– Это мы не можем, – не соглашается Тигранович, адвокат немедленно поддерживает улыбкой, которую перенял у Алояна будто эстафетную палочку. Такую же лучезарную.
– Мы не можем, у нас власти такой нет. А вы вполне можете, – после короткой паузы Тигранович продолжает увещевающе. – Господин генерал, вы сами знаете, что необходимость в таких подразделениях давно отпала. Нет сейчас нужды в чрезвычайных мерах с частичной отменой конституционных прав граждан. Мы давно в мирных условиях живём.
Генералы вздыхают и переглядываются. Будь Тигранович и Берштейн ближе, уловили бы сожаление и… и согласие. Не нужные сейчас полицейским снайперские винтовки и гранатомёты, но как же не хочется их лишаться!
– Господа, – каким-то немного неуместным ликующим тоном провозглашает адвокат, – мы же вам просто царский подарок делаем. На ровном месте ликвидировать целое подразделение не с руки. Но когда они так крупно подставились… нет-нет, шикарный момент. Грех не воспользоваться!
Переглядываются уже префект с мэром. Что-то в этом есть, – читается в их глазах. Для собственных нужд можно другую часть организовать, спецучасток становится слишком одиозным местом.
– Что у нас там ещё? – вчитывается мэр Богданов, – отдать под суд старшего лейтенанта Куприянова за ограбление задержанного лица. А также… следователя Харитонова и капитана Коротких за угрозы пытками несовершеннолетней во время допроса…
– Молчановы настаивают на сроке для Куприянова, хотя бы условном. Харитонова и мадам Коротких можете подвести под амнистию, – поясняет адвокат.
– Чересчур, – бурчит Трофимов.
– Вовсе нет, – лучезарно возражает Бернштейн, – Куприянов не только вор, он вор в погонах, а это что значит? Он нарушил присягу, он – клятвопреступник, таких во время войны сразу под трибунал отдавали.
– Какими ещё пытками они на допросе угрожали? На дыбу повесить? – скептически интересуется мэр.
– Хуже, – лучезарно объясняет Бернштейн, Трофимов заранее морщится, – групповым изнасилованием. Пятнадцатилетней девочке, прошу заметить. У кого-нибудь из вас дочери есть?
Вопрос остаётся без ответа, однако адвокат продолжает улыбаться.
– Не доказуемо, – роняет генерал Стесснер.
– А почему не доказуемо, господин генерал? – парирует адвокат, – наверное, потому что допрос вёлся без записи, хотя это давно практикуется. Не обязательно, что вызывает вопросы, но практикуется. А вот не извещать родителей – не законно. И они поступили именно так.
– Прошу заметить, что от вас не требуют наказания оперативников, проводивших задержание. Они хоть в каких-то рамках действовали, – комментирует Тигранович.
– Всё равно не доказано. Вы – адвокат, сами знаете, – спорит Стесснер.
– Зато они покрывают Куприянова, который обворовал Молчанову, – не сдаётся адвокат. – И вот это доказано. Куприянов до сих пор золотые часики Молчановой не вернул. А их она, между прочим, из рук полковника Сафронова получила. Как ценный подарок за героизм и мужество, проявленное в противоборстве с опасными преступниками, серийными убийцами. Вы должны знать, Сафронов же ваш подчинённый.
– С часами не всё ясно, – пожимает плечами Трофимов, – то ли были, то ли нет…
– Хотите открытого гласного процесса? – ехидно интересуется адвокат, – правда, хотите? От себя гарантирую: у вас нет шансов, вина Куприянова будет доказана на сто процентов. И как будет выглядеть ваше управление? Одной рукой награждаете человека за неоценимую помощь полиции, а другой – воруете эту награду.
Мэр и префект морщатся, генералы хмуро переглядываются. Тигранович скучает, итог предрешён, но зубры просто так не сдаются, на то они и зубры.
Спор прекращает мэр.
– Хорошо. Мы обдумаем ваши предложения. Что-нибудь ещё?
– Там ещё от газеты кое-что было, – лениво замечает Тигранович.
– А, это, – мэр опускает глаза, – ну, это мелочи. Обеспечьте, Владимир Оттович.
Стесснер кивает.
– Всё?
– Нет. Теперь главное, – Тигранович делает короткую паузу, – для моей корпорации главное. Собственно, вы должны понимать, что эту историю я использую, только как повод. Не случись сие прискорбное происшествие, мы всё равно бы пришли.
На лице мэра появляется скепсис пополам с пониманием. Взглядом поощряет продолжать.
– Моя корпорация разрабатывает целую линейку продукции, интересную для полиции. Средства связи, средства наблюдения, компактные радиомаяки, мобильные алкотестеры…
На лицах генералов появляется заинтересованность. Зато адвокат скучнеет, его партия исполнена.
– Вот список устройств с предполагаемыми техническими характеристиками, – Тигранович достает сшитые в тонкий пакет листы, – нам нужны гарантии, что город не будет закупать импортные аналоги. Мы хотим от вас техзадание и госзаказ.
– А если иностранные аналоги будут лучше? – спрашивает префект.
– Всё обсуждаемо, – пожимает плечами Тигранович, – иностранцы хитрецы. Они могут перенести основную цену в обслуживание и расходные материалы. Но в любом случае мы готовы к обсуждению условий, сравнительно с иностранцами.
– Как думаете, Сергей Тигранович, у нас всё получилось? – на выходе из здания спрашивает адвокат.
– Не сомневайтесь. Хозяин обсудил со мной госзаказ, показал нам своё расположение. Генералам не нужны особые приказы, они и так всё поняли, иначе не стали бы генералами.
16 августа, пятница, время 08:45
Полицейский спецучасток, ул. Лермонтова 17.
– Принёс? – подполковник Зотов мрачно смотрит на золотые часики. – Точно те самые, не только что купленные? А то нам ещё по этому поводу скандала не хватало
В кабинете начальника сидели те двое оперативников, с которыми не по своей воле знакомилась Молчанова.
– Точно, – понуро подтверждает старший лейтенант Куприянов. На товарищей по службе старается не смотреть. Рёбра ещё ноют от беседы с ними три дня назад. А ещё дочку очень не хотелось обижать, так что пришлось купить такие же. Дорогие, дьявол их забери!
– А теперь пиши, – Зотов пододвигает лист бумаги и ручку, – объяснительную на моё имя. Как и по какому поводу у тебя вдруг появились дамские часики, и точно такие же в тот же момент пропадают у задержанной.
– Вот, блядский потрох! – кратко и экспрессивно выражается один из оперативников, – а мне до конца не верилось…
Второй смотрит на напарника с недоумением: «Что-то ты, братец, совсем…».
Куприянов строчит четверть часа. Присутствующие терпеливо ждут. Когда старший лейтенант протягивает начальнику заполненный письменами лист, тот принимается читать. На лице сразу проявляется скепсис.
– Туфта! – подполковник рвёт бумагу на части и подаёт Куприянову чистый лист, – старлей, мне липа не нужна. Что за ерунда? Соседка жаловалась, что точно такие украли у дочки, ты решил проверить, провести опознание… ты что, хочешь статью заработать за лжесвидетельство?
Куприянов напрягается. Статья может быть только в деле. Каком ещё деле? Вы что, охренели? – такой вопрос написан на его лице.
– К тому же это к делу не относится, – замечает старший оперативник, – это мотив, тебя не об этом спрашивают.
– Почему не относится? – вдруг вмешивается второй, – да пусть пишет. Нарушение всё равно было, в протоколе часы отсутствуют.
– Ладно, пиши так, – решает Зотов, – но обязательно укажи, что в протокол часы не вносил.
Куприянов с тяжёлыми вздохами приступает к работе.
22 августа, четверг, время 16:10
Квартира Пистимеевых.
– Твой секретарь Дима случайно с физкультурником столкнулся, – оборачивается ко мне Саша, – тот делился планами насчёт тебя. Хочет тебя в какую-то лицейскую команду включить.
Оборачивается Пистимеев от компьютера, мой главный конкурент за его внимание. И что обидно, далеко не всегда я выигрываю. Но сейчас я не в претензии, Сашок музыку запускает. Появились недавно в продаже специальные колонки. Там ещё надо звуковую карту вставлять, но для Сашки это пара пустяков.
– Перебьётся Семёныч, – отмахиваюсь я.
– Я тоже так подумал, – Сашка садится на пол рядом со мной, – ты ж с юристами дел иметь не будешь.
Я занимаю любимую позицию на полу, опёршись спиной на тахту и вытянув босые ноги. Пистимеев почему-то залипает взглядом на моих ступнях. Наверное, потому что кроме рук и лица всё остальное закрыто. Сегодня я в своих любимых джинсах.
– Не только в этом дело, – веду беседу дальше, рассматривание Сашком моих ног меня не беспокоит, – у меня справка, освобождение от физкультуры до Нового года.
– А что случилось? – Сашок отрывается от разглядывания моих ножек.
– Не знаешь, что случилось? – делаю круглые глаза, – ничего о моём похищении не слышал?
– Ты ведь уцелела, сама говорила…
– Говорила, – вздыхаю, – а врач, узнав про хлороформ, и что у меня одышка появилась, поставил меня на особый контроль. Никаких интенсивных нагрузок, ничего острого, сижу на диете, как мои брат и сестра, которым человеческая пища пока не положена.
– От хлороформа такие опасные последствия? Его же в медицине применяют. Или применяли…
– Применяли. Но у медиков всё под контролем было. Сразу после операции – вентиляция лёгких. И потом, больные всё равно на диете и после операции у них длинный периодреабилитации. А эти придурки ведь дозу не контролировали, сунули под нос, и дыши всю дорогу. Так что вот так.
Слегка шевелю пальцами, и Пистимеев снова отвлекается на мои ножки. Хм-м, мне что, приятно его внимание?
– У тебя тут заусенчик появился, – тычет Пистимеев в сторону левой ступни. Критикан проклятый! Присматриваюсь. Да, есть, на указательном пальце.
– Подай сумочку, – просьба исполняется незамедлительно. Вытаскиваю маникюрный набор, достаю щипчики. Ну, не сама ж я буду такой ерундой заниматься, когда рядом неравнодушный, – ну, я надеюсь, – молодой человек.
– Срежь, пожалуйста, – отдаю инструмент, – только осторожно! И аккуратно.
– Резать буду точно, – Сашок берёт, не задумываясь, – но сильно и под корень. Весь палец!