Полицейский поставил рычаг на нейтраль и еще раз завел мотор. Держа ногу на педали сцепления, он начал включать заднюю передачу – и вдруг почувствовал нечто странное, какое-то необъяснимое ощущение необычной настороженности, живости. Словно он снова стал молодым юношей, обладающим энергией и беззаботностью молодости. Казалось, какой-то укрепляющий эликсир хлынул по его жилам. В эту сырую, темную ночь, когда он так устал в конце длинного, тяжелого дня, к нему на миг вернулось обновление молодости и силы, пружинистость мышц и нервов, как у молодого спортсмена.
Все это продолжалось всего несколько мгновений, оказавшись лишь вспышкой – и одновременно пронзительным лучом озарения. Услышал ли он что-нибудь? Тиканье механизма, похожего на часовой, – или это было воображение, какая-то вибрация у него в мозгу? Рычаг встал в положение задней передачи, щелкнул, и полицейский, сам не зная почему, ни секунды не раздумывая, распахнул дверцу автомобиля и изо всех сил выбросился горизонтально наружу, а позади него что-то взревело, произошло землетрясение, и раздался самый громкий и яростный взрыв, какой он когда-либо слышал.
Это произошло одновременно, все это – взрыв бомбы, прыжок из обреченной машины и резкая, слепящая боль, когда он врезался головой во что-то холодное, вертикальное и твердое, как железо.
Глава 5
После того как Дороти Сандерс отвезли домой, Бёрден собирался заехать к Айрлендам в Майрингфорде. Но он уже опоздал и не успел бы увидеть, как его сына укладывают спать, опоздал и не смог бы насладиться (как однажды выразился Вексфорд) «привлекательными особенностями, вполне обычными для детей двух или трех лет, неправильными звуками, серьезным стремлением сделать все по-своему, множеством хитрых уловок и шумным поведением». Жена ожидала Майкла позже, и в доме наверняка было полно гостей из числа родственников.
Вместо этого, минут через десять, не оповещая миссис Сандерс о своих намерениях, инспектор последовал за ней. Что-то во внешности и поведении ее сына подсказывало ему, что этот молодой человек не из числа тех, кто выходит из дома в субботу вечером. И действительно, Клиффорд сам открыл ему дверь. Лицо молодого человека было замкнутым, похожим на маску и лишенным выражения, а кроме того, слегка одутловатым. Он говорил безжизненным голосом и не выказал никакого явного удивления еще одним визитом полицейского. Бёрдену он почему-то напоминал пса, который когда-то жил у его соседа. Этот сосед необычайно гордился покорностью, полным послушанием и даже раболепием, с которым его собака реагировала на его суровое воспитание. И однажды, без предупреждения, даже без видимого изменения в поведении, пес набросился на ребенка.
Но Клиффорд, кажется, правильно все понял и провел инспектора в заднюю комнату, куда во время предыдущего посещения инспектора вместе с Вексфордом он удалился смотреть телевизор. Однако его мать открыла дверь в гостиную и пригласила их своим медленным, хриплым голосом войти, так как полицейский не может сказать ее сыну ничего такого, чего она не должна слышать.
– Я пока немного побеседую с мистером Сандерсом наедине, если не возражаете, – сказал Бёрден.
– Я возражаю. – Дороти вела себя грубо, но в ее поведении даже не было вызова – это была бескомпромиссная, откровенная грубость, и она смотрела прямо в глаза собеседника. – Нет никаких причин, по которым я не должна присутствовать. Это мой дом, и я буду нужна, чтобы правильно изложить факты.
Клиффорд при этом не покраснел и не побледнел – он даже не поморщился. Парень просто уставился прямо перед собой, словно думал о чем-то очень печальном. Давно, очень давно, Майкл понял, что нельзя позволять людям взять верх над собой. Адвокатам – да, иногда это неизбежно, но не людям без специального образования.
– В таком случае я попрошу вас поехать со мной в полицейский участок, мистер Сандерс, – заявил инспектор.
– Он не поедет. Он болен, у него простуда, – парировала женщина.
– Жаль, но вы не оставляете мне выбора. У меня здесь машина, мистер Сандерс. Не хотите надеть пальто? Ночь ненастная и сырая.
Дороти уступила: она ушла в свою комнату, из которой только что вышла, и громко хлопнула дверью, не потому что рассердилась, а с определенным расчетом. Бёрден не принимал избитую истину, что грубияны уступают, если им оказывают сопротивление, но тем не менее он давно понял, что обычно это правда. Извлечет ли Клиффорд пользу из его примера? Вероятно, нет. Для него все зашло слишком далеко, ему необходима более профессиональная помощь. И именно об этом инспектор задал ему первый вопрос, когда они уселись в мрачной столовой, где стояли только стол, твердые стулья с прямой спинкой и телевизор. На одной стене висело зеркало, на другой – большая, темная, очень плохая картина маслом, изображающая парусник в бурном море.
– Да, я хожу к Сержу Олсону. Он занимается чем-то вроде юнговского психоанализа, – рассказал молодой человек. – Вам нужен его адрес?
Бёрден кивнул и записал адрес психолога.
– Можно спросить, зачем вы ходите к… доктору Олсону, правильно? – поинтересовался он.
