Портфели пришлось делать на заказ, со стальной окантовкой по периметру и с усиленной ручкой. Броневой лист, вшитый с одной стороны, здорово утяжелил с виду обычный атрибут школяра.
Мы сменили время занятий. Слишком большая нагрузка на один день, когда физкультура совпадает с тренировкой. Физкультура в понедельник и четверг, тренировки во вторник и пятницу.
– Меняемся! – командую я. Через некоторое время замечаю, как мстительный Арентов не только сам метиться в Мишу, но и других подговаривает. Прекращаю это безобразие. Остальным тоже надо тренироваться.
В Лицее всё вошло в колею. Юристов не замечаем, сами они не отсвечивают. Притихли. Спокойно учимся, ребята параллельно тренируются. Уже восемь человек только в нашем классе могут несколько раз поднять двухпудовую гирю.
Моё громкое заявление не прозвучало. Журналисткая жажда сенсации не смогла пробить цензуру. Но, как я понимаю, те, кому надо, услышали. Контракт корпорации моего папочки с минпросом прошёл на ура. Заходил он ко мне, как обычно, вечером.
– Это тебе, Даночка, – на стол упал веер купюр, – в качестве премии.
Две тысячи мне выделил. С его слов цену поставляемых компьютеров его компания увеличила на семьдесят процентов. В министерстве очень морщились, но подписали быстро.
– И платят по графику, согласно договору, – говорит папахен.
– А что, можно как-то иначе?
– Ещё как можно, – вздыхает папахен, – особенно с госзаказами. Но теперь их прижмут.
«Их» это чиновников. Папахен намекает на арбитражный суд. Он в итоге закончился мировым соглашением, но остальные на ус намотали. Теперь все знают, на государственные структуры тоже можно в суд подать, и ничем плохим это не закончится. Им даже сложнее, чем частным компаниям. Они не могут сорваться куда-нибудь, закрыться, обанкротиться и так далее. И каждый шаг фиксируется согласно строгим правилам делопроизводства. Не увильнёшь.
Короче говоря, кое-кто сильно в штаны наложил от моего требования отчислить старшие классы юристов из Лицея.
– Внимание всем! – снова командую я. – Разбиться на две группы! Играем в толкушки. Начинаем с правой ноги.
Парни с энтузиазмом встают в две линии. Игровой вариант «стенка на стенку». Надо бы ещё научить их драться в строю. Потом это обдумаю.
25 февраля, понедельник, время 16:50.
Квартира Молчановых.
Готовлю ужин на всех, причём в двух вариантах. Эльвире много чего нельзя, прямо как язвеннику.
– Даночка, не пережарь котлеточки, дорогуша, – на кухню влезает Полина Григорьевна, мамуля моей мачехи. Привлекательная на вид дама, с не до конца расплывшейся фигурой. Начавшие седеть волосы так умело подкрашивает, что я не сразу их заметила.
Они приехали 20-го, через пару дней, как Эльвира родила. Процесс у мачехи продолжался часа четыре, но завершился успешно. Несколько дней провела в роддоме, к близняшкам особое внимание, они редко рождаются крупными. Наши ещё ничего, мальчик почти два кило, а девочка отстала почти на двести грамм.
23-го числа мы всей компанией толпились в вестибюле роддома. Приезжала ещё мама отца, Ольга Вячеславовна, но она нас не напрягала. Уехала на следующий день.
– Твой отец не важно себя чувствует, не могу задерживаться, – невысокая и худощавая, она поцеловала на прощание папахена, меня и пошла в вагон. Помахали её вслед, проводили обратно в Тулу.
Вот она мне нравится, к тому же родная бабушка. У Даны остались приятные воспоминания о летних каникулах, проведённых у них. Те, кто нам нравится, стараются не надоедать. Может, потому и нравятся? А вот парочка мачехиных предков меня достаёт. Особенно сводная бабка. Только не на ту напоролись. Это папахен вынужден показывать себя лапочкой, а мне не обязательно. Возраст, отсутствие кровной связи… ха-ха-ха, мне, как высшему вампиру, хоть и бывшему, жутко забавляет этот пиетет перед кровной связью.
– Полина Григорьевна, на кухне может быть только одна хозяйка, – я бесцеремонно разворачиваю её лицом к выходу, – так что прошу на выход.
– Даночка, как ты можешь, я старше тебя в четыре раза! – возмущается подталкиваемая к выходу особа.
– Не преувеличивайте, всего в три целых, четыре десятых, – парирую я. – И почему тогда мне приходится вам объяснять элементарное? Вы сами должны это знать. Уже лет как сорок.
– Всего лишь напомнить, нам нельзя жареного, дорогуша, – сопротивляется, но я подталкиваю сильнее.
– Я запомнила ещё в первый день вашего приезда, – мы уже в проёме, ещё немного и победа будет за мной, – у вас не склероз ли начинается, бабулечка?
Последний вопрос полностью обнуляет её сопротивление. Теперь со своей мнительностью она будет напряжённо думать об этом весь вечер.
Стервозна не в меру, обожает командовать, бестолкова. Мужа, Александра Валентиновича, подмяла чуть больше, чем полностью. За неполную неделю достали до печёнок. Не только меня, папочку тоже уносит в состояние, когда человек начинает крепко сцеплять зубы. Одна Эльвира благоденствует, но её я тоже обработаю.
