— Вроде я тебя понял, — сказал Лёха.
— Ты сегодня на удивление понятливый, Ковалёв, хотя сначала в это было трудно поверить.
Джия усмехнулась. Возможно, она была единственной на всё Обитаемое Пространство, кто мог позволить себе допускать колкости в адрес Лёхи, не рискуя получить симметричный ответ. И она пользовалась этим на всю катушку.
— Твой Носок выставит картину, — продолжила Джия. — Аукцион назначит день и время экспертизы. Моя служба безопасности привезёт туда полотно. Могут сами, могут по пути заехать за твоим другом. Картина пройдёт экспертизу и вернётся домой. В любом случае повторная нам не понадобится. Ведь, насколько я поняла, непосредственно до аукциона, ты дело доводить не собирался?
— Безусловно. Не могу же я какому-то гадёнышу твою картину продать. А за Носком лучше заехать, пусть он там засветится.
— Хорошо, заедут.
— И ты мне ещё скажи, что хоть за картина будет? Как называется? Носок пока информацию по ней соберёт.
— «Неотвратимость естественного» кисти Кармога. Если этот ваш парень, на которого вы охотитесь — настоящий коллекционер, то мимо этого полотна он не пройдёт.
— Очень на это надеюсь. А сколько она примерно стоит? Нам же надо будет какую-то цену заявлять.
— Аукцион вам порекомендует примерный ценовой диапазон. Но на стартовую цену меньше двадцати миллионов не соглашайтесь, иначе это будет подозрительно. Хотя я бы и за сорок не продала.
— Двадцать миллионов? Ни хрена себе! — не сдержался Лёха и тут же об этом пожалел, ему опять показалось, что Джия посмотрела на него как на нищеброда, и он быстро сменил тему: — А почему именно её будем выставлять? Ты сказала, Тид точно мимо неё не пройдёт, что в ней такого особенного?
— Особенное в ней то, что её нельзя отследить. И если вы хотите сыграть свой спектакль без сбоя, то вам нужна именно такая картина! Я хоть и не афиширую своё хобби, но почти все картины покупала официально. А эту мне подарил папа. Он купил её у какого-то чиновника, который владел ей тайно. Выставив её, твой Носок точно не вызовет подозрений.
— Спасибо, Джия!
— Не за что. Ты понимаешь, ради кого я это всё делаю. И ещё важный момент — одень своего Носка прилично. Если он придёт на аукцион в таком виде, как был в суде, у него не то что картину не примут на торги, его на порог не пустят.
— Здесь можешь не беспокоиться, я лично проконтролирую.
— Это ты зря сказал, теперь я уверена, что с аукциона его выгонят, — Джия вздохнула и призадумалась, она что-то прикидывала в голове, затем сказала: — Завтра утром, Ковалёв, я пришлю к вам своего стилиста. Он свозит твоего заморыша к себе в салон и оденет его как полагается.
Лёху такая идея не очень обрадовала.
— Спасибо, конечно, — поблагодарил он бывшую супругу. — Но мне не хочется тебя совсем уж напрягать. Я и так тебе уже обязан настолько, что, боюсь, за всю жизнь не рассчитаюсь.
— Не волнуйся, — Джия неверно расценила Лёхино беспокойство. — Я всё оплачу.
Ковалёву очень захотелось сказать что-нибудь едкое и объяснить бывшей жене, что уж на костюм для адвоката у него деньги есть, но находящийся в бегах комедиант понимал: в их отношениях это особо ничего не изменит, поэтому не стал тратить время на ненужные объяснения.
— И ещё! — добавила Джия. — С твоим Носком… Кстати, за что ты ему такое прозвище дал?
— Это у него имя такое.
— Надо же, как повезло. Так вот, с ним свяжется мой консультант по антиквариату и всё подробно объяснит: про саму картину, про то, как её выставлять, как о ней, вообще, говорить надо, какими словами. А то ещё аукционщики решат, что Носок твой её украл, если он там растеряется.
Лёха лишь благодарно кивнул, разговаривать он уже устал. Его и так уже довольно сильно удручало, что бывшая жена ему так помогает, ведь он понимал: даже сотой доли этой помощи от неё он не заслужил. Джия тоже это понимала и потому на прощание ещё раз одной фразой одновременно и пояснила мотив своего желания помогать, и лишний раз поддела Лёху:
— Я очень надеюсь, что до Ваниного выпуска ты решишь все свои проблемы, и мне не придётся выпрашивать у твоего хозяина разрешения взять тебя на выпускной к нашему сыну.
И в этот раз Ковалёв молча проглотил оскорбление, а лишь спросил:
— Как Венлинг? Она сильно расстроилась, что я тогда не пришёл?
— Сам как думаешь?
— Думаю, сильно. Передай ей привет и скажи, что я обязательно скоро приду.
— Привета будет достаточно, — отрезала Джия.
Ковалёв вздохнул и покинул лимузин. Некоторое время он стоял на площади, глядя, как роскошная машина увозит его бывшую жену, когда-то самого любимого и дорогого для него человека.
После разговора с Джией настроение у Лёхи испортилось настолько, что по возвращении домой, ему хотелось только одного — взять банку пива и сесть в кресло перед инфовизором в надежде отвлечься на какую-нибудь спортивную трансляцию. Но Жаб с Носком ждали информации, поэтому для начала пришлось им вкратце пересказать разговор в лимузине и обрисовать планы на ближайшие дни.
