Ты внучка Балжанайки?
— Да.
Аманбеке видела сходство девчонки с бабкой, которая в молодости была очень красивой. Ровная белая кожа, тонкие черты лица, медового цвета глаза и густые прямые волосы. Такой снохой не стыдно и хвастать. Ей-то наверняка приданое собирали с самого рождения! Она по-хозяйски задрала мятую футболку Айнагуль. Та сначала дёрнулась, но тут же замерла. Мутные глаза Аманбеке цвета кофейной жижи впились в бледные соски. Холодными руками в перстнях на каждом пальце она сжала правую грудь.
— У меня только в левой молоко осталось, — как будто извиняясь, пробормотала Айнагуль.
— Тсс, — по-змеиному прошипела Аманбеке и переключилась на левую.
С остервенением надавила на маленький бугорок. Бледно-жёлтое молозиво брызнуло на отросший ноготь. Нахмурив брови, она слизала капли с пальцев и смачно причмокнула.
Айнагуль резко одёрнула футболку и сделала вдох, как будто собиралась сказать что-то важное, но Аманбеке её опередила. Она шумно развернулась и прокричала сыну, что они прямо сейчас едут обратно за ребёнком. Шла к машине, а перед глазами у неё стояли сундуки с приданым и еле живая Балжанайка, в наследство от которой молодым достанется дом.
Парню, что был за рулём, она дала указание не спускать глаз с Айнагуль. Тот недоверчиво покосился на Тулина.
— Я лучше с вами поеду, ты же водишь как попало, — сказал он.
— Булат, кто за тебя коров забивает? — спросила Аманбеке нарочито громко.
— Ну, Тулин, — ответил Булат, уже понимая, что никуда не едет.
— Вот и не вякай, а лучше присмотри за девчонкой. Молоко у тебя на губах не обсохло ещё ни со старшими спорить, ни коров забивать, — сказала Аманбеке и с важным видом уселась в кресло рядом с водителем.
Тулин завёл «Жигули» не сразу. Машина дёрнулась, заглохла, а потом как будто поддалась и нехотя всё-таки поехала. Айнагуль бросилась за ними к воротам, но Булат перехватил её за талию и оттолкнул в сторону. Она заметила кувалду у крыльца дома и бросилась к ней, но не смогла оторвать её от земли.
— Ха, ты что, озверина нажралась? Это Тулина молот, — завистливо сказал Булат и покачал большой рыжей головой. — Сильный он, как бык.