Так... скоро Ипсиланти себя подозревать будет... А на самом деле год назад произошла досадная ошибка, и допустил ее Свищев, отказавшись прийти в прокуратуру. Снова Ипсиланти вернулся к предыдущей мысли: такой отказ должен был иметь серьезные основания, ведь Свищев понимал, что его могут убить. И убили. Вместе с женой. А сын все видел. Теперь идет охота на мальчика и Летову. А такой вариант: «фантом» пургу гнал? Нет, отпадает. Зачем ему это? Ипсиланти припомнил вчерашний разговор с тем человеком и снова пришел к выводу: отпадает.
– На фиг ты изуродовала себя? – поправляя прическу перед зеркалом в фойе ресторана, спросила Марьяна. – Парик не идет. У тебя свои волосы классные, мне б такие. Вид, как у шлюхи с нашего Бродвея.
– Я же тебе говорила, мне нельзя показываться в городе, – сказала шепотом Люда, озираясь. – Вдруг здесь будут те, кто хочет меня убить?
– Не помню, чтоб ты мне такое говорила. Ладно, потом расскажешь, мы что-нибудь придумаем. Знаешь, кто такой Клочко? У него охранное агентство, а связей... мрак! Попросим, чтобы его парни охраняли тебя, я уж так и быть пересплю с ним. Он от меня тащится.
– Ой, не надо просить, я тебя умоляю! – разволновалась Люда. – Я обязательно найду ребят...
– Почему не позвонишь им?
– Дар все телефоны забрал, должен был вечером привезти нам новые.
– Ладно, не переживай. Как скажешь, так и будет.
– А ты не боишься после всех своих историй высовывать нос из дома?
– Конечно, боюсь. Но только того, кто замочил Елецкого. Фу, как вспомню, так вздрогну. Схожу в церковь и поставлю свечку за то, что осталась жива. Я эту сволочь до конца дней не забуду. Но что ж мне теперь в четырех стенах всю оставшуюся жизнь сидеть? Один процент из ста, что он встретится мне случайно здесь. Ну, сама посуди, кого мог попросить Радик укокошить меня? Только последнего уголовника. А в этом храме общепита уголовники не кушают. Мы с Фисуном тут тоже редко бывали, дорого. Он у меня жмот был жуткий. Да не переживай, кому надо, тот тебя и через стены разглядит.
– Спасибо, утешила, – нахмурилась Люда.
– Я пошутила, прости. Вот и наш спонсор. А рожа недовольная...
Клочко вырулил из общего зала, приветливо улыбаясь. Подойдя ближе, он не смог скрыть разочарования, когда понял, что Марьяна пришла не одна.
– Познакомься, это моя... сестра, – защебетала Марьяна, обняв Люду за плечи. – Сегодня приехала, буквально перед моим выходом. Я не могла ее оставить одну с моими животными, они ее съедят. Ты не сердишься?
– Нет. – Он поцеловал руку Марьяне, а та подмигнула Людмиле. – И как зовут сестричку?
– Людмила, – представилась «сестричка», чувствуя себя не в своей тарелке.
– А это мой друг, – тарахтела Марьяна, направляясь в зал. – Его зовут Юрик. Он уважаемый человек, моему мужу поставлял охрану, но это папочку не спасло.
– Вы мало похожи, – оценивал «сестричек» Клочко.
– У нас мама общая, папы разные, – быстро сориентировалась Марьяна, на все у нее готов ответ.
Клочко попросил официанта принести прибор для «сестрички» и предложил дамам изучить меню. Марьяна доверила выбрать блюда Людмиле, незаметно шепнув, когда спонсор ужина отвлекся на официанта:
– Выбирай самые дорогие. – И тут же повернулась к Клочко: – Ну, что, Юрик, как там наши дела?
– Кое с кем я переговорил, обещали содействие... – Он покосился на Людмилу, не решаясь при ней говорить.
Калюжник вошел в зал ресторана, осмотрелся, подыскивая столик. Заметив Клочко, хотел повернуть назад, посетовав про себя: нигде нельзя расслабиться, обязательно встретишь мурло, от которого аппетит пропадает. Сегодня суббота, день ангишваны, но проходит она без него, надоело. Все эти попойки устраиваются с одной целью: чтоб мозги атрофировались, и войско стало, как зомби. Поздно поворачивать назад, Клочко его заметил, сделал приветственный жест рукой, но так, лишь бы отделаться. Значит, не хочет, чтоб Витяня подходил к нему, он занят. И Калюжник, усмехнувшись, вразвалочку двинул к столику Клочко.
– А вам советую... – говорила Люда, изучая меню, – раз вы предпочитаете пить крепкие напитки... коньяк «Отард». Надеюсь, в этом ресторане нет подделок? Этот коньяк делается в замке Шато де коньяк. В его подвалах трехметровые стены омываются водой, что поддерживает нужную температуру и микроклимат, это очень важно для выдержки.
– Сегодня я почерпнул массу полезных знаний, – сказал Клочко. – Теперь меня на мякине не проведут. Ну, а вы, Людмила, что будете пить?
– Мартини, – подсказала Марьяна.
– Ну, разве что глоток... – согласилась Люда.
Она, знающая практически все об изысканных спиртных напитках, ни разу не пила их, а хотелось попробовать, несмотря на сегодняшнее утреннее похмелье. Но всего лишь глоток, от этого плохо не будет. Когда еще удастся?
– Разрешите?
Люда подняла глаза. У столика стоял амбал, на физиономии которого жирная печать: вчера откинулся с зоны.
– Садись, – безнадежно махнул рукой Клочко. Вечерок покатился не по плану, это расстроило, но появление Калюжника, пожалуй, как нельзя кстати, вдруг он захочет снять Людочку? – Знакомься. Это Марьяна. Это Людмила. А это Витяня.
– Виктор, – поправил Калюжник.
Опускаясь на стул, он заострил внимание на имени одной из дам за столом – оно последнее время прямо-таки «любимым» стало. Женщин с именем Людмила тысячи, тем не менее, он уставился на девушку с заметным интересом. И показалось ему, что однажды уже встречался с ней...
– Почему ты не на даче? – отвлек его Клочко.
– Подчиненным надо давать свободу. Иногда.
Калюжник снова перевел глаза на Людмилу, отметив: обилие косметики ей не идет, и скорей всего потому, что нанесена косметика неумелой рукой. Зачем же так мазаться, если не умеешь? Поведение не шлюхи... Где-то он видел эти кошачьи глазенки...
Официант принес спиртное и закуски. Первый тост – за знакомство. Люда осторожно взяла конусообразный бокал, пригубила. Изумительный вкус.
– Это мартини-биттер, – определила Люда. – Привкус горьковатый.
– Что б я так жил! – воскликнул Клочко, заметив, с каким пристальным вниманием за Людой наблюдает Калюжник. Значит, девчонка ему приглянулась. – Откуда такие познания, Людочка?
– Я работала промоутером в продуктовом супермаркете, – сказала она. – Толкала, как сейчас говорят, спиртное.
– Пардон, а что такое промоутер? – почему-то хихикая, спросил Клочко. – Новая кличка продавца?
– Это производное от английского слова «промоушен», что означает продвижение, – объясняла Люда. – А промоутер занимается продвижением товара на рынке, я и занималась...
Калюжник замер. И говорит не как шлюха, а по виду – так самая настоящая... Где-где она работала? В продуктовом супермаркете? Спиртное толкала? Он впился в девушку глазами и наконец узнал.
Ипсиланти сидел в машине у дома Свищевых – ждал Петра Петровича. Георг хотел поговорить с ним наедине, а не при жене, которая постоянно перехватывает инициативу. По телефону Лидия Евгеньевна сказала, что мужа нет, вернется поздно, так как близится конец года, на работе аврал.
Ипсиланти узнал его издали. Он шел так же, сгорбившись, как сидел за столом, когда Краснов и Георг впервые познакомились со Свищевыми. Ипсиланти вышел из машины, пошел навстречу, поздоровался.
– Кто вы? – отпрянул Перт Петрович.
– Следователь Ипсиланти, – ответил Георг, поразившись пугливости Свищева. – Я приезжал к вам по поводу вашего заявления...
– Помню, помню, – проговорил тот, но испуг его не прошел. – Вы нашли Тимофея и Людмилу?
– Нет, к сожалению. Но у меня есть несколько вопросов к вам.
– Идемте в дом...
– Мне хотелось бы поговорить с вами наедине. Вон моя машина... Посидим в ней?
Неохотно Петр Петрович сел в машину, сел с некоторой обреченностью, будто предвидел, что Ипсиланти устроит ему казнь. Наверное, Петр Свищев привык подчиняться. Впрочем, не он волновал Георга. Ипсиланти начал после небольшой паузы, дабы этот человек привык к мысли, что ему придется ответить на ряд неприятных вопросов:
– Петр Петрович, а вы сказали неправду. Летова не крала вашего племянника. – Кажется, Свищев перестал дышать, во всяком случае, производил впечатление неживого существа. И молчал. Посему Ипсиланти продолжил: – Тимофей убегал от вас. Я думаю, вам плевать на мальчика, где он и что с ним. Но мне интересно знать, почему вы написали заявление, будто его украла Летова?
– Я... не писал... то есть... жена настаивала...
– Петр Петрович, давайте по существу.
– Хорошо. Тима – очень сложный ребенок, а у нас определенные правила, строгости. Он не привык...
– Я не требую, чтобы вы оправдывались передо мной, отношения с Тимой – дело вашей совести. Мне известно, что Тимофей – неродной сын вашего брата, он его усыновил. Но усыновил официально, и мальчик является наследником первой очереди. Думаю, именно в этом лежат корни вашей неприязни к нему, фактически чужому ребенку. Видите, мне все известно.
– Вы не правы. Мы с женой очень хотели иметь ребенка...
– Речь идет не о вашей жене. О заявлении. Почему вы только спустя семь месяцев написали его, оболгав Летову? Петр Петрович, лучше расскажите правду. Я ведь все равно до нее докопаюсь, но в этом случае вам придется давать объяснения в другом месте.
– Я не могу.
Свищев закрыл ладонями лицо, весь съежился, смешно прижимая портфель к животу. Ипсиланти поморщился: не хватало, чтоб этот, с позволения сказать, мужчина разрыдался, как баба. Тьфу, противно. Ипсиланти поставил локоть на руль, подперев голову рукой, и ждал четкого ответа на четко сформулированный вопрос. Нет, не дождался. Все-таки придется толкать Свищева, как упрямого осла:
– Петр Петрович, я жду. На что вы рассчитывали, когда лгали? Достаточно узнать единственную деталь, чтобы сделать выводы. Тима от вас убегал, а от Летовой нет. К тому же он не пятилетний ребенок, чтобы его можно было выкрасть, он в состоянии сам определить, где ему жить. Значит, Тимофею у вас было плохо. Откуда же такая запоздалая забота – заявление? Что произошло?