– Так точно, господин генерал, прямых улик достаточно. В машине Прохорова обнаружен хлороформ, кантаридин… это, господин генерал, возбудитель. Да, фармакологический афродизиак. Раневые каналы целого ряда жертв девушек, погибших в течение последнего года, соответствуют ножу Прохорова. Да, тот самый, который Молчанова воткнула в Махотина. Эксперты говорят, что микрочастицы металла в ранах точно соответствуют сплаву, из которого изготовлен нож. Всё сходится, господин генерал.
Полковник выслушивает последние рокочущие слова из трубки и вдруг подскакивает со стула.
– Служу Отечеству, господин генерал! – и осторожно кладёт трубку.
28 июля, воскресенье, время 14:10
Квартира Молчановых.
Повалявшись после обеда, берусь за самое важное, можно сказать, священное дело. Самосовершенствование. Похищение, затем собирание себя в кучу, на пару дней после принудительного визита в посёлок Озёрный я забросила ежедневные тренировки.
Где моя сбруя? Чувствую, что если совсем всё отменю, ещё долго по инерции и в силу возраста буду оставаться стройной, гибкой и красивой. Но вторая производная рано или поздно скажет своё слово, и плато моей красоты сначала плавно, а потом всё круче, пойдёт вниз. Э, нет! Такого не будет!
Поверх сбруи рубашку-безрукавку, вниз – шорты. Разминку провожу в присутствии маленьких, которые усиленно таращатся на меня и тут же начинают повторять всё за мной. Эльвира не выдерживает и быстро меняет халат на шорты и футболку. Присоединяется ко мне, а маленькие пытаются присоединиться. Очень забавно при том, что ходить не умеют, а стоять могут только, держась руками за диван. И то не долго. Так что мои упражнения на стопы они сопровождают недовольным сопением. Когда стоя делаю. А вот работа пальцами, сидя на попе, их вдохновляет, Эльвира им тоже подсовывает карандаши, которые надо удержать пальцами ног.
Махи назад, стоя на четвереньках, им тоже понравились. Хотя поднять ногу не могут, зато голову назад откидывают исправно. Посчитали именно это главным движением. Выход на мостик с последующим передвижением этакой каракатицей восприняли, как представление. Как номер, который нормальный человек повторить не может. И они не будут. В широко раскрытых глазах, кажется, даже осуждение проявляется. Невместно де, достойному человеку таким способом передвигаться.
Зато с восторгом катаются на папе, который за компанию решил поотжиматься. Короче, пару часов мы проводим весело и с пользой для всех.
– У меня для вас новость, девочки, – валяясь на полу в компании ползающих по нему детишек, сообщает папахен, – Так как я полноправный член ордена, мне полагается особняк в хорошем месте. Часть орден платит, часть я, с помощью корпорации, которая даёт льготный кредит. Лет за восемь-десять погашу.
Глаза Эльвиры загораются, она тут же забрасывает папочку вопросами. Я, выяснив, что местонахождение особняка довольно близко к Франзони, теряю интерес к теме. Есть прилегающий участок, на котором можно вдоволь резвиться с детьми и друзьями. Юлька рядом, на лошадях добраться можно за полчаса, а куда выходят окна спальни и есть ли там сад, меня слабо волнует.
– Эля, какой сад? Дом только начинают строить, – вверх завести глаза папахен не может, они и так в потолок смотрят, он же на спине лежит. – И это хорошо. Какой захочешь, такой и посадишь.
Я в разговоре почти не участвую, растягиваюсь на шпагатах во все стороны. Эльвира пытается вовлечь меня.
– Дана, как думаешь, что надо посадить рядом с домом?
– Ёлку надо посадить, – предлагаю я, – на Новый год наряжать будем…
– Тень даст большую, – задумывается мачеха и надолго от меня отстаёт. Спросит снова, предложу пальмы высадить и плакучую иву возле пруда. Которого ещё нет.
Только сейчас осознаю, как по мне ударило похищение и вся эта история. Нет, моему психическому состоянию ничего не угрожает. Но чувствую досадный незримый барьер между мной и моими друзьями и одноклассниками. Мой образ невесомо воздушной и прекрасной принцессы как-то не вяжется с хладнокровным двойным убийством. Не важно, что это враги и мерзавцы. Как-то всем вокруг придётся переосмысливать и снова расставлять в своей голове, кто же такая их принцесса? Дюймовочки и царевны из сказок не режут супостата своими нежными ручками. Принцессы это жертвы злыдней и ценный приз для рыцарей-спасителей. А тут вдруг она легко и непринуждённо потрошит двух драконов, имевших глупость утащить её в своё логово.
Есть и другая сторона… я замираю от пришедшей в голову идеи в невообразимой, судя по глазёнкам маленьких и завистливому взгляду Эльвиры, позе.
Есть! Я знаю, что им надо сказать. Перетекаю в другую позу, с другой ногой, морщась от впивающихся в кожу шипов. Есть большая цель: стать достойными и настолько сильными, чтобы защитить даже ТАКУЮ принцессу. Которая и сама многое может. Значит, они должны уметь намного больше.
Решено. Вытекаю из своей позы и шлёпаю к телефону.
– Пистимеев, привет!
29 июля, понедельник, время 09:05
Префектура Северо-Восточного округа, кабинет префекта.
