— Домой! — гаркнул Илья, забыв свою роль. Он сжал её запястье. — Три! Три дня тебя ищу!
Сашину физиономию перекосило от злости. Она замерла. Повернулась к Илье и спросила:
— Что я вообще делаю с тобой?
Саша хлопнула дверью и, не дожидаясь, когда машина отчалит, пошла в обратном направлении.
Подъезжая к дому Ильи, водитель сказал:
— Не моё дело, конечно, но, знаете, я бы на вашем месте тоже отдохнул. Попарился бы в баньке с друзьями. Съездил бы на рыбалку. Есть у вас друзья?
— Друзья? — спросил его Илья.
Саша вернулась под утро. Хлопнула дверью. Илья вышел в коридор.
— Прости, я не увидела твои удочки. Случайно наступила.
Он поднял сломанный спиннинг.
— Ну что? Теперь будешь меня игнорировать?
Она подняла брови. У неё было совсем юное лицо.
— И даже не будешь пилить, где я была всю ночь?.. Очень на тебя не похоже, — произнесла она придуманным тоном.
На его ладони лежала блесна с тройным крючком, и ему так хотелось сжать кулак.
— Мне нужно собираться. Скоро заедет Заза.
— Там дождь! Похоже, он зарядил на весь день.
Илья надел кеды, собрал в охапку снасти.
— Ну наори хотя бы на меня!
— Саша… Скучно тебе?
Илья долго ждал под козырьком подъезда, а вокруг него лилась вода.
Машина летела по пустой трассе. Заза, навалившись на руль, смотрел в небо.
— На Шелонь поедем. Там должно быть ясно.
Илья согласился. Шелонь — река спокойная, хлебная.
— Ты чего такой? — спросил Заза.
— Какой?
— Прибитый.
— Спать хочу. Всю ночь не спал, — ответил Илья севшим голосом.
— Позавчера рыбак утонул на Шелони, слышал?
Крупные капли разбивались о лобовое стекло.
— Откуда я мог слышать?
Он закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья.
— Лодка опрокинулась — и нет человека. Наверно, рыба крупная взяла, или пьяный перевалился. Да, скорее всего, бухой был. Хотя там бывает и крупная. Не нашли ещё пока.
— Что?
— Труп ещё не нашли. Ты чего такой, а? Ну поспи пока.
Илья смотрел сквозь ресницы на рябь ветвей придорожных берёз, и ему казалось, что он не заснёт уже никогда.
Его разбудил свист насоса. Заза надувал лодку. Он показал Илье сухие ладони.
— Обогнали дождь! Только ненадолго это! — крикнул Заза. — Сейчас зарядит!
Илья вышел из машины и подождал, опёршись на капот, пока отойдут затёкшие ноги. С горизонта тянулась смазанная книзу туча.
— Переодевайся. Сети успеем поставить!
Берег тёмный, рваный, держал сапоги. Завязая в топи, Илья слабо оттолкнулся от земли, повис на корме лодки и забрался со скрипом и грязью внутрь. Лодка рывками поплыла по речке. Илья слушал мерные всплески вёсел и чувствовал плотный гул воды под ногами. Потом они громко заговорили:
— Сеть от кустов под углом протянем!
— Ну! А следом вторую до мыска. Видишь мысок?
— Бледный ты какой-то, старик!
— Нормальный! Давай на вёсла сяду.
Пересели. Грести было приятно. Заза приготовил мешок с сетями и, как только лодка подплыла к ивняку, бросил грузило в воду.
— Ровняй! Не спеши.
Илья загребал поочерёдно то правым, то левым веслом. А то обоими. Глядел на тучу, идущую к ним, на спину брата. Сети тянулись, тянулись, ложились под воду узловатой струной. И так всё это виделось красивым и правильным, но некуда было это пристроить. Илья не заметил, как кончились сети и лодка уже без натяжки шла свободно и плавно.
Заза сидел, повернувшись к Илье, и смахивал с красных рук налипшую тину. Он достал из кармана водку, мятый стаканчик.
— Заканчивай траур.
— Она хочет меня бросить, — ответил Илья.
— Та-а-ак?!
Илья подождал, пока Заза нальёт. И выпьет. Нет, протянул ему. Тёплая водка растеклась во рту.
Заза тоже выпил.
— Знаешь, что меня бесит в вашей парочке?
— Дай угадаю…
— Вы всё время хотите, чтоб красиво. Будто в кино живёте. И больше всего боитесь обосраться!
— Нет, не угадал.
— Ты пойми, не бывает красиво, когда больно. Эта твоя Саша… Она ж ёбнутая! То лежит месяцами трупом, то колобродит, как в жопу ужаленная. Она больная. И ты с ней больной стал. Даже расстаться нормально не можете.
Река зашумела под дождём. Илья увидел, как стремительно подходит к ним серая пена. Неожиданно она поднялась пузырём, будто снизу её толкнул огромный потревоженный ливнем хозяин этой воды.
— Она боится меня ранить, — сказал Илья после паузы.
— Ты ещё защищаешь? Во-во. Я говорю, кино. А на деле? Она не хочет быть виноватой. И не хочет сжигать мосты. Ну так… На всякий случай. Не обижайся, но ты такая тряпка. Где твоё достоинство?
Заза уколол в больную точку. Дождь кипел. Саша не видит, думал Илья, ничего не видит, кроме себя. Она не понимает, что он тоже измучен. Она даже не чувствует в нём хорошего человека.
— Налей ещё.
— Во! — Заза сделал кукиш. — Проверим сети, пока не промокли. Жрать охота.
Илья потрошил лещей и видел, как появилась первая звезда. Колол щепу для коптильни, ожидая вторую и третью. На пятой звезде он пил, запрокинув голову. А вскоре звёзд вылезло так много, что стало муторно смотреть на них. Теперь он вглядывался в дым над рекой, слушал звуки моторок, режущих реку, и закрывал глаза, если лодка проплывала рядом с сетями.
Заза снял коптильню с огня. Стали есть рыбу.
— Оно и к лучшему. Поверь, — сказал брат. — Вам надо освободить друг друга. Пускай валит на все четыре стороны.
Внутри Ильи провернулось, внутри всё было против. Саша будто стояла перед ним. В ее спутанных волосах, неровной улыбке было больше гармонии, чем в небе, реке, тишине и мерзкой этой рыбе!
— Хорош… — сказал Илья, сплюнув кость.
— Послушай, я живу не первый день и знаю. А ты не знаешь. И делаешь сейчас неправильно, стараясь удержать её… Да, неправильно. Молчи! — Заза был крепко пьян. — Я говорю тебе это… Давай выпьем! Я говорю, чтобы ты не делал ошибок и был счастлив.
Они выпили. Качнулся берег, и тошно об него ударилась волна.
— Палатку поставим или в машине поспим? — спросил Заза.
— Насрать.
Он встал. Сапоги его скрипнули. Он ушёл в траву.
— Знаешь, что самое поганое?
— Ну? — Илья слушал, как Заза отливает.
— Это то… Не верю я в ваш развод. Нет, притвориться ты можешь. Себе соврать не так сложно. Но самое поганое, что ты никогда её не отпустишь. Тут главное — себя не запустить. Ха! — Застёгивая ремень, Заза доковылял до машины. — Ты не грусти, старик. Будь мужиком! Вошь, как известно, заводится от хандры.
Илья подождал, пока он уляжется и в салоне погаснут лампы. Подошёл к воде и сел на борту лодки, а потом решил плыть на глубину. Берег становился всё дальше, и тяжёлые запахи копоти, влажной травы и тины уносились с прохладным северным дыханием. Илья встал под луной, бросил вёсла. Он сделал несколько забросов, проверяя меткость, как вдруг почувствовал зацеп. Леска стала стравливаться: сначала медленно, а потом — одним сильным и долгим рывком. Илья сделал подсечку, вторую. Начал сматывать. Рыба была уже совсем рядом с бортом. Он пошарил рукой по дну лодки и понял, что подсачек остался на берегу.
И, точно почуяв это, рыба ушла на глубину. Леска тёрлась о борт, цеплялась за уключину, и, чтобы та не порвалась, Илья вытянул спиннинг над водой.
— Тише, тише, — сказал он рыбе. — Мне тоже тяжело.
Удилище кивало и ходило по сторонам. Илье опять удалось подвести добычу к лодке. Вода поднялась, и он увидел мощное питонье тело. Щука надувала жабры, отворяла пасть. Глаза её были ядовиты, будто в их желтизну пустили каплю йода. Вдруг щука сделала свечу. Блеснул белый живот. Раздался плеск, и катушка завертелась вхолостую.
— Сука!
Он смотал пустую леску. Потом ударил спиннингом о борт.
— Сука!!!
Илья бил снова и снова. Удилище крошилось, и его обломки стрелами вонзались в реку.
Всю ночь он провёл в лодке и уже дома понял, что у него жар. Температура держалась второй день. Саша собрала последние вещи, но всё не решалась уйти. Он просыпался и следил за её тонкой мятущейся тенью, точно сквозь повреждённое жаром стекло. Она без конца кипятила чайник и меняла пластинки. Играл бит шестидесятых: «Роллинги», «Бич Бойз», Дилан. От музыки этой у него подёргивались ступни. Саша носила ему мёд и зефир — такие у неё лекарства. Потом она села на подлокотник дивана, поджав одну ногу, и открыла свежий номер «Вокруг света». Стала читать:
— «Во время полового акта самец глубоководного удильщика…» Ты слушаешь? — Илья удивлённо поднял брови. — Это рыба со светящейся удочкой на спине, — объяснила Саша и продолжила: — «Во время полового акта самец глубоководного удильщика впивается зубами в самку и удерживается на ней. Он пьёт её кровь в обмен на свою сперму. Затем их тела сливаются вместе и остаются в таком виде навсегда».
Он ответил, что готов попробовать и судьба удильщика кажется ему идеальным финалом.
Саша запустила пальцы в волосы и сказала будто не ему, а пыльной люстре:
— Крови только во мне не осталось. Ни грамма.
Илья закашлялся.
— Так это я тебя держу?!
Саша подошла к проигрывателю. Боб Дилан пел о том, что времена, они меняются. Он гнусаво вытягивал последнюю фразу:
And the first one now
Will later be last
For the times they are a-changing…
Саша встала перед диваном на колени и поцеловала его запястье. Эта нежность была ярка — как вспышка фотоаппарата! И линия плеча, исчезающая в тени тяжёлых прядей, и непрочная цепь позвонков — весь её печальный образ навсегда остался с ним, как нетленный снимок. Когда Илья вновь открыл глаза, Саши уже не было рядом. Музыка доиграла, из динамиков напряжённо шипел ток.
— Саша?
— Я в магазин, — сказала она из-за стенки.
В прихожей лязгнул замок.
— Да-да. Только возвращайся, пожалуйста, скорее.
И она ответила после душной паузы:
— Ты же знаешь, что я не вернусь.
— Да-да, — повторил он. — Тогда пока.