— Все суды должны быть идеальными! — возмутился Носок. — Потому что это храм закона и справедливости! Но не все это понимают!
Высказавшись, Носок почему-то уставился на одного из полицейских, будто тот был в ответе за всю судебную систему Тропоса.
— Вместо того, чтобы здесь кричать и возмущаться, лучше бы сходил да написал заявление, чтобы тебя признали их адвокатом, а то и на суд не попадёшь, — посоветовал полицейский — то ли от чистого сердца, то ли решил таким образом избавиться от шумного адвоката.
Носок помчался писать заявление, а Лёху с Жабом сразу же проводили в камеру предварительного заключения, где им предстояло ожидать начало заседания, намеченного на четыре часа дня.
В камере, помимо них, находились трое: небольшой гуманоид и два человека. Гуманоид ожидал рассмотрения дела о его принудительной депортации с Тропоса, о чём тут же заявил вновь прибывшим. За что судили людей, было неизвестно, так как оба представителя человеческой расы молча лежали на нарах и в разговор вступать ни с кем не собирались.
— Интересно, который сейчас час? — спросил Жаб товарища. — Сколько нам здесь сидеть?
— Если я не ошибаюсь, — ответил Лёха, — то часы в главном холле показывали около часа. Так что ждать ещё примерно три с половиной часа. Покормили бы хоть, что ли. Жрать уже охота.
— Ага, сейчас! Покормят тебя, держи карман шире! — сказал один из лежащих на нарах людей и повернулся лицом к Ковалёву. — Я вчера с восьми утра весь день ждал, когда суд начнётся, а его так и не начали, на сегодня перенесли, и хоть бы кусок хлеба за весь день дали. Не положено — и всё тут, хоть ты здесь помирай. Воды еле выпросил.
То, что им не дадут поесть, комедианты восприняли без особого расстройства, но информация о том, что заседания могут переноситься, заставила их немного занервничать.
— Где там Носок шарашится? — пробурчал Лёха. — Уже сто раз можно было написать это заявление.
— Зачем он тебе? — поинтересовался Жаб. — Неужели надеешься, что он сможет для нас что-то сделать? Мне кажется, лучшее, что у него получается — это бумаги в порту заполнять.
— Да хотя бы узнать до суда, в чём нас вообще обвиняют! — ответил Ковалёв.
Но узнать этого до начала суда Лёхе было не суждено, как не суждено было неопытному адвокату с Лифентра правильно оформить документы на право доступа к своим клиентам. К заседанию Носка допустили, но в свидании с подсудимыми отказали под предлогом неправильно заполненной заявки.
Ближе к четырём часам пришли конвоиры и увели комедиантов на процесс. Зал судебных заседаний, куда их доставили, был небольшим. Их адвокат уже сидел на месте, он был возбуждён, размахивал какими-то бумагами, что-то постоянно говорил, и всем этим поведением очень раздражал судью. Сухонький старикашка в мантии морщился при каждом слове Носка и смотрел на него с нескрываемой неприязнью.
«Не самое лучшее качество для адвоката — так судью бесить, — подумал Лёха, глядя на своего защитника. — Лучше бы ты, парень, выучился на дизайнера букетов».
Помимо Носка и судьи, в зале почти никого не было. Присутствовали только обвинитель, секретарь, конвоиры, три какие-то непонятные личности и… Джия.
Ковалёв отказывался верить своим глазам. Он был готов к чему угодно, но никак не ожидал увидеть в зале свою бывшую жену.
«Что она здесь делает? Она свидетель? Потерпевшая? Какого хрена она здесь?» — все эти мысли одна за другой проносились в Лёхиной голове, смешивались, путались и не давали подумать ни о чём другом.
Но, несмотря на этот рой мыслей, Ковалёв смог отметить, что Джия потрясающе выглядит. Она улыбалась, была роскошно одета и держалась очень непринуждённо.
Дождавшись, пока подсудимые пройдут к своим местам, секретарь, девушка с лицом без признаков эмоций, включила микрофон и торжественно произнесла:
— Судебное заседание объявляется открытым! Прошу всех встать!
Присутствующие выполнили это требование, потом дождались, пока судья подаст рукой знак, разрешающий сесть, после чего вновь заняли свои места. Старикашка в мантии посмотрел на комедиантов, затем на конвоиров и удивлённо произнёс, обращаясь к последним:
— Почему свидетель, господин Вэллоо-Колло-Чивво, находится на одной скамье с подсудимым?
— Простите, Ваша Справедливость! — спохватился начальник конвоя и жестом дал отмашку подчинённым.
Конвоиры быстро сняли с Жаба наручники и проводили его на места для свидетелей.
— Так-то лучше. На место подсудимого мы господина Вэллоо-Колло-Чивво всегда посадить успеем, — удовлетворённо произнёс судья и перевёл взгляд на Лёху. — Господин Ковалёв! Вы подтверждаете, что являетесь гражданином Федеративной Республики Тропос и признаёте, что находитесь перед судом в полном психическом здравии?
— Первое — точно да, а вот во втором твёрдо быть уверенным не могу, но давайте пока будем считать, что тоже да, — осторожно ответил Лёха, оставляя себе возможность прикинуться душевнобольным в случае чего.
Судья с интересом выслушал этот ответ и продолжил:
— Господин Ковалёв! На основании заявления гражданки Федеративной Республики Тропос Джии Тонг, вы обвиняетесь в злостной неуплате алиментов госпоже Тонг на содержание двоих ваших совместных детей: Ивана Ковалёва и Венлинг Ковалёвой.
— Что за бред? — Лёха не выдержал и перебил судью, хотя знал, что делать этого категорически не следует. — Какие алименты, вообще? Джия, ты сдурела, что ли?
Последние слова были обращены уже к бывшей жене. Ковалёва настолько сильно возмутило это обвинение, что судья даже решил не делать ему замечание.
А Лёха был в ярости. Он уже десять лет был в разводе. Иван четыре года учился в военном училище и содержался государством, Венлинг хоть и было всего двенадцать, но все эти годы Джия даже не намекала на алименты. Она не требовала от бывшего мужа ни копейки, а тут вдруг деньги понадобились до такой степени, что подала в суд.
К тому же Ковалёв, как порядочный человек и любящий отец, не раз пытался поднять вопрос о своём участии в затратах на воспитание детей, но всегда получал один и тот же ответ: «Спасибо! У Венлинг и Ивана всё есть!»
А с другой стороны, что он, кадровый военный, а потом и вовсе безработный, мог предложить дочери крупного коммерсанта, председателя торговой палаты Тропоса? Финансовый вопрос всегда был самым болезненным в их отношениях. Джия ничего никогда не требовала от Лёхи, и уж тем более денег. У неё был свой бизнес, которому очень помогал отец, от мужа ей были нужны лишь любовь и внимание. Но Лёха всегда болезненно переживал, что не может в полной мере обеспечить свою жену тем, к чему она привыкла и в чём нуждалась.
Отец Джии изначально был против её брака с Ковалёвым, но любовь двух молодых сердец сделала своё дело, акушеры это дело зафиксировали, и старику Тонгу ничего не оставалось, как дать дочери благословение. Но когда через несколько лет, воспитывая к тому времени уже двух замечательных деток, Лёха и Джия перестали ладить, тесть сделал всё, что мог, чтобы усилить этот разлад и довёл его до развода.
Правда, после развода добивать Ковалёва тесть не стал, а кое в чём даже помог — всё же отец его внуков. Да и человек Лёха был хороший, просто, по мнению старика Тонга, не на той женился.
После развода Ковалёв, до этого служивший в инженерных войсках и делавший неплохую карьеру в штабе, перевёлся в штурмовики и постоянно просился на передовую. Мотаясь с войны на войну, с задания на задание, он почти не видел детей, но Джия им рассказывала, что папа — герой. И когда они изредка виделись, Лёха понимал, плохого детям о нём никто не говорит.
И вот теперь, спустя десять лет после развода, бывшая жена подала на него в суд за алименты. Лёха просто не мог в это поверить.
Судья дождался, когда Ковалёв немного придёт в себя и успокоится, после чего продолжил:
— В силу этого и по причине сомнений суда в том, что вы, господин Ковалёв, явитесь в суд добровольно, было принято решение привлечь для принудительного привода обвиняемого службу судебных приставов Тропоса, чьи услуги вам надлежит оплатить в случае доказательства вашей вины.
«Нормально так грузят — это же дикие деньги. И что ещё вам оплатить? Зарплату судьи за пять лет?», — подумал Лёха, а старикашка в мантии тем временем продолжил:
— Если нет возражений, то я хотел бы пригласить к даче показаний госпожу Тонг.
— Есть возражения! — закричал Носок, вскакивая с места. — На каком основании вы задержали господина Вэллоо-Колло-Чивво?
Судья злобно посмотрел на адвоката, но, тем не менее, ответил спокойно и подробно:
— В данный момент господин Вэллоо-Колло-Чивво проходит по делу как свидетель. У суда есть информация, что он последние годы работал вместе с обвиняемым, и лишь он один может знать примерный доход господина Ковалёва. Впрочем, если суд установит, что господин Вэллоо-Колло-Чивво помогал подсудимому уклоняться от выплаты алиментов, то его участие в процессе может быть переквалифицировано со свидетеля в пособника. Но в данный момент, пока очередь не дошла до опроса обвиняемых, я хотел бы всё-таки вызвать для дачи показаний госпожу Тонг. Надеюсь, господин Вэллоо-Колло-Чивво не против?
— Нет! — быстро выкрикнул Жаб, пока Носок не успел ничего ляпнуть.
Адвокат с обидой посмотрел на амфибоса, но промолчал. Судья продолжил:
— Госпожа Тонг, будьте добры, ответьте суду, как долго ваш бывший муж уклоняется от выплаты алиментов?
Джия поднялась с места и голосом, полным печали и боли, сообщила:
— Со дня нашего развода он ни разу не дал мне ни юаня.
— Да что ты творишь-то, Джия? — опять не сдержался Лёха. — Совесть у тебя есть?
— Господин Ковалёв! — прикрикнул судья и ударил молоточком по столу. — Я делаю вам последнее предупреждение! Ведите себя достойно!
Лёха замолчал, а Джия продолжила:
— Все эти годы я ждала, когда у него проснутся отцовские чувства, и он вспомнит о своих детях, но, как оказалось, это было бессмысленно. Он забыл нас. И вот теперь я требую, чтобы он заплатил всё до последнего юаня за все десять лет, что я одна воспитываю наших детей.