— Интересно, что это за картина такая, — сказал Носок и полез через инфовизор в информационную сеть, чтобы удовлетворить своё любопытство.
Пока адвокат возился с инфовизором, Лёха обратился к Жабу:
— Я так понимаю, у вас здесь всё без происшествий прошло, пока меня не было?
— Да, без происшествий, — ответил амфибос. — Мне всё больше кажется, что нам удалось здесь поселиться незаметно. И ещё я на всякий случай отключил этот дом от всех систем видеонаблюдения.
— Много было?
— Стандартно для таких домов — две. Городская — с выводом на полицейский участок и дополнительная — от охранного агентства. Но камеры использовались одни и те же для обеих систем.
— А ты уверен, что смог это всё действительно отключить? Не замечал раньше у тебя склонности к решению сложных инженерных вопросов.
— Ты прав. Такой склонностью я не обладаю. Я не инженер, а разведчик, — ответил Жаб. — Но там не было ничего сложного. Я обесточил все камеры и перерезал провода, передающие сигнал. Ну и объективы заклеил, чтобы уж наверняка.
— Дёшево и сердито, но зато невероятно эффективно! — усмехнулся Лёха. — Надеюсь, ты все камеры нашёл.
— В таком доме не может быть скрытых. Это запрещено. Он же в аренду сдаётся. Но я всё равно проверил на всякий случай. Ничего не нашёл.
— Молодец! Что тут ещё можно сказать?
— Господа! Вот она! Смотрите! — закричал Носок, прерывая разговор комедиантов. — Признаюсь, впечатляет!
Лёха с Жабом повернулись к инфовизору — весь его большой экран занимало изображение полотна Кармога, одного из самых известных живописцев Лифентра, творившего в так называемый период гонений — эпоху правления диктатора Копогоза, известного своим неприятием всего, в чём он не разбирался, и в первую очередь искусства.
На картине «Неотвратимость естественного» был изображён гигантский морской краб кровавого алого цвета, вылезший из пучины и взобравшийся на спину синего горбатого кита. Краб пожирал прячущийся в океане за линией горизонта Зиолун — главную звезду галактики № 15-М-99. Вокруг Зиолуна были расположены девяносто девять процентов известных обитаемых планет вышеуказанной галактики, он был центром Обитаемого Пространства, и, естественно, во многих культурах это светило выполняло роль ключевого символа жизненной силы и могущества.
Изображённый на картине краб более чем наполовину проглотил Зиолун, но лучи последнего потихоньку пробивались сквозь панцирь членистоногого монстра, оставляя тем самым надежду на то, что ещё не всё потеряно и светило не исчезнет навсегда в утробе краба, а со временем разорвёт его изнутри.
Лёха в своём восприятии изобразительного искусства мастеров Лифентра ушёл недалеко от диктатора Копогоза и никак не мог понять, что же такого в этой картине, ради чего некоторые сумасшедшие коллекционеры готовы выложить за неё десятки миллионов юаней.
Сначала бывший штурмовик честно пытался разобраться, что же имел в виду автор, создавая этот шедевр, и что, по мнению Кармога, являлось тем самым естественным. Что всегда найдётся какой-нибудь урод, который рано или поздно попытается сожрать самое дорогое и светлое? Или что, какой бы безвыходной ни казалась ситуация, силы света всегда прорвутся наружу и добро победит зло? Или что, когда какой-нибудь гад решит сожрать самое важное и ценное, всегда найдётся придурок, подставивший ему для этого свой горб?
Вариантов была масса, поэтому комедиант решил не заморачиваться и принял их все. Но даже это не могло оправдать в Лёхиных глазах дикую стоимость картины, к тому же, на его взгляд, краб был какой-то нелепый. Можно было и пострашнее нарисовать, коль уж речь шла о том, чтобы сожрать Зиолун.
Ковалёв решил, что к прекрасному в этот день он приобщился достаточно, достал из холодильника пиво и бургер и перенастроил инфовизор на спортивный канал. Лёха отхлебнул пенного напитка прямо из банки, с удовлетворением посмотрел на булочку, напоминавшую формой и цветом Зиолун, представил себя крабом и принялся поглощать бургер — естественно и необратимо.
Глава 7. Один миллион юаней
Следующее утро началось с того, что за Носком заехал стилист Джии, и они отправились заниматься превращением скромного адвоката в богатого коллекционера живописи.
Оставшись вдвоём, комедианты позавтракали, после чего амфибос спросил товарища:
— Какие у нас планы на сегодня?
— В зоопарк хотел сходить, покормить крабов булочками, чтобы они не вздумали Зиолун сожрать, — ответил Лёха. — Но думаю, что лучше покопаться в сети и поискать информацию про Тида и Бронкхорста.
— Да, это будет лучше, — согласился Жаб. — Ищем до обеда, а потом сверим, кто что раскопал.
— На одном инфовизоре одновременно ищем? — усмехнулся Ковалёв.
— Я у Носка забрал его планшет на сегодня.
— Грамотный поступок, дружище! Я смотрю, почти двадцать лет в разведке тебя научили не только шеи ломать.
— Очень многому научили, — серьёзно ответил амфибос, не поняв «подколки».