– Александр Алексеевич, сочувствую вам безмерно, но ничего тут не поделаешь, – префект пристально глядит на своего зама. Он на четыре года старше, уступает в росте и дородности, худощавый, лысоватый и невысокий, превосходит своего почти друга только в должности.
– Несчастья иногда происходят, и ничего тут не поделаешь, – жёсткий взгляд префекта смягчается. – Вам и всем нам надо думать совершенно о другом. Выйти из этой истории с наименьшими потерями.
– Мне подать в отставку? – кривит губы Прохоров.
– Торопиться не будем. Никаких официальных сведений у нас пока нет. Но если всё подтвердится, да, придётся. Пока идите в отпуск. Вам всё равно надо похоронами заняться, другими делами.
– Николай Михайлович, я всё понял. В отпуск уйду и в отставку подам, когда скажете, но… позвольте обратиться к Зотову?
– Саша, – префект переходит в предельно дружеский стиль беседы, – ты пойми, ты ничего не сможешь сделать. И Зотов не всемогущ. И подставляться ему ни к чему. Сына твоего всё равно не вернёшь…
Префект слегка морщится. Вот за что эта напасть на его голову? Столько всего вместе прошли, и такая подножка от детишек. И дружба обязывает и дела его чада отвратительны.
– Да не собираюсь я ничего такого делать, – устало протестует Прохоров, – всё по закону.
– Как это?
Прохоров объясняет, префект терпеливо выслушивает.
– Хорошо, – соглашается в конце начальник, – но Зотову я сам позвоню, лично проинструктирую.
В конце встречи префект решается задать неделикатный вопрос.
– Саша, может не отвечать, я вот что спросить хочу… сам-то что думаешь по поводу дел своего сына?
Прохоров каменеет лицом и говорит так, будто прокручивает каждое слово через тяжёлые жернова:
– Сам бы прибил его, узнай первым. Но когда кто-то со стороны… это оскорбительно, как плевок в лицо.
Префект не спорит и не комментирует. Слегка сузив глаза, кивает. На том они и прощаются. После ухода Прохорова префект берётся за телефон.
– Зотова мне.
3 августа, суббота, время 15:35
Окрестности особняка Франзони.
Ура! Юлька приехала! Она куда-то на Курильские острова летала. Глаза на лоб от такой патриотической экзотики лезут. Но впечатлений выше крыши. Почти час мне трезвонит и никак не остановится. Кое-что меня поражает.
– Ты что?! Так ни разу в Тихом океане не искупалась? – кобылка Жози фыркает мне в унисон.
– Обалдела?! Знаешь, какая там вода холодная! – Юляшка передёргивает плечами, – б-р-р-р! А заглянешь с берега повыше, там такие ужасные водоросли с глубины растут. Извиваются, как змеи… ужас! Давай, ускоримся!
Мы ускоряемся, надо дать животинкам размяться. Через полкилометра лесок, за ним луг и за узкой полоской деревьев пляж, где уже должны быть наши. Жеребец Кайзер нагружен маринованной бараниной для шашлыков и прочими реквизитами вроде шампуров.
В лесу возобновляю критику подружки.
– Нет, ты всё-таки овца глупая. Быть на Тихом океане и ни разу не окунуться. Считай, что ты там и не была. Ну, выбрала бы место помельче…
– Ага, помельче. Знаешь, какие там волны! Только подойди, с ног сшибёт. Местные тоже не дураки в океан лезть. Зато я в кипящей реке искупалась. Она рядом с вулканом течёт, как-то нагревается…
И на меня выливается очередной ушат восторгов и экспрессии. Аж самой захотелось там побывать.
– Фотоаппарат в следующий раз возьмите, – советую я, хлопая по своему «Соколу», – для лучшей отчётности.
– Я не умею, – грустит Юля, отгибая рукой ветку, – лучше я тебя с фотоаппаратом в следующий раз возьму.
– А мне что за радость? Тебя я, выходит, наснимаю, а сама так за кадром и останусь. Ты ведь только плёнку испортишь, знаю я тебя.
Потрясает меня криворукость. И не некоторых, а поголовно. Я ещё понимаю, когда человек со слабым зрением резкость навести не может. Но оставить в кадре только головы? Гадство, там же наведение видоискателя напрямую! Через объектив же, что видишь, то и будет. Не как в примитивных аппаратах, где видоискатель сам по себе, – пусть и с коррекцией, его оптическая ось склоняется к оси объектива, – а объектив сам по себе. Нет! Разместят в центре кадра лица, обрежут фигуры по грудь, а сверху пустое, никому не нужное пространство. Пейзаж, а то и просто, пустое небо. Ты кого, сука, снимаешь? Друзей своих любимых или облака тебе понравились? А если друзей, то зачем им ноги обрезаешь? Классные, между прочим, ножки кое у кого, не будем показывать пальцем.
Что-то я разошлась. Кое-что и вслух сказала. Юлька пришибленно молчит.
– Извини, накипело, – трогаю рукой её за плечо, – среди наших я тоже только Гоше доверяю. Всему надо учиться, а у него есть фотоаппарат. И прилагающиеся навыки.
– А ты как? – осторожно спрашивает подружка, – после той истории.
– Это надо всех вас спросить, – по короткому размышлению отвечаю я, – как вы все после той истории?
Это на самом деле так. Им больше надо переварить, чем мне. Про себя я давно всё знаю. А вот что они все обо мне станут