мудрым ходом.
— А что мы будем делать в Париже?
Она молчала, вздрагивая теперь лишь изредка. Илья развернул стул и сел напротив окна и её силуэта, охваченного дневным светом.
— Пообещай мне, что в Париже ты не будешь грустить.
— Обещаю!
— Или хотя бы плакать.
— К-конечно…
— Или хотя бы будешь иногда радоваться… Смеяться.
Илья говорил всё тише. Он засыпал, неуловимо сморенный тишиной потухшей ссоры.
Они поселились на улице Дюперре, в пяти домах от площади Пигаль. Апартаменты занимали последний этаж, и в мансардных окнах можно было разглядеть луковицу Сакре-Кёр. Она была видна всегда непрочно. Июль, предсказуемо жаркий и такой нежеланный в Париже, вдруг загудел дождём и ветром. И в этот июль они приехали налегке: небольшой чемоданчик с сорочками, тонкими платьями и балетками; из тёплого был пиджачок и кашемировая водолазка, серая, как у всех француженок. А дождь сыпал не переставая, так что в первый свой вечер они считали капли на стекле и высматривали под низким небом мерклый купол базилики. Можно было выйти на балкончик, где помещалось полтора человека, — они помещались — и наблюдать пустую улицу, пустую баскетбольную площадку в колодце соседнего двора, решётки на витринах кальянных и гитарных магазинов, лакированные двери, прозрачную, как виделось с высоты, брусчатку и множество прочих мелочей, от которых розовела Сашина улыбка.
— Ну вот, ты улыбаешься!
— Я очень рада.
— Предлагаю промокнуть, но найти лучшее в округе крем-брюле.
— Только не сегодня, — застонала Саша. — Ты знаешь, как самолеты выматывают меня!
— Ты предлагаешь умереть от голода в первый же день? У меня уже кружится голова.
— Твоя голова кружится из-за страха высоты и от виски, которым ты накидался в полёте.
— Я совсем не боюсь высоты.
— Да ну? А если я сделаю так?
Саша подтянулась на перилах и грудью перевалилась через них.
— Пожалуйста, опустись! — Он обнял её и отвлёк от ограждения. — Пойдём в комнату, выпьем кофе. Я видел там кофемашину.
— И всё-таки ты у меня ужасный трус, — сказала Саша, отряхивая влажные ладони. — Хотя это даже забавно. А?
Она вновь подалась вперёд.
— Как знаешь. Я ухожу. Найду магазин или булочную, где дадут пожрать.
— Ну-ну, не злись!
Илья вернулся в сумрак комнаты, подошёл к зеркалу и пригладил промокшие волосы. Сменил рубашку, выбрав чёрную, не тающую под дождём, пересчитал деньги в кошельке, подобрал к замку верный ключ. Он хлопнул дверью и сбежал по широкой прохладной лестнице. На улице он поднял голову и увидел Сашу.
— Купи вина! — крикнула она и послала сквозь дождь воздушный поцелуй. И следом, не успел он пройти пары шагов, окликнула: — Я с тобой! Подожди! Я с тобой!
Они перешли площадь, где не встретили никого, кроме парочки озадаченных туристов, прячущихся от дождя под навесом газетного киоска, поднялись выше до метро «Аббес» и сели в небольшом тёмном ресторанчике. Заказали бутылку вина, два салата с лососем и печёным картофелем. Саша легко объяснилась с официантом и даже отколола шутку, так что парень сразу оживился.
— Он сказал, что поменяет вино на то, которое нам действительно понравится, — перевела Саша.
Её бесполезный институт впервые оказался кстати.
— Отлично. А то я уже начал думать, что вы договорились сбежать от меня.
— Да, он красавец.
— Мне нравится, когда ты такая.
— Какая?
— Игривая. Стоит тебя немного приревновать, и ты начинаешь светиться.
— А мне нравится тебя пугать! Ты так щуришься и раздуваешь ноздри, когда боишься! У тебя такой глупый вид, что ради него я готова каждый день выбрасываться из окна или убегать с официантом. А вот и вино!
Официант не дал попробовать, а сразу уверенно разлил вино по бокалам, потом наклонился над Сашей и промурлыкал что-то, вытягивая губы.
— Он предлагает взять к вину паштета.
— Пусть несёт, что ему вздумается. Я тут, похоже, ничего не решаю.
— Он спрашивает, чем ты недоволен, — она звонко хихикнула.
— Скажи, что моя жена вьёт из меня верёвки.
Саша перевела. Все засмеялись.
— Он говорит, что тебе очень повезло с такой красавицей.
Саша поднесла бокал к губам и потянула носом. Она с удовольствием сделала несколько глотков.
— Спасибо тебе, — сказала она.
— Нет-нет, я не хочу, чтобы ты переходила на лирику.
— Правда, спасибо.
Илья кивнул. Он не разобрал вкуса вина, потому что действительно был очень голоден и устал от дороги. Он прикончил первый бокал и нашёл на себе тёплый взгляд Саши, положил свою ладонь на её ладонь и легко похлопал. Он старался держаться всё в том же шутливом образе, но, когда она поцеловала вдруг его руку и прижалась к ней щекой, он, будто заражённый нежностью, убрал волосы и поцеловал горячий висок.
— Excusez-moi! — прокряхтел официант.
И поставил на стол вместо их влюблённых голов две огромные миски салата.