Клиффорд, у которого не проявлялось никаких признаков простуды, приписываемой ему матерью, смотрел на зеркало, но не на то, что в нем отражалось. Инспектор готов был поклясться, что он не видит своего собственного лица.
– Мне нужна помощь, – ответил парень.
Что-то в неподвижности его фигуры, его застывшей позе и мрачности его взгляда удержало Бёрдена от развития этой темы. Вместо этого он спросил, был ли Клиффорд у психотерапевта в четверг во второй половине дня и в котором часу ушел оттуда.
– Я обычно хожу к нему в это время, с пяти до шести, – ответил Сандерс. – Мама сказала мне – вы знали, что я был на автостоянке. То есть что я поставил там машину.
– Да. Почему вы не сказали нам об этом с самого начала?
Молодой человек перевел взгляд не на лицо Бёрдена, а на середину его грудной клетки. И когда он ответил, полицейский узнал эти выражения, эту манеру речи: люди, проходящие лечение, какими бы заторможенными, сдержанными и встревоженными они ни были, неизбежно подхватывают эту манеру. Он уже слышал такое раньше.
– Я почувствовал угрозу, – сказал Клиффорд.
– Что вам угрожало?
– Я бы хотел сейчас поговорить с Сержем. Если б меня хоть как-то предупредили, я бы постарался назначить с ним встречу и обсудить это с ним.
– Боюсь, вам придется удовольствоваться мной, мистер Сандерс.
На секунду Бёрден испугался, что сейчас столкнется с полным молчанием, против которого даже опытный детектив почти бессилен. Теперь с той стороны, где находилась миссис Сандерс, доносились какие-то звуки. Она была на кухне, ходила по ней, издавала ненужный шум, со стуком ставила посуду и хлопала дверцами буфета, вместо того чтобы закрыть их тихо. Чем бы хозяйка дома там ни занималась, она хотела помешать их беседе. Майкл поморщился, когда что-то разбилось: она выронила какой-то предмет на каменный пол. А затем он услышал другой звук – инспектор к тому моменту поднялся на ноги и стоял у окна, – и это был очень далекий грохот взрыва. Он замер неподвижно, приложив ухо к стеклу, и прислушивался к затихающему эху, но перестал думать об этом, когда Клиффорд заговорил:
– Я попытаюсь рассказать вам, что произошло. Мне следовало рассказать вам раньше, но я чувствовал угрозу. Я и сейчас ее чувствую, но будет еще хуже, если я вам не расскажу. Я ушел от Сержа и поехал на автостоянку, чтобы забрать мать. Я увидел, что там лежит мертвый человек, еще до того, как поставил машину. Я пошел посмотреть на него, то есть после того, как поставил машину, – потому что я собирался вызвать полицию. Было понятно, что этого человека убили. Я с самого начала это понял.
– В котором часу это было?
Парень пожал плечами.
– О… вечером. В начале вечера. Мама хотела, чтобы я приехал туда в четверть седьмого. Думаю, это произошло раньше – должно было произойти раньше, потому что ее там не было, а она никогда не опаздывает.
– Почему вы не вызвали полицию, мистер Сандерс?
Молодой человек посмотрел на картину на стене, а потом – на темное, блестящее окно. Бёрден видел его отражение в стекле – бесстрастное, можно сказать, лишенное любых чувств.
– Я подумал, что это моя мать, – ответил его собеседник.
Майкл оторвал взгляд от отражения в темном стекле.
– Что?
Терпеливо, тяжело, почти полным грусти голосом, Клиффорд повторил сказанное:
– Я подумал, что это моя мать.
А она подумала, что это ее сын. Что не так с ними обоими, если каждый из них ожидал найти другого мертвым?
– Вы подумали, что миссис Робсон – это ваша мать? – Между этими двумя женщинами было некоторое сходство, с удивлением подумал Бёрден, то есть чужому человеку оно могло почудиться. Обе были пожилыми, худыми и седыми, на них была одежда почти одинакового цвета… Но чтобы сын одной из них мог их перепутать?..
– Я понял, что это в действительности не моя мать, – рассказывал тем временем этот сын. – Ну, после первого потрясения – понял. Не могу объяснить, что я чувствовал. Я мог бы рассказать Сержу, но вы, мне кажется, не поймете. Сначала я думал, что это моя мать, потом понял, что это не она, а потом подумал, что кто-то это делает, чтобы меня… шокировать. Я подумал, они положили это туда, чтобы меня достать… Нет, не совсем так… Я же говорю, что не могу объяснить. Могу только сказать, что это заставило меня запаниковать. Я решил, что это какой-то ужасный розыгрыш, которым меня преследуют, но понимал, что этого не может быть. Я понимал и то и другое одновременно. Я был совершенно сбит с толку… Вы не понимаете, правда?
– Я бы не сказал, что понимаю, мистер Сандерс. Но продолжайте.
– Я сказал, что запаниковал. Моя Тень полностью завладела мною. Я должен был выбраться оттуда, но не мог просто оставить это лежать там вот так. Другие люди увидят, как я увидел. – Теперь лицо Клиффорда залилось темной краской, и он крепко сжал кулаки. – У меня была старая штора в багажнике, которой я накрывал лобовое стекло в холодную погