– Что это, Владимир Семёнович? – директор показывает на огромную палатку, стоящую с краю футбольного поля. Мужчины стоят в холле третьего этажа, где окна выходят в сторону стадиона.
– Палатка, Пал Петрович, – флегматично отвечает физкультурник.
Директор смотрит на него долгим взглядом.
– Я правильно понимаю, что на территории Лицея проводятся спортивные мероприятия без вашего ведома?
– Без моего участия, но про мероприятия мне известно. Вы сами запретили мне их проводить.
– Это, – директор показывает на стадион, – тоже запрещаю.
– Хорошо, – кивает физкультурник, – только отдайте приказ в письменном виде и публично. Пусть висит на стенде администрации. Не будет приказа, я открою ребятам спортзал. Хватит им на улице морозиться без пригляда.
– Что?!
– Пал Петрович, я в вашем родео с учениками принимать участие не хочу. Зачем мне в чужом пиру похмелье? – физкультурник, видимо, что-то для себя решил, поэтому вёл себя спокойно, – Молчанова меня прямо предупредила, что следующая жалоба в министерство будет на меня, если я начну выполнять ваши устные указания.
Физкультурник стоически выдерживает негодующий взгляд директора.
– Мне это зачем? Вы ж сами меня потом накажете. Просто придётся. Разве не так? Так. Вот я и повторяю вопрос: мне это зачем?
– Вы свободны, – холодно говорит директор и остаётся у окна, мрачно глядя на школьников, бегающих по заснеженной дорожке стадиона.
Если бы он задержался ещё минут на пять, увидел бы физкультурника, который подходит к двум девушкам и что-то с ними обсуждает.
– Как-то это ненадёжно, Владимир Семёныч, – говорю я. Ледяная рядом согласно молчит. Физкультурник только что пояснил нам свою позицию. Если коротко, то он предупредил директора, что без письменного приказа, закрывающего нам доступ в спортзал, то он наплюёт на его устное указание.
– Он может отдать такой приказ. И даже повесить его на всеобщий обзор, – приходится объяснять подробнее, уж больно недоверчивое лицо делает физкультурник. – Он бюрократ, ему ничего не стоит составить такое расписание внеурочных занятий, что для нас места не будет. Или засунет нас на пять часов вечера. И что, нам надо будет, не успев добраться до дома, тут же собираться обратно в Лицей?
Владимир Семёныч мой скепсис легко отвергает.
– И что? Все школьные спортивные секции так и работают. Вечером школьники приходят и занимаются.
– И у нас в Лицее?
Только сейчас физкультурник задумывается.
– Это невозможно, – после паузы, во время которой я пыталась совместить свой режим с предложением физкультурника, – нам уроки делать надо. И ведь не сразу после Лицея. Если я буду приходить в пять часов вечера, обратно домой я попаду только в восемь… да мне даже поужинать будет некогда. Есть на ночь? Поужинать и садиться с полным желудком за уроки?
– Ты оптимистка, – упрекает меня Ледяная, – директор запросто поставит нам время в шесть часов вечера. Так что придёшь домой и сразу баиньки.
– И на следующий день двойка за невыполненное домашнее задание, – подхватываю я.
Физкультурник сначала удивлённо косится на Ледяную, – не балует Вика окружающих длинными фразами, – затем задумывается. Потом ругается. Аккуратно, осторожно и без нецензурных оборотов.
– Как же всё это надоело! – с чувством заканчивает он, – ладно, девочки. Дождёмся понедельника. Не будет приказа, приходите в спортзал.
Он уходит, а мы идём на пробежку. Надо пользоваться возможностью продышаться на свежем воздухе.
Палатку мы купили практически мгновенно, на следующий день. Десятиместный шатёр, в который легко влезет и двадцать человек. Так быстро среагировали благодаря нам с Викой. Мы просто сложились по триста рублей и купили. Теперь, не торопясь, собираем с остальных положенные взносы. По двенадцать с полтиной рублей сумма небольшая, посильная для всех. Но кто-то может и отказаться. Значит, будет наказан, хи-хи…
Шатёр нам нужен для переодевания. Парни заходят по пятнадцать человек, облачаются в спортивное. Затем мы. Мальчишки укладывают свою рухлядь по периметру, мы – в центре. Всё у нас классно, только гирь не хватает, а физкультурник нам между делом сказал, что заниматься гирей зимой на улице нельзя. Некоторые группы мышц легко простудить, а вылечить трудно. Первый раз слышу, что можно простудить мускулы, но ему виднее, он – специалист.
В конце мы ещё поиграли. То есть, мальчишки играли, а мы их поддерживали криками, визгами, командами и судейством. Разделились на две партии и стенка на стенку. Руки за спину, одну ногу поджать, и прыгая на одной ноге, пытаться столкнуть противника. Опёрся на вторую ногу, толкнул рукой, упал – выходишь из игры. Что интересно, не Артём стал победителем, а вёрткий паренёк из параллельного.
Почти в четыре часа переодеваемся с Ледяной. Мальчишки уже всё, ждут нас, чтобы отнести свёрнутую палатку в наш кабинет. Надеюсь, директор не опустится до того, чтобы тупо её украсть.
– Фи! – морщит носик Ледяная, – всё потом завоняли! В конюшне и то лучше.
– Тебе тоже от этого башню сносит? – ехидно усмехаюсь ей в лицо. Ледяная от неожиданности замирает.
– Тьфу на тебя, дура!
Хохоча, вываливаемся из шатра.
Конец главы 8.
Глава 9. Оплата счетов
15 декабря, суббота, время 21:28.
Москва, квартира директора Лицея.
Павел Петрович
Хорошо расслабленно сидеть в любимом кресле, нога на ногу. В руке бокал полусухого вина, а в душе покой. Всё окончательно понятно и всё решено. Типичная ошибка, которую допускают почти все, состоит в том, что игрок отказывается признавать свой проигрыш. Пытается всё вернуть, всё исправить, задирая ставки. И речь не про азартные игры, вернее, не только о них. На войне это тоже справедливо, в аппаратных интригах аналогично. Предвидение заранее собственного поражения сильно помогает минимизировать потери. И заметно уменьшить выигрыш противника.
Неискушённый может скептически вопросить: каким способом сократить свои потери и выигрыш врага? Элементарным: прекратить поднимать ставки. Проиграл всю наличность в казино? Не надо доставать кредитную карту, не надо закладывать автомобиль и квартиру, не надо снимать с себя костюм от Канези. Пусть казино, шулер или просто удачливый противник удовлетворяться только содержимым твоего кошелька. И только!
Я проиграл этой маленькой рыжей ведьме. Что она там говорит? Добивается моего увольнения? Хорошо, ведьма, на этот раз банк твой.
И уже не трогает сочащийся ядовитым ехидством лощёный ведущий. Который только что комментировал выступление юристов-десятиклассников на районном конкурсе. Добротный номер, его отшлифовали, видно, что ребята репетировали до упора. Зрители отнеслись благожелательно и заняли совсем не последнее место.
Только вот огромная пропасть лежит между добротным, хорошим выступлением и фантастически великолепным. Это я и сам прекрасно понимаю. Ребята юристы молодцы, пожалуй, даже выше собственной головы прыгнули. Только этого мало, чтобы этих двух чертовок переплюнуть. Очень мало. И самое противное, что все это понимают… вот сволочи!
Телевизионщики дали коротким фрагментов выступление «Кукол», только танец. Мерзавцы! Могли бы и не сыпать так густо соль на рану!
Но и такой сильный удар проходит уже вскользь. Через пару минут слушаю ехидные комментарии ведущего почти с усмешкой. Мели, Емеля!
16 декабря, воскресенье, время 11:37.
Москва, квартира Молчановых.
– Х-х-а! – торжествующе отбрасываю учебник математики в сторону. Я достигла третьей ступени просветления, хи-хи! Говоря серьёзно, научилась считать на три хода вперёд, проводя аналогию с шахматами.
Я пру вперёд, как танк. Все теоремы о правилах дифференцирования, – суммы, произведения, частного, сложной функции, – элементарщина! И всё это я сегодня «съела», дошла почти до конца учебника. И ещё зацепила формулу Тейлора-Макларена, которую в обычной школе не проходят, да и у нас дают факультативно, под рубрикой «не обязательно для изучения». Формула потрясающей мощи!
Есть ещё геометрия, которая на самом деле стереометрия, с элементами аналитической геометрии, но это я потом раздолбаю. Мне так легче, большими блоками работать. Полагаю, это недостаток школьного образования, когда учеников заставляют одновременно по многим фронтам работать. Только что-нибудь ребёнок начнёт понимать в геометрии, его тут же грузят физикой и биологией. Теряется цельность научных знаний.
С физикой пока просто. Первое полугодие – механика Ньютона, которая мне уже знакома и она же была в 9-ом классе, только на детском уровне. А вот во втором полугодии газовые законы, начала термодинамики, в этом я немного плаваю. Придётся разбираться.
Задуманную мной и патриархом траекторию всё время что-то отклоняет. Но деваться некуда. Не было в естественно-научные классы ни одного места. Значит, буду заниматься факультативно. А когда? А летом. Устроюсь куда-нибудь лаборантом. На станцию переливания крови, хи-хи-хи…
– Даночка, – после деликатного стука из-за двери выглядывает Эльвира, – поможешь мне с обедом?
– Разве я могу отказать своей якобы мамочке? – я сама любезность и покладистость.
– Какая ж ты всё-таки ехидна, – замученно вздыхает мачеха, я расцветаю как от самого изысканного комплимента. Обожаю, когда она меня ругает!
– Как у тебя дела, Даночка? – папочка спрашивает меня, но не может оторвать взгляд от котлеты по-киевски и горки хитро поджаренного картофеля, политого пахучим соусом.
– Какие, папочка? С директором? Из его шкуры скоро гобелен на стенку сделаю, – оглядываюсь на впечатлительную Эльвиру и поправляюсь, – условно говоря.
– Да дьявол с ним, с этим директором, – папахен тоже не считает тему достойной обсуждения, – с учёбой как?
– Не скажу, что совсем безоблачно, – покачиваю вилочкой, – пара четвёрок за полугодие может проскользнуть.
– А можно сделать так, чтобы не проскользнуло? – любопытствует Эльвира, а папочка молча присоединяется