Следующим днём, ближе к обеду, разбуженный частым стуком, Илья спустился с мансарды, где была устроена спальня, и раскрыл балконную дверь. Он быстро глянул вниз и сразу нашёл причину шума — в соседнем дворе шла игра в баскетбол, потом он посмотрел на небо, глубокое и ясное, хорошее небо, улыбнулся с прищуром, как дремлющий кот, и вернулся к Саше. Илья стянул с её плеч одеяло, и она недовольно простонала свое длинное печальное «ну-у-у?».
— Вставай-вставай… Там солнце, не поверишь!
— Кто там стучит?
— Какой-то мальчишка на баскетбольной площадке кидает мяч в корзину.
Саша вернула себе одеяло.
— И ты кинься в него чем-нибудь! А надёжней было бы спуститься и прикончить его.
— Обязательно. Но ты просыпайся. Мы идём гулять.
Она зевнула, оглядела ещё непривычное пространство.
— Голова…
— Болит?
— Наверное, акклиматизация.
— Это не акклиматизация, а похмелье. Лечится довольно просто.
— Тебе виднее, дорогой, ты у нас и врач, и пьяница.
— Поэтому как врач я прописываю тебе прогулки, а как пьяница — вино.
— Господи, какая я ленивая! — сказала Саша и повернулась на другой бок.
— Предлагаю устроить пикник на Марсовом поле.
— Не забудьте штопор, доктор.
— Когда бы мы ни вышли из дому, на улице всегда вечер, — сказал он с досадой и разложил на мокрой траве припасы: сэндвичи с сыром, ветчину, нарезанную так тонко, что из неё вышел весь вкус, две плитки молочного шоколада и бутылку вина, недешёвого, купленного по совету учтивого продавца. Учтивость в Париже, уже понял Илья, выгодна всегда тому, кто учтив.
— Прекрасно. Ты предлагаешь просыпаться с петухами?
Он откупорил бутылку.
— Не лежать же мы приехали в Париж!
— Ты сегодня особенно занудлив. Мы просто отдыхаем. Расслабься или лучше сфоткай меня на фоне Эйфелевой башни!
Илья сделал несколько кадров.
— Придётся встать, если не хочешь, чтобы на фотографии кроме тебя было полсотни незнакомцев.
Она огляделась. Вокруг них гнездились шумные стаи молодых людей. Как они могли испортить кадр? Все они казались симпатичными и юными. И все они пили вино, смеялись беззаботно и уверенно, и на фоне того смеха её собственный образ представился безголосой угрюмой скульптуркой, слепленной некрасиво и непрочно, — мусор на плёнке, брак. Она ещё раз с тоскливой завистью посмотрела в сторону смеющихся негодяев и махнула Илье рукой, подзывая к столу.
— Какое вкусное вино, — сказала Саша, отпивая из бумажного стаканчика.
— Да, пьётся отлично.
— Я готова посвятить этому жизнь!
Саша покрутила бутылку.
— Чему? Пьянству? Не лучшая цель для…
— Вину, дурачок… Точно! Я придумала! — она едва не поперхнулась. — Выучусь на дегустатора…
— Сомелье.
— Да, сомелье! И открою винный магазин или бар. И сыр! Завезу разных сыров, твёрдых, мягких, с плесенью, с корочкой, козьих, вонючих! Всех, что есть… Что скажешь?
— Скажу, что тебе повезло, я несказанно богат и готов хоть завтра вложить свои двести евро в сеть винных магазинов.
— Не переживай о деньгах. Я охмурю какого-нибудь старого миллионера с шато с виноградниками и…
— И изведёшь его своими припадками. Если, конечно, не сбежишь до того с официантом!
— Злопамятный, ах какой ты злопамятный! Роман с официантом в прошлом. Перед тобой Александра… — Она долго подбирала новую фамилию. — Александра Дюруа! Хищная и расчётливая женщина.
— За Александру Дюруа и её винную империю!
Они беззвучно чокнулись и выпили, насилу сдерживая приступ хохота. Саша сменила позу, утопила коленки в траве и выпрямила к небу затёкшие руки. Потом она изнеженно потянулась, обнажив белые подмышки, и с придыханием сообщила:
— Мы должны подняться на неё прямо сейчас.
Илья смерил взглядом башню, опрокинулся и распластался по земле.
— Нет! Только не это. Как всё хорошо начиналось, — замычал он, держась за траву и мотая головой.
Саша схватила его за ворот, потянула к себе.
— Брось меня здесь. Беги со своим официантом, со своим золотым старичком, но прошу, не тащи меня на эту дуру.
— Она тебе понравится! Не лежать же мы приехали в Париж.
— Мне хватает лестниц в нашем доме.
— Когда ещё? А я тебя поцелую!
Они отстояли очередь за билетами, дающими проход до третьего, вершинного этажа. Решили воспользоваться лестницей до второй платформы, а потом взять лифт. Саша шла впереди, Илья ступал за нею следом. Скоро ноги зажгло — она пожаловалась ему, и они поменялись: он поднимался первым, перед носом уже не летал обрез юбки, и ему приходилось оглядываться каждый раз, чтобы проверить, поспевает ли за ним Саша, и при каждом таком повороте он крепко сжимал поручень мокрой ладонью, и ему чудилось, как поручень выскальзывает и он срывается со ступеней. Взобравшись на второй этаж, они прошли к центру платформы, где Саша обнаружила стеклянный пол, который она тут же решила проверить на прочность, смело ударяя под собою пяткой. Потом она просила фотографировать её над бездной и все продолжала прыгать, замирая на снимках с веером тёмных волос и безумной улыбкой. Он оттащил её за руку и, не ослабляя хватки, провёл по краю площадки, точно вдоль борта парохода с волнующейся на волнах палубой.