Горе-адвокат поднялся и преисполненными горя и отчаяния глазами посмотрел на комедиантов.
— Это мой единственный шанс, — простонал он. — Первый и последний шанс жениться и вообще хоть чего-то добиться в этой жизни.
— Время идёт, — напомнил Лёха. — По существу говори.
— Я по существу, — гуманоид затараторил. — Я двенадцать лет учился на адвоката, в моей семье все адвокаты, но мне эта работа не нравится. Ведь я люблю цветы и, стало быть, хотел бы учиться на флориста, но у нас на планете не принято отклоняться от династии. И ещё у нас не принято жениться, если ты не состоялся в профессии. Ни одна девушка не пойдёт за тебя, если ты никто. Даже если очень любит — не пойдёт, потому что это позор для всей её семьи, если она выйдет за неудачника. Моя Киллоко очень меня любит, но она не пойдёт за меня. Ведь я неудачник: на моей планете нет для меня работы и нигде нет. Я каждый день хочу наложить на себя руки, но боюсь. Не потому, что трус, нет — я не за себя боюсь. Я боюсь за Киллоко, ведь я сделал ей предложение, а это значит, что уже никто никогда больше не сделает ей предложения, и она так и проживёт всю жизнь одна в печали и тоске.
— Погоди, — Ковалёв перебил поток откровений несчастного жениха. — То есть, ты сделал предложение своей девушке, и теперь до конца жизни никто другой уже не сможет сделать ей предложений?
— Конечно! — воскликнул гуманоид. — Это же естественно! Если девушке сделали два предложения — это страшный позор! Это значит, что она была любезна с двумя парнями! А Киллоко не такая! Знали бы вы, какой я подарил ей гладиолус, когда делал предложение! Она так любит гладиолусы — никаких других цветов не любит, только гладиолусы. А у нас они такая редкость. Я продал всю свою коллекцию вымпелов, которую собирал с детства, и купил ей гладиолус — чудесный розовый гладиолус! Киллоко плакала от счастья. И я плакал. И тогда я не удержался и сделал ей предложение. И потом мы плакали вместе.
— Тяжёлый случай, — сказал Лёха, который невольно уже начинал сочувствовать несуразному и несчастному жениху. — Но если, кроме тебя, ей уже при любом раскладе не светит ни за кого выйти, то и выходила бы за тебя. В чём проблема?
— Что вы! — гуманоид в ужасе всплеснул руками. — Выйти за парня, который не состоялся в жизни — самый большой позор! Порядочная девушка скорее покончит с собой, чем решится на такое!
— А если любовь? — не унимался комедиант. — Если вот прям такая сильная любовь, как у вас, например, тогда что?
— Тогда девушки накладывают на себя руки, не в силах больше держать в себе чувство, — дрожащим голосом ответил несостоявшийся флорист. — Но мне повезло: Киллоко пока любит меня не до такой степени, стало быть, у меня ещё есть время как-то проявить себя. Но время есть, а шансов нет! И именно поэтому вы — мой первый и последний шанс!
— Друг, — сказал Жаб и приобнял гуманоида за здоровое плечо. — Я от всей души желаю, чтобы твоя личная жизнь наладилась, но ты просишь от нас невозможного. Мы не будем никому сдаваться. Прими это и ищи себе другой шанс. А может, действительно, стань флористом. Победишь на каком-нибудь конкурсе, слепишь супербукет из гладиолусов, и твоя Киллоко выйдет за тебя. А сейчас извини, но нам действительно пора.
Амфибос хотел развернуться и уйти, но гуманоид снова бросился перед ним на колени и обхватил его за ноги.
— Вы не дослушали! Я придумал беспроигрышный вариант! Это действительно выгодное предложение!
Лёхе начал надоедать весь этот фарс. Сначала ситуация его веселила, но теперь было уже не до смеха. Надо было идти, а выслушивать рассказ о жизненных проблемах несчастного гуманоида, затюканного социальными предрассудками его планеты, совсем не хотелось. Ковалёв прикрикнул на несчастного жениха:
— Говори быстрей! А то я сейчас сам тебе в лоб заеду, чтобы ты вырубился, и мы смогли спокойно уйти. Нам ещё в порту бумаги на выезд оформлять, а это небыстро!
— Да-да, — сказал гуманоид и на всякий случай немного отодвинулся от комедианта. — Я придумал идеальный вариант. Точнее, три!
Адвокат достал из кармана куртки три листка бумаги, расправил их и разложил на журнальном столике.
— Только прошу вас, не перебивайте! — сказал он. — Это три договора. Первый — договор, где вы признаётесь, что я вас поймал. Это если вас схватят не охотники за головами, а полицейские и передадут хозяину. Вы в этом случае ничего не теряете: полиции вознаграждение не положено, стало быть, его получу я, и мы на троих поделим двести пятьдесят тысяч корпоративных юаней. Поровну! Второй — договор, где вы меня нанимаете адвокатом. В случае, если вас поймают охотники за головами, я буду защищать ваши интересы, и в суде буду защищать бесплатно — это хоть и не даст мне денег, но принесёт известность, а вам явно будет нужен адвокат. И третий — договор, по которому вы доверяете мне написать вашу биографию на этом промежутке времени. Если нам удастся сбежать, вы мне расскажете, как всё было на самом деле, и я напишу книгу. Мы её издадим и заработаем кучу денег. Я организую интервью на телевидении, тоже за деньги.