Эта бестолочь приходит делать мне наставления, при этом прекрасно видит, что три котлеты доходят на пару. Кто, кроме находящихся с разумом по разные стороны баррикад, может давать указания, которые уже выполняются на его глазах?
Всё готово. Вермишель сделаю сразу после прихода папахена. Макароны и им подобное надо делать исключительно перед употреблением и подавать горячим. Остынет, можно выбрасывать, вкуса уже нет.
Иду в детскую мимо диванчика и сидящих на нём родителей Эльвиры.
– На кухню даже не входите! – предупреждаю жёстко, – за нарушение – расстрел на месте.
И в голосе моём никакой лёгкости, позволяющей считать мои слова шуткой.
Эльвира кормит близнецов, одновременно обоих. Лицо у неё при этом такое, что я на пару секунд залюбовалась. Что-то кольнуло, моя девочка вырастет без меня…
– Всё готово, – тихо докладываю я, – как папа придёт, сделаем всё остальное. Если твоя мамахен чего-то не испортит.
– Надоедает?
– Справляюсь, – и можно уходить. Сейчас детвора уснёт, мачеха выйдет в люди. Первые дни детишки спят по 20 часов в сутки. Ещё пару часов орут и пару часов чавкают, опорожняя мачехины резервуары.
Страшновато они выглядят. Особенно первые дни, красные, сморщенные личики, короткие ножки и ручки, б-р-р-р… а мачеха на них налюбоваться не может. Я её сразу предупредила, что пелёнки менять не буду и вообще, кончилось её время капризов.
– Я – кормящая мать! – с апломбом заявила мачеха.
– А я – кормящая падчерица. Ты только детей кормишь, а я вас всех.
Это правда. Основные тяготы кулинарии висят на мне. Дорогу на рынки и в магазины она скоро забудет. На кухне появляется изредка, не считая чисто потребительских визитов.
Предки её достали. Никак не хотят уезжать. Такое впечатление, что устроились тут жить. А раз так, то…
25 февраля, вторник, время 07:00.
Квартира Молчановых.
Дынь! Дынь! Дынь!
– Полина Григорьевна! Александр Валентинович! Подъём! – ору в щель сложив ладони у лица, чтобы звук шёл в нужном направлении. Детская звукоизолирована, но лишних предосторожностей не бывает.
– Ну что такое, Даночка? – уже не называя меня «дорогушей», отпирает дверь эрзац-бабка. Растрёпанная и недовольная со сна.
Они, как я заметила, любят бухтеть допоздна, ложатся спать заполночь. Встают не раньше десяти, типичные совы. Но у нас свой монастырь и свои правила.
– Быстро вставайте, умывайтесь и завтракать, – командую я. – Готовность пять минут. Не выйдете через пять минут, выбью двери и окачу ведром холодной воды.
– Даночка! – таращит глаза Полина Григорьевна.
– Шнелля! Шнелля! Шнелля! – для надёжности добавляю немецкой убедительности, которой до краёв в каждом слове этого языка. Мяукающий английский и мурлыкающий французский слабо пригодны для армейских команд. Убедительнее только матерный русский, но, надеюсь, до этого не дойдёт. Кстати, с немецким у меня нормально, мне его учить не надо. Австрийский диалект от канонического немецкого мало отличается.
Выходят, на кухню, кое-как умывшиеся, выползают в 7:15. Со стуком перед ними падают тарелки с овсянкой.
– Приятного аппетита! – меня абсолютно не смущает недовольство разной степени на их лицах.
– Вам задание, – кладу список перед эрзац-бабушкой, – купите всё это в указанном количестве. Где находятся рынок и магазины, Эльвира расскажет.
– А деньги? – задаёт неуместный вопрос Полина Григорьевна.
– На свои купите, это будет вашим первым взносом в наше общее проживание, – строго смотрю на Эльвиру. – Не вздумай их спонсировать. Папа, проследи!
Папахен дисциплинированно кивает и недисциплинированно ухмыляется.
Когда мы уже едем в машине, он буквально светится от счастья.
– Карманные деньги у Эльвиры я забрал. Ей всё равно ни к чему, она никуда не выходит. Нет, как здорово ты на место мою тёщу ставишь, – в очередной раз сверкает на меня счастливой улыбкой, – мне не с руки…
– Конечно, не с руки. Я ж с Эльвирой не сплю, секса она меня лишить не может…
Папахен от смеха чуть в аварию не попадает, отводит машину к обочине и останавливает.
– Можешь даже соглашаться с ней, если она меня ругать будет, – предлагаю я, – только надо подстраховать её. Ты названивай Эльвире, вдруг они ей начнут нервы мотать.
Посерьёзневший при обозначении угрозы папахен возобновляет движение. Через пять минут я вылезаю, папочка уезжает. День начинается, но ленивое зимнее солнце с трудом сокращает длиннейшие тени от высотных домов. Бодро нахрустывая свежевыпавшим снегом, топаю в Лицей.
25 февраля, вторник, время 11:34.
Лицей, конец урока аналитической геометрии.
– Что это значит, Сергей Иванович?! – ору, потрясая дневником. Вот сволочь!
– Вы откуда такой дикий взялись?! – хватаю классный журнал, отбрасываю в район третьей парты, – не отдавать ему, сами занесём.
– Ты что себе позволяешь, Молчанова! – срывается на визг этот придурок. – Немедленно отдай журнал!