Для Грибоедова это — удар. «Живой из Персии не вернусь». Персы не простят Туркманчайского договора. «Вы не знаете этих людей, — говорил Грибоедов Пушкину, — вы увидите, что придется прибегнуть к ножам. Там моя могила; чувствую, что не увижу более России».
А по дороге в Персию его ждало счастье. Проездом, в Тифлисе, Грибоедов женился на шестнадцатилетней красавице княжне Чавчавадзе, которую помнил ребенком. «Хотите ее знать? — пишет он в Россию друзьям. — В Эрмитаже, тотчас при входе, направо, есть Мадонна в виде пастушки Мурильо: вот она».
Резиденцией европейских послов в Персии был назначен Тавриз. Приехав туда с женой, Грибоедов сразу же настойчиво взялся за взыскание с персов контрибуции, и — новые хлопоты об освобождении из персидской неволи не только пленных русских солдат, но и армян и армянок, уведенных персами в рабство. Просьбы об освобождении стекаются к нему отовсюду и быстро натягивают вокруг него струны персидской ненависти.
О пребывании в Тавризе сохранилось грибоедовское письмо в Россию: «Я чрезвычайно занят. Наблюдаю, чтобы отсюда не произошла какая-нибудь мерзость во время нашей схватки с турками. Взимаю контрибуцию довольно успешно. Друзей не имею никого и не хочу: должны прежде всего бояться России и исполнять то, что велит Государь Николай Павлович, — и я уверяю вас, что в этом поступаю лучше, чем те, которые затеяли бы действовать мягко и втираться в персидскую дружбу. Всем я грозен кажусь, и меня прозвали «Сахтир», coeur dur (жестокое сердце (фр.).). После тревожного дня, вечером, уединяюсь в свой гарем: там у меня и сестра, и жена, и дочь — все в одном милом личике. Рассказываю, натверживаю ей о тех, кого она еще не знает и должна со временем полюбить»... в России. Но туда ему не вернуться.
В декабре «крутой» посланник едет в Тегеран, один, представляться шаху. Официальные церемонии кое-как прошли, хотя в воздухе висела уже гроза, тем более, что петербургские подарки шаху и его министрам случайно опоздали. Но накануне дня, назначенного для отъезда к жене в Тавриз, явились в посольство, моля Грибоедова о спасении, армяне: шахский евнух, хранитель драгоценностей гарема, и две армянки, бежавшие из гарема Алаяр-хана, двоюродного брата шаха. Грибоедов знал, чем ему грозит эта история... Но у России искали заступничества армяне, которых она только что обязалась вызволять из персидской неволи; посланник начал хлопоты.
Шах наотрез отказался отпустить таких беглецов. А взбешенный Алаяр-хан закрыл в Тегеране городской базар и натравил толпу на русское посольство. Ворота были взломаны, чернь ворвалась, и Грибоедов, надевший парадную посольскую форму, с саблей в руке, отбивался от нахлынувших персиян, пока, обезображенный, не пал под ударами.
Вдова — 17-летняя «мадонна» — осталась до смерти верна памяти мужа. На могиле Грибоедова, высоко над Тифлисом, на горе Св. Давида, памятник: женская фигура, олицетворение скорби, на коленях перед Распятием. У подножия креста — раскрытая книга — «Горе от ума». На пьедестале слова: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя».
О вдове Грибоедова и о нем написана поэма Полонского, одна из лучших русских поэм.
О Грибоедове сочинил Тынянов (советский литератор) сложный и хитросплетенный роман «Смерть Вазир-Мухтара». И все-таки хочется сказать: мало.
Грибоедов в русском сознании еще не поставлен на должную высоту. Какой орлиный взлет над старой русской литературой! Обилие художественных образов, очерченных иногда несколькими словами, но ярких и никогда не срывающихся в карикатуру: «Карикатуры ненавижу; в моей картине не найдете ни одной». И грибоедовский живой стих, богатство рифмы, часто неожиданной и всегда естественной, свежесть чувства, пламенное движение... «Горе от ума» не стареет.
«Изумительная по совершенству пьеса», — скажет начинающим советским писателям Горький. Вещь эта переведена теперь на все языки, даже на персидский язык, язык убийц Грибоедова!
До сих пор Скалозуб остается воплощением военного службиста, а Репетилов — увлекшегося завиральными идеями «великосветского обалдуя». Обе фигуры выхвачены острой грибоедовской памятью из военного и театрального мира, где поэт столько вращался.
Две другие фигуры — «начальство» Фамусов и «подчиненный» Молчалин — образуют вдвоем законченную язвительную картину чиновничьего круга, тронутого ленивой плесенью, тоже хорошо изученного Грибоедовым. А за ними возникает пестрый фон светской барской беспечно хлопотливой Москвы, где душно порывистому Чацкому, ищущему бури, во все вносящему свою бестолковую, но благородную молодость. Чувствуется, что этот «добрый малый», как отозвался о нем Пушкин, побывал в обществе на редкость умного и сильного человека.
Этот человек был головой выше не только всех окружающих, но даже и своей собственной прекрасной комедии.
А. М. ОсоргинаА. С. Грибоедов
Грибоедов написал за свою жизнь очень немного, но то, что он написал, его комедия «Горе от ума», относится к лучшим и бессмертным произведениям русской литературы. Недаром Белинский, известный русский критик первой половины XIX века, сказал, что Грибоедов «принадлежит к самым могучим проявлениям русского духа».
