— Теперь точно сломал, — вздохнув, произнёс Ковалёв.
Жаб покачал головой, затем поднял впечатлительного гостя с пола, перенёс его в номер и положил на диван. После чего посмотрел на товарища и спросил:
— И что с ним теперь делать?
— Ничего с ним делать не нужно, — ответил Лёха. — Скажу тебе как на духу, дружище: меня намного больше волнует другой вопрос — что нам с нами делать? И это, без преувеличения — вопрос дня!
Амфибос всё же наклонился над горе-адвокатом, расслабил воротник его рубашки, пощупал на шее пульс и объявил: — По крайней мере, пока живой. Уже хорошо.
— Да, трупов с нас хватит, — согласился Лёха. — Пусть полежит немного — думаю, скоро очухается.
Ковалёв присел на свою кровать и обхватил голову руками. Он мучительно пытался собрать мысли в кучу, но последствия отравления всё ещё давали о себе знать — сконцентрироваться не получалось.
— Башка болит конкретно, — грустно произнёс комедиант. — Одно радует — мы вчера побили рекорд.
— Какой ещё рекорд? — удивился Жаб.
— Сдаётся мне, если посчитать в неких условных единицах, то при определённых раскладах и допустимых последствиях, стоимость вчерашних цыплят в разы превысит цену всех четырёх порций кампуцианского трюфеля, вместе взятых. Ну, которые мы заточили с тестюшкой. Помнишь, я вчера рассказывал?
— Помню, — ответил амфибос и вздохнул.
— И я допускаю, — продолжил Ковалёв, — что вчера мы с тобой ели самое дорогое блюдо в нашей жизни. А насколько оно дорогое, мы узнаем, лишь когда выберемся отсюда и посчитаем, в какую цену нам это обошлось.
— Лёха! — с нескрываемым недовольством произнёс Жаб. — Я не понимаю, тебя радует такой рекорд?
Не отошедший от действия яда комедиант вспомнил, что его товарищ по шоу не понимает сарказма, и понял, что увлёкся. Он взбодрился и сказал:
— Извини, был неправ, больше не повторится! Кстати, может, попробовать тебя через посольство Далувора вытащить?
— На Шорке нет ни одного посольства, — ответил амфибос. — Забыл про их тотальный нейтралитет?
— Есть такое дело, — признался Лёха. — Башка так болит, что впору имя своё забыть. Но тогда я вижу только один выход из сложившейся ситуации — будем пробиваться.
— И чем раньше, тем лучше! — добавил Жаб. — Не хочу рисковать и тянуть до десяти вечера. Уходим!
Привыкшие к скорым сборам бывшие военные быстро собрали свои вещи, и уже через две минуты, готовые покинуть номер, стояли и смотрели на лежащего на диване горе-адвоката.
— Так оставим? — спросил амфибос.
— Ну уж нет, — возразил Ковалёв. — Не хочу, чтобы он в отключке слюной захлебнулся, а на нас потом ещё один труп повесили! Сначала приведём в себя, выпнем в коридор, а уже потом пойдём. Погляди лучше, что там, в мини-баре, осталось холодного?
— Сок туанга, — ответил заглянувший в мини-бар Жаб, достал оттуда баночку сока и показал её Лёхе.
— Водичка, конечно, лучше бы подошла, но ни времени, ни желания нет в ванную бегать. Давай его сюда!
Амфибос бросил банку, Ковалёв её поймал, открыл и осторожно попробовал содержимое.
— Какая кислятина, — сказал он, скривившись. — Аж скулы свело. Но ледяной! Это хорошо.
Лёха подошёл к незваному гостю и обильно полил тому лицо содержимым банки. От холодного душа горе-адвокат быстро пришёл в себя и открыл глаза. Разумеется, в них тут же попал сок, ещё и в большом количестве.
Гуманоид закричал так громко, будто с него разом содрали всю кожу. Он вскочил с дивана, и, не переставая орать, принялся бегать с закрытыми глазами по номеру, тыкаясь во всё, что попадалось на пути, и, соответственно, всё с этого пути сметая. Бедняга непрерывно визжал оттого, что кислый сок туанга раздражал глаза и периодически громко охал при каждом ударе больным плечом или головой обо что-либо твёрдое.
Жаб укоризненно посмотрел на друга, перехватил за талию пробегающего мимо гуманоида и потащил его в ванную.
— Куда вы меня ведёте? Я же ничего вам не сделал! — истерично кричал ослеплённый соком. — Что вы сделали с моими глазами? Пощадите!
— Да заткнись ты! — прикрикнул на него амфибос. — В ванную идём, глаза тебе промыть!
Жаб затащил беднягу в ванную, несколько минут они там плескались, после чего вышли. Амфибос выглядел злым и раздражённым, а гуманоид испуганным и подавленным.
— Простите! — начал оправдываться адвокат. — Я подумал, что вы решили меня убить.
— И съесть! — усмехнулся Лёха.
— Да на фиг ты нам нужен, убивать тебя! — злобно рявкнул Жаб. — И без тебя на нас восемь трупов повесили, и вечером после экспертизы ещё троих добавят! Тебя там только не хватало, в этом списке!
Ковалёв, в отличие от друга, был настроен более дружелюбно. Его всё произошедшее страшно развеселило. Комедиант подошёл к гуманоиду, осторожно потрогал его за плечо и спросил:
— Как оно?
— Болит, — ответил раненый и скривился: было видно, что прикосновение Лёхи доставляет ему боль. — Но точно не сломано.
Ковалёв убрал руку и сказал:
— Ну, ты нас напугал. Так неожиданно отрубился — мы уже решили, что ты ласты склеил.
— Извините, — возразил гуманоид. — Но это вы меня напугали. Именно поэтому я и упал в обморок.
— Да уж, один руками размахивает чуть что, а другой в обморок падает, как барышня. Впрочем, нам сейчас не до выяснения — кто кого больше напугал.
Лёха осторожно взял гуманоида за здоровое плечо и доверительно ему сказал:
— Ладно, повеселились и хватит. Ты, братишка, извини, но у нас сейчас и без тебя проблем достаточно, поэтому либо сваливай сейчас отсюда, а если плохо себя чувствуешь, то посиди здесь тихонько. Номер всё равно до конца суток оплачен. Отдохни, попей водички, можешь поспать, а потом уходи по своим делам. Главное, за нами не иди, пока мой друг тебя ещё раз случайно не напугал. Потому как, если он на тебя ногой замахнётся, у тебя вообще разрыв сердца произойдёт. А он может.
— Могу, — подтвердил амфибос. — Но не буду.
— Не зарекайся, Жаб! — сказал Лёха и снова обратился к гуманоиду: — Ты всё понял?
Горе-адвокат отрицательно завертел головой и пробормотал:
— Вы не можете идти без меня.
— Ну чего ты к нам привязался, а? — спросил Лёха и тяжело вздохнул. — Ты, наверное, по простоте душевной или глупости природной думаешь, что мы так и будем с тобой нянькаться? А ведь мой друг сейчас действительно тебе ногой по репе съездит, и пролежишь ты здесь, как минимум, до завтра. А то и до послезавтра, с твоей-то способностью держать удар.
— А вы не хотите узнать всех деталей? — осторожно спросил гуманоид.
— Каких деталей? — буркнул Жаб. — И я ещё раз спрашиваю: ты зачем сказал инспектору, что ты наш адвокат?
— Вот как раз, чтобы эти детали узнать, а иначе они бы мне ничего не рассказали.
— Что за детали? — спросил Лёха. — Ты уж давай колись, раз заинтриговал.
— Детали дела, которое на вас завели в уголовной полиции Шорка. Я всё из инспектора выпытал, — гуманоид оживился и начал с энтузиазмом рассказывать. — Вам дико повезло, что среди трёх трупов, которые сейчас находятся на экспертизе, нет ни одного гражданина Шорка, иначе вас бы уже арестовали. По законам этой планеты, если погибает их гражданин, то даже просто подозреваемые задерживаются до выяснения всех деталей. А на погибших иностранцев им плевать, особенно если они являются антисоциальными элементами. Поэтому вас пока не трогают. Но закон есть закон, и как только будет доказана ваша вина, вас сразу же арестуют и осудят.
Гуманоид печально посмотрел на Жаба и продолжил:
— Как сказал инспектор, вам светит от пяти до десяти лет каторжных работ, с перечислением заработка родственникам ваших жертв. И, опять же, это только потому, что они иностранцы. За своего здесь могут и исключительную меру присудить.
Адвокат почему-то на этом моменте радостно улыбнулся.
— Но главное не это! — продолжил рассказывать гуманоид. — Как я уже сказал, раз жертвы не являлись гражданами Шорка, а в придачу были ещё и сбродом, то, стало быть, расследование дела и ловля убийцы не будут выходить за пределы Шорка. И, что самое важное: при таких делах, когда пострадавшие — не граждане, а обвиняемый не пойман, судебное заседание даже не проводится! И, стало быть, решение суда не выносится!
— То есть? — перебил адвоката Лёха.
— То есть, его не могут осудить заочно! — радостно сообщил гуманоид, показывая пальцем на Жаба. — И что самое-самое для него важное, срок давности по таким делам — три месяца! Если за этот срок подозреваемого не поймали, стало быть, дело закрывают. И оно не подлежит пересмотру, хоть он с повинной явится.
— Ну, это, вряд ли, — пробурчал амфибос.
— Ещё раз скажу: вам дико повезло, что среди них нет ни одного гражданина Шорка, иначе дело не имело бы срока давности! — продолжал гуманоид. — Вас бы осудили заочно, объявили в розыск и искали по всему Обитаемому Пространству и дальше. А уголовников Особая Полиция Шорка ищет не хуже, чем должников своих банков. Но при текущем раскладе уже через три месяца вы можете сюда спокойно прилететь, и никто вам слова не скажет!
— Жаб, да ты везунчик! — рассмеялся Лёха.
— Нет, — огрызнулся амфибос, как обычно, принявший всё за чистую монету. — Я так не думаю. У нас меньше суток, чтобы свалить с планеты, вся орбита которой заполнена охотниками за головами. Я не везунчик.
— Но это лучше, чем сидеть в шорковской тюрьме и ждать суда, — возразил гуманоид.
— Да я привык уже, — грустно сказал Жаб. — И нам действительно пора. Спасибо за информацию, друг! — амфибос аккуратно похлопал адвоката по здоровому плечу и обратился к товарищу: — Пойдём, Лёха!
— Извините, но дайте мне одну минуту! — взмолился гуманоид, упал на колени и жалобно простонал: — Всего одну минуту послушайте меня, пожалуйста!
Комедианты опешили, а Ковалёв попытался смягчить ситуацию:
— Браток, хватит цирка, ну что ты от нас хочешь? Ты уже реально достал — сам говоришь, у нас время идёт на минуты, и заставляешь его с тобой терять. И встань ты уже! У тебя минута!