– Я собираюсь на факультет вычислительной техники, – встревает Пистимеев, – и тоже не собираюсь менять своих планов. Кто-нибудь наберётся наглости сказать, что специалисты моего профиля в космосе не нужны?
Наглых не нашлось. Если всерьёз выходить в космос, то кроме специально обученных космонавтов-пилотов уже сейчас нужны инженеры и врачи, когда экипажи кораблей редко бывают больше трёх человек. Пистимеев в конце ещё раз обрисовал перспективы.
– Космос даёт два практически неисчерпаемых ресурса. Пространство и энергию. Наша планета велика, но на ней мы живём практически в двумерном пространстве. В космосе будем жить в трёхмерном мире, превышающем по объёму в миллионы раз возможности планеты. И энергия. Это на Земле недавно изобретённым солнечным батареям мешает атмосфера и вращение Земли. На самостоятельной орбите вокруг Солнца им ничего мешать не будет…
– Кроме метеоритов, – замечает вредный Яшка.
– И космической радиации, – добавляет Пистимеев, – но это обычная история. Любое устройство имеет свой срок жизни.
Классный час заканчивает Ледяная. Между прочим, англичанка просидела тихой мышкой, никак не участвуя в обсуждении. Да и что она могла сказать?
– Пока нам до космоса далеко, надо выполнять текущие задачи, – Ледяная встаёт при этих словах, автоматически класс стихает, – во-первых, учиться как можно лучше. Во-вторых, постоянно укреплять своё здоровье. Больных в космос не выпустят.
– Ты будешь ответственна за здоровье подданных, – пальчик Ледяной тычет в меня, я от неожиданности подскакиваю. «Не ожидала от тебя такой подставы», – возмущённо гляжу на подругу. Вот так подруга!
– Я?!
– А кто? – Ледяная давит на меня немигающим взглядом, – кто у нас идёт на биофак, я что ли?
Крыть нечем, стремительный метеорит вам всем в ж…
Конец главы 13.
Глава 14. Живые и мёртвые
3 мая, суббота, 15:40.
Неприметное одноэтажное зданьице в глубине тенистого парка на территории городского крематория. Над обитой железом дверью табличка с завлекательной короткой надписью «СМЭ № 3».
– Папочка, ты как? – на секундочку выглядываю из этой самой двери. Лицо у папахена почему-то кислое, но догадываться почему, некогда. Там за дверью столько всего интересного!
Папахен у меня перец не без сообразительности. А ещё он мнит себя мудрым и опытным родителем. Осторожные попытки склонить меня к работе в его компании привели только к росту моей настойчивости совсем в другую сторону. И я победила, он привёл меня туда, куда я просила.
– Не смотри туда, – папочка берёт меня за руку и размещается справа, чтобы загородить металлический стол.
Хорошо, папочка, как пожелаешь. Сделаю вид, что не заметила лежащее на столе обнажённое и посиневшее мужское тело.
Шли мы недолго. Вторая дверь в кафельном до потолка коридоре и тоже железная. Папахен стучится, обратно доносится жизнерадостный голос.
– Да-да, входите!
Входим. Я потом только вспомнила, что папочка старался внутрь не смотреть, зато с меня глаз не сводил. А тогда чуть не задохнулась от ударного коктейля эмоций. Шок, ужас и отвращение отдаю глупой Данке, себе оставлю восторг и экстаз от неожиданной реализации хрустальной мечты.
Помещение достаточно просторное, метров в тридцать квадратных. В середине примерно такой же металлический стол, одна стена почти сплошь из металлических дверок на подобие камер хранения. В углу ещё один стол с какой-то металлической посудой, явно не кухонной. Хотя похоже. У стола двое, кругленький невысокий мужчина лет пятидесяти и молодая симпатичная, – хотя уверилась в этом позже, когда она маску сняла, – девушка. По сравнению с мужчиной она грациозная стройняшка, по сравнению со мной – пышечка.
Стержень всей картины опять мужское тело, только со вскрытой грудной клеткой. Сама не замечаю, как очутилась рядом.
– Ой, как интересно! Ой, а это сердце да? А это я тоже знаю, печень! А где поджелудочная железа и селезёнка? – всегда хотела это узнать, почему-то в учебнике анатомии таких подробностей не видела.
Эти двое почему-то впадают в ступор, оглядываюсь на папочку, а его уже и след простыл. Через минуту мне надоедает молчание присутствующих персонажей. Приближаюсь осторожненько к мужчине, с той стороны, где в руке нет скальпеля. Так, на всякий случай. Медленно провожу рукой перед его глазами, слежу. О, зрачки двигаются!
Девушка отмирает первой, издаёт смешок, который играет роль зажигания для мужчины.
– Деточка, ты откуда?
– Как откуда? – пучу на него глаза, – а разве папа не с вами договаривался?
Вот странные люди! – думаю я, пока мужчина бормочет что-то вроде «ну-да, ну-да». Кстати, где там папахен?
– Вы подождите, я сейчас с папой перекинусь парой словечек и сразу к вам, – и вот я уже на крыльце. Хотела на секундочку, но вышло чуть дольше.
Лицо у папочки какое-то смятое. Не физически, конечно, эмоционально. Нервничает он почему-то.
– Пап, ты езжай домой, я потом на такси приеду. Хорошо?
– К-х-м-м, – откашливается и спрашивает, – ты уверена? Может, ну его… и домой поедем?
– Н-у-у, па-а-а-а-п! Ну, ты чего? Договаривался с людьми, меня привёз и ради чего? За минутной экскурсией?