Гуманоид отдышался, перевёл дух, жалобно посмотрел на комедиантов и простонал:
— Вы же видите, что ни в одном случае вы ничего не теряете, а наоборот — приобретаете. Кроме того, я буду решать все ваши бумажные дела, оформлять документы в портах, высылать запросы на посадки, бронировать номера в отелях, а если понадобится, представлять вас в судах. Я очень хороший адвокат. И меня даже кормить не надо, я сам буду себя обеспечивать. Ну, пожалуйста! Киллоко так ждёт, что я стану полноценным гражданином!
Комедианты некоторое время молчали, ошарашенные вываленной на них информацией.
— Однозначно, тяжёлый случай, — произнёс Лёха через минуту. — Что скажешь, Жаб?
— Да давай уже подпишем эти договоры, — согласился амфибос. — Во-первых, он не отстанет, а во-вторых, я задолбался бумаги в портах на прилёты-вылеты сам оформлять.
Гуманоид быстро достал из кармана ручку и протянул Жабу. Тот взял её и подписал три договора, следом это же проделал Ковалёв. Таким образом, в лице маленького гуманоида с большой жизненной трагедией беглые рабы господина Чэроо в один миг получили пленителя, адвоката и биографа.
— Ну, вот и всё, — резюмировал Лёха, глядя, как несчастный жених убирает договоры в папку. — Теперь, надеюсь, мы можем идти?
Счастливый гуманоид радостно закивал.
— Я сейчас вызову такси! — крикнул адвокат и бросился к кнопке вызова виртуального помощника.
— Не суетись! — остудил его пыл Ковалёв. — С лобби вызовем, сначала надо номер сдать. Лучше скажи, как тебя хоть зовут?
— Носок!
Комедианты с удивлением посмотрели на гуманоида.
— Носок? — переспросил Лёха. — Это имя у тебя такое или фамилия?
— Как бы ни то ни другое, — ответил адвокат.
— Кликуха, что ли? Вы, юристы, не перестаёте меня удивлять.
— Нет, не кликуха. Пусть будет имя. Или наименование.
Ковалёв подозрительно посмотрел на только что нанятого адвоката и сказал:
— Что-то я тебя не понимаю, парень с наименованием Носок.
— У нас на Лифентре нет имён и фамилий в вашем понимании, — пояснил гуманоид. — То есть, они есть… В смысле, оно есть. Но всего одно. Имя. Или фамилия. До сих пор учёные не определились, что это. С одной стороны, это наименование не переходит по наследству, как у вас; стало быть, это имя, но с другой — они редко повторяются, и сильно индивидуальны, стало быть — фамилия.
— А почему Носок-то? — решил поучаствовать в разговоре Жаб.
— Это просто фонетическое совпадение с наименованием предмета гардероба в человеческом языке. Поверьте, в нашем языке носок — тот, который не я, а который на ногу надевают — звучит совсем иначе. Стало быть, я просто жертва забавного совпадения, — резюмировал адвокат.
— Сказал бы я, чего ты жертва, — задумчиво произнёс Лёха, глядя на тщедушного худого гуманоида с болезненным выражением лица. — Но так как ты теперь наш адвокат, не буду говорить. Носок так Носок. У нас в бригаде одного парня звали Фура-С-Курятиной. И это было не фонетическое совпадение, его реально так звали.
— Это как это? — Носок искренне удивился.
— А это — вот так это, — передразнил Ковалёв своего новоиспечённого адвоката. — Он родился благодаря тому, что к ним на голодающую планету прилетел гуманитарный конвой с продовольствием, и его мама смогла поесть. Первой прилетела фура с курятиной, она и спасла маме жизнь. А папа перед этим дал слово назвать сына в честь того, кто спасёт его жену. Хотели назвать в честь пилота, но конвой был полностью автоматизирован, поэтому папе пришлось проявить смекалку.
— Простите, а вы его так и называли, Фура-С-Курятиной?
— Нет, конечно. Ты можешь представить, чтобы человека звали Фура-С-Курятиной? Просто Фура.
— Смешное имя, — расхохотался гуманоид.
— Вот кто бы над этим и смеялся, но только не парень по имени Носок, — философски изрёк Лёха. — Всё, хватит тянуть кальмара за щупальца, выдвигаемся уже!
В космопорту, пока адвокат и помощник в одном лице оформлял документы на вылет, а Жаб у технической службы принимал корабль, Ковалёв немного побродил да поболтал с заправщиками и диспетчерами, идущими со смены, узнав, таким образом, самую свежую информацию о происходящем на орбите.
Новости не радовали: за последние несколько часов к Шорку прибыли ещё корабли. И среди них были три модернизированных скоростных корвета и один лёгкий крейсер без опознавательных знаков.
Все жители планеты гадали, за какие заслуги двум беглым рабам оказывается такая честь, а букмекерские конторы Шорка принимали ставки, удастся ли комедиантам прорваться. На «удастся прорваться, но отлетят от Шорка не более чем на сто тысяч километров» принимали один к двадцати, а на «удастся прорваться и не быть пойманными минимум сутки» — один к ста.
«Надо дать Носку тысячу юаней, и пусть поставит, что минимум сутки продержимся», — подумал Лёха.
Глава 22. Бой
Чтобы предотвратить ненужные инциденты в пределах территориальной зоны Шорка, до её границы, расположенной на расстоянии в двадцать тысяч километров от планеты, «Майского Жука» проводили два перехватчика пограничной службы.