Александр Сергеевич Грибоедов родился в Москве в 1795 году. Он происходил из богатой дворянской семьи, принадлежавшей к тому высшему московскому обществу, которое он впоследствии описал в своей комедии. Воспитание и образование он получил прекрасные, сперва дома, с различными учителями и гувернерами, затем в Благородном пансионе. Грибоедов свободно владел несколькими иностранными языками, прекрасно играл на фортепьяно и иногда увлекался музыкальными импровизациями; с детства в нем видна была талантливая, одаренная натура. Пятнадцати лет он поступил в Московский университет, где оставался 2 года. Здесь сложились и определились его литературные взгляды и вкусы; на Грибоедова оказал большое влияние профессор эстетики Булэ, сторонник классической теории искусств, с которым он много и часто беседовал. Грибоедов вышел из университета в 1812 году, в самый разгар Отечественной войны; он сразу определился волонтером на военную службу, но ему не удалось участвовать в военных действиях; полк его больше трех лет пробыл в Белоруссии, переходя из одного местечка в другое. Впоследствии Грибоедов с горечью вспоминал эти годы военной службы, проведенные им большей частью в карточной игре, в кутежах и развлечениях, отвлекавших его от всякой культурной работы. Веселый, пылкий, страстный Грибоедов, тогда еще очень юный, легко увлекался примером окружавшей его офицерской среды, становясь часто центром разных шалостей и выходок. Рассказывают, например, что однажды он на пари появился на бал к одному богатому белорусскому помещику, въехав верхом на лошади в бальный зал.
В 1816 году Грибоедов вышел в отставку и определился на службу в Коллегию иностранных дел. Живя в Петербурге, он увлекался театром и познакомился с князем Шаховским, Хмельницким, Катениным, произведения которых ставились тогда на сцене. Мы уже упоминали несколько раз Шаховского, автора комедий «Новый Стерн», «Липецкие воды» и многих других. Хмельницкий известен как автор комедии «Воздушные замки» и переводчик Мольера; Катенин — главным образом как переводчик Корнеля («Сид») и Расина («Эсфирь»); «...наш Катенин воскресил Корнеля гений величавый», — сказал про него впоследствии Пушкин («Евгений Онегин»).
Через Шаховского Грибоедов познакомился с другими членами «Беседы» и всей душой примкнул к классическому течению. В первой своей комедии «Студент» Грибоедов осмеивает сентиментализм, задевает Жуковского и даже, как ни странно, Батюшкова. Но в этой же комедии довольно серьезно затронут и вопрос крепостного права, изображено тяжелое положение крепостного крестьянина, с которого барин требует непосильного оброка.
Вместе с Шаховским и Хмельницким Грибоедов написал очень забавную комедию — «Своя семья, или Замужняя невеста», которую до сих пор иногда ставят на сцене; комедия эта всегда пользуется успехом благодаря живым, забавным картинам и очень легкому языку.
Одна из пьес Грибоедова, «Молодые супруги» (переделка с французского), была поставлена на сцене уже в 1815 году.
В 1819 году Грибоедов был назначен секретарем при русском посольстве в Персии и должен был ехать в Тавриз. Ему хотелось всецело посвятить себя литературе, но мать его требовала, чтобы он служил. Своей служебной деятельности Грибоедов отдался всей душой и скоро обратил на себя внимание своими выдающимися дипломатическими способностями. Несмотря на службу, Грибоедов находил время для серьезных занятий. В Тавризе, который он остроумно называл своим «дипломатическим монастырем», он серьезно изучил персидский и арабский языки, изучал персидскую литературу, историю. Там же он серьезно работал над своей знаменитой комедией «Горе от ума», которую задумал чуть ли не с пятнадцати лет. В Тавризе закончены были 1-е и 2-е действия.
По делам службы Грибоедов несколько раз ездил из Тавриза в Тифлис. Известный генерал А. П. Ермолов, главнокомандующий на Кавказе, обратил внимание на блестящие способности молодого человека, и, по его просьбе, Грибоедов был назначен к нему секретарем по иностранной части. В Тифлисе он оставался до 1823 года. Несмотря на успех по службе и сердечное отношение Ермолова, Грибоедова неудержимо тянуло в Россию. Наконец он получил отпуск и около года провел то в Москве, то в Петербурге, то в имении своего друга Бегичева в Тульской губернии.
Приехав в Москву после долгого отсутствия, окунувшись, как его герой Чацкий, в водоворот московского общества, Грибоедов под свежим впечатлением закончил «Горе от ума» в имении Бегичева.
Редко какое литературное произведение, не будучи напечатанным, распространилось и стало известно с такой быстротой, как «Горе от ума». Друзья переписывали его и передавали рукописи друг другу. Многие заучивали наизусть отрывки и целые сцены комедии. «Горе от ума» сразу вызвало в обществе бурный восторг — и такое же бурное негодование; негодовали все те, кто чувствовали себя задетыми, осмеянными в комедии. Враги Грибоедова кричали, что комедия его — злой пасквиль на Москву; они сделали все, что могли, чтобы не допустить печатания «Горе от ума», не допустить постановки на сцене. И действительно, «Горе от ума» было издано уже только после смерти Грибоедова, а постановку своей замечательной комедии он видел только раз в любительском исполнении офицеров в Эривани (1827 г.).