Кальмар вышел, а Жаб вопросительно посмотрел на Лёху.
— Да, — сказал бывший штурмовик. — Мне тоже трудно представить, как это пугало восьмирукое может контролировать ситуацию. Но в одном он прав: через десять минут узнаем.
Жаб хотел что-то ответить, но не успел: открылась дверь, в комнату опять заглянул секретарь и объявил:
— Проходите в зал!
Вслед за любезным предложением секретаря послышался привычный голос очередного конвоира:
— На выход! Руки за спину! По одному!
Глава 10. Приговор
В чём оказался прав тюремный охранник, так это в том, что Лёху с Жабом действительно посадили в клетку. Она находилась на возвышении по правую руку от судьи. Рядом с клеткой стоял стульчик адвоката. Слева от судьи сидели обвинитель, следователь, свидетели со стороны обвинения и родственники погибшего. Прямо по центру зала располагались кресла для пришедших на слушание. Но так как по просьбе родственников дело рассматривалось в закрытом режиме, кресла эти остались пустыми.
Как только все расселись, судья — очень крупный и, судя по всему, пожилой кхэлиец — посмотрел на обвиняемых и спросил:
— Мы так понимаем, вопрос, на каком языке будем вести процесс, на кхэлийском или на человеческом, неуместен? Но, тем не менее, мы должны его официально задать.
— Господин Абсолютный Судья, наши клиенты просят вести процесс на человеческом языке! — тут же заявил адвокат, предварительно поднявшись со стула.
— Просьба принимается, — ответил судья. — Для удобства подсудимых процесс будет вестись на человеческом языке, но документооборот будет на кхэлийском.
После этого судья, не торопясь, зачитал суть дела, состав суда, права обвиняемых и предложил всем присутствующим вставанием проявить уважение к судебной системе Кхэлийской Республики и заодно этим же вставанием почтить память погибшего уважаемого гражданина.
Все встали, постояли около десяти секунд и сели обратно. Судья посмотрел в сторону комедиантов и торжественно произнёс:
— Подсудимый, называющий себя Вэллоо-Колло-Чивво, вы подтверждаете, что являетесь не биологическим клоном, а непосредственно самим Вэллоо-Колло-Чивво, гражданином Королевства Далувор, признающего на своей территории Кодекс Пятой Конфедерации?
— Подтверждаю, — тихо отозвался Жаб.
— Вы подтверждаете, что находитесь пред судом в здравом уме, и ваше сознание в данный момент не находится под внешним управлением?
— Подтверждаю, — повторил амфибос.
— Хорошо, — ответил судья и обратился к Лёхе: — Подсудимый, называющий себя Алексей Ковалёв, вы подтверждаете, что являетесь не биологическим клоном, а непосредственно самим Алексеем Ковалёвым, гражданином Федеративной Республики Тропос, признающей на своей территории Кодекс Пятой Конфедерации?
— А если я скажу, что я клон, вы меня отпустите? — неожиданно спросил комедиант.
— Биологические клоны подлежат немедленной утилизации, а лицо, предоставившее суду вместо себя клона, объявляется в галактический розыск, — как по бумажке ответил судья.
— Нет, я не клон, — сразу же громко и внятно ответил Лёха — слова про утилизацию ему очень не понравились.
— Вы подтверждаете, что находитесь пред судом в здравом уме, и ваше сознание в данный момент не находится под внешним управлением?
— А если нет, тоже утилизация? — спросил Ковалёв.
— Экспертиза, — спокойно ответил судья. — И в случае обмана суда это будет являться отягчающим обстоятельством.
«Интересно, насколько обман суда сможет отягчить обвинение в убийстве уважаемого гражданина?» — подумал Лёха, но, перехватив недовольный взгляд Жаба, прекратил дурачиться.
— Да, я всё подтверждаю. Я в порядке.
Судью это устроило, и он тут же переключился на адвоката:
— Господин Нэчээ Рохоо, вы подтверждаете, что являетесь общественным защитником подсудимых Алексея Ковалёва и Вэллоо-Колло-Чивво и у вас есть все необходимые для подтверждения этого утверждения документы?
— Да, Господин Абсолютный Судья! — ответил адвокат.
Он достал из папки договор, подписанный ранее комедиантами, сходил к судейскому столу, отдал документ и вернулся на свой стульчик.
Судья бегло осмотрел договор и обратился к сидящим в клетке:
— Господа Ковалёв и Вэллоо-Колло-Чивво, вы подтверждаете пред судом, что наняли господина Нэчээ Рохоо в качестве своего защитника?
— Да, — хором ответили комедианты.
— Хорошо, — сказал судья и снова посмотрел на адвоката. — Господин защитник, есть ли у ваших клиентов какие-либо ходатайства к суду?
— Да, Господин Абсолютный Судья! — адвокат достал из папки лист бумаги с отпечатанным на нём текстом. — У нас есть ходатайство!
Общественный защитник Нэчээ Рохоо набрал в себя побольше воздуха и под полные надежд взгляды Лёхи и Жаба начал речь:
— От имени наших клиентов, господина Алексея Ковалёва и господина Вэллоо-Колло-Чивво, на основании выданной ими нам абсолютной адвокатской доверенности, заявляем о полном раскаянии наших клиентов и ходатайствуем о замене для них любой возможной меры наказания на пожизненную отработку нанесённого ущерба. С передачей всех прав и любого движимого и недвижимого имущества наших клиентов в пользу официального наследника пострадавшего.