Спугнул папочку кругленький. Высовывается в дверь, оценивает диспозицию и обращается к папахену.
– Владислав Олегович, дорогой мой, ну что ж вы так переживаете? Ничего с вашей дочкой не случится. А хотите, я вас кофе угощу, у нас замечательный кофе. Пойдёмте?
Эта соломинка окончательно сломила хребет верблюду папиной нерешительности.
– Нет-нет, Семён Григорьевич, я, пожалуй, пойду. Даночка, умоляю, не надо никакого такси. Позвони, я сам приеду.
– Хорошо, папочка.
У-ф-ф-ф! Избавилась наконец-то. Кругленький мужчина, – он снял шапочку, теперь вижу, что он лысенький, что завершает образ, – которого, как выяснилось, зовут Семён Григорьевич, заговорщицки подмигивает. Не понимаю, в чём дело, но на всякий случай улыбаюсь.
– Семён Григорич, а что это мы с вами тут сидим? Ваша помощница там одна…
Кругленький небрежно отмахивается.
– Диагноз мы уже определили. Стеллочка сама зашьёт.
А мне-то хочется! Мне всё внове!
– Ну, не знаю… бросили девушку наедине с голым мужчиной. Как-то это не того…
Ржал Кругленький долго, с удовольствием и до слёз. Затем осторожно похлопал меня по плечу и заявил:
– Наш человек. Первый раз в жизни вижу прирождённого патологоанатома.
Ещё примерно через час эти двое со смехом выталкивали меня почти силой. Рабочий день закончился. Вот папахен! Мог бы и раньше привезти! Стоп! Сегодня же суббота!
– Мы без выходных работаем, дорогая моя, – поёт соловьём Кругленький, – народ, понимаешь, у нас страшно не дисциплинированный, просто ужас. Мрёт напропалую, и на выходных и праздниках как бы не больше, чем в будний день.
Я хихикаю, Стелла слегка улыбается. Наверное, ей уже привычно.
– Так что мы, дорогуша, бригадами посменно вкалываем. Три дня работаем, три дня отдыхаем. Хотя на самом деле три с половиной смены получается. Дела ведь сдать надо, учёт и контроль прежде всего.
– Завтра тоже вы?
– Да, дорогая моя, завтра тоже мы. А вот в понедельник, нет. И я считаю, повезло. Понедельник день тяжёлый, знаешь ли.
– А можно я снова приду? После обеда? – с трудом дожидаюсь паузы, чтобы вклиниться с важным для меня вопросом.
– Даночка, солнышко, морг – самое последнее место, куда можно пригласить такую красавицу, но кто ж тебе запретит, дорогая моя? – всплёскивает руками Кругленький.
Мы выходим на улицу, кручу головой, папахена ещё нет. Стелла прощается и уходит, бодро стуча каблучками. Кругленький, как истый джентльмен, остаётся, чтобы сдать меня папахену на руки.
3 мая, суббота, 17:55.
Квартира Молчановых.
– Чем это от тебя пахнет? – подозрительно втягивает воздух мачеха.
– Лучше не спрашивай, – бурчит папахен, а я исчезаю в комнате, чтобы переодеться. Надо обзаводиться рабочей одеждой. Специально для таких визитов.
За ужином всё чинно-благородно, пока Эльвира не принимается выспрашивать, куда и зачем мы ездили.
– Мамочка, мы после ужина всё расскажем.
– Не понимаю, – недоумевает мачеха, – всегда за ужином всё обсуждаем. Чего вы переглядываетесь?
– Папочка возил меня в цех, – решаю соврать, чтоб поберечь нервы кормящей матери, – мне не понравилось.
Папахен задерживает на мне взгляд, но не спорит.
– А чем это от тебя пахло?
– У них там какой-то химический цех есть, с жутко противной вонью.
Не надо ей вообще об этом ничего знать. Когда она уходит к детям, папахен соглашается.
– Да у нас есть цех гальванопластики. Воняет по-другому, но тоже сильно.
– Она не разберёт. Это же не духи, – да уж, дезинфицирующие и бальзамирующие растворы, это совсем не духи.
До меня только сейчас кое-что доходит. И почему папахен так легко согласился меня свести с судмедэкспертами, и чего он от меня ждал. Хм-м, не на ту нарвался! Он рассчитывал на мою шоковую реакцию, небось ещё и Кругленького подговорил антураж создать. Вроде я всё заметила, но всплеск энтузиазма помешал осознать.
Не рассчитывал папочка, взявший на себя роль режиссёра ужастика, на такую реакцию. Всё равно спасибо ему. Вольно или невольно свёл меня с нужными людьми. Дело в шляпе.
– Даночка, дорогуша, конечно, мы возьмём тебя на работу, – Кругленький от меня пришёл в полный восторг. – Пятнадцать лет возраст нежный, а работа у нас считается вредной, выслуга идёт, как сталеварам. Я вот уже десять лет на пенсии. Но, дорогая моя, у нас в штатах такие дыры, так что на пол-ставки можешь рассчитывать смело.
Кругленький сокрушённо качал головой.
– Особенно летом тяжко. Всем в отпуск надо, и эти проклятущие бандиты сами ударно работают и нам фронт работ обеспечивают. А всем хочется в отпуск летом. И тут ты приходишь. Тебя с руками оторвут и на возраст не посмотрят.
Так что очень довольна. Многому научусь, уже большой плюс. Неплохо заработаю, Кругленький обещает только официально тысячи три с половиной в месяц. Это при шестичасовом рабочем дне, – я же несовершеннолетняя, – и половина дней выходные.