По мере произнесения адвокатом его речи лица подсудимых вытягивались в дикой гримасе безграничного удивления и чудовищного разочарования. А под конец, когда эти лица исказила обычная ярость, комедианты вскочили, и наиболее быстрый на язык Лёха заорал:
— Ты что несёшь, чучело? Какая на фиг отработка? Мы не давали на это согласия!
— Ты же записи обещал приобщить, гад! — вторил своему другу Жаб.
— Или это у тебя был такой план, крыса? — добавил Ковалёв.
Судья, глядя на эти возмущения, нажал на небольшую кнопочку на столе, и всё внутреннее пространство клетки тотчас же оказалось пронизанным многочисленными электрическими разрядами — не смертельными, но очень болезненными. Лёха с Жабом, матерясь, запрыгали на месте и замахали руками, так как совершенно не представляли, что делать в такой ситуации — электричество било из воздуха и по всему телу.
Пока комедианты прыгали в клетке, адвокат сбегал и положил ходатайство на судейский стол. Через тридцать секунд, показавшихся комедиантам часом, судья отпустил кнопку, и, не убирая далеко от неё щупальца, миролюбиво спросил:
— Увеличить мощность?
— Нет, — ответил Жаб, не понявший, что представитель Фемиды над ними глумится.
— Хорошо, пока не будем, — судья убрал щупальце от кнопки. — Но мы хотим напомнить вам, подсудимые, что вы сами наняли адвоката и подтвердили это перед судом. Поэтому нам непонятна такая бурная реакция. Что же касается ходатайства, то суд не имеет ничего против, но, согласно закону, мы должны спросить на этот счёт мнение единственного наследника пострадавшего — их сына, господина Чэшээ Чэроо. Без их согласия такое решение выносить нельзя.
Со своего места поднялся кальмар, нанявший комедиантов на Ксине.
— Господин Абсолютный Судья, мы не против, — сказал наследник и снова сел.
Судья ещё раз посмотрел на Лёху и Жаба и обратился к адвокату:
— Господин защитник, что-то ваши клиенты не выглядят раскаявшимися.
Адвокат, судя по всему, был готов к такому вопросу.
— Господин Абсолютный Судья! — трогательно сказал он. — Наши клиенты в душе раскаялись, просто пока не могут с этим смириться!
Подсудимые было дёрнулись что-то сказать, но вспомнили про электрические разряды и сдержались. Судья с кряхтением поднялся со своего места, и все присутствующие в зале последовали его примеру. Лёха с Жабом, помня о кнопке на столе, тоже были вынуждены подняться. После чего судья торжественно произнёс:
— На основании ходатайства, озвученного защитником господина Алексея Ковалёва и господина Вэллоо-Колло-Чивво, и согласно статье семь Уголовного кодекса Кхэлийской Республики, а именно, третьей её части, суд приговаривает господина Алексея Ковалёва и господина Вэллоо-Колло-Чивво к пожизненной отработке нанесённого ущерба единственному наследнику господина Чэгээ Чылоо — господину Чэшээ Чэроо. Также господину Чэшээ Чэроо переходят все права и всё движимое и недвижимое имущество господ Ковалёва и Вэллоо-Колло-Чивво. Приговор вступает в силу немедленно, пересмотру и обжалованию не подлежит. Решение суда обязательно на всей территории Кхэлийской Республики, всех её колоний и протекторатов, а в имущественной части на всей территории, попадающей под юрисдикцию Пятой Конфедерации.
Судья сел, все присутствующие, кроме осуждённых, зааплодировали и тоже сели, а комедианты остались стоять, не в силах пошевелиться.
Лёха попытался осознать свой новый статус, но ощущать себя рабом было для него настолько дико, что ничего не получилось. Он попробовал подбодрить сам себя какой-нибудь шуткой, но подходящих к такому случаю шуток не оказалось. Тогда комедианту захотелось просто хоть что-то сказать своему другу, но даже для этого слов не нашлось.
Ковалёв медленно опустился на лавку, будучи не в состоянии принять своего нового социального положения, и уставился пустым взором в ближайший прут клетки. Последние несколько недель выдались тяжёлыми, но даже сидя в тюремном спортзале, думая, что вот-вот станет ужином для рептилоидов, бывший штурмовик держался бодрячком, однако, похоже, лимит невозмутимости и цинизма исчерпался. Конечно же, это был восстанавливаемый ресурс, но для его восстановления требовалось время.
В тот момент, когда Лёху Ковалёва с головой накрыли волны опустошенности и безнадёги, более приземлённый Жаб смог на некоторое время отогнать неведомое ранее чувство — осознание себя чьей-то собственностью. Амфибос, с опаской поглядывая на кнопку, запускающую электрические разряды в клетке, помахал адвокату, призывая того подойти.
Защитник тут же приблизился, правда, сохранив между собой и клеткой расстояние, достаточное, чтобы Жаб не мог преодолеть его вытянутой рукой.
— Поверь, это лучший вариант, — сказал кальмар амфибосу. — Ты и твой друг скоро это осознаете. Но мы видим, ты что-то хотел спросить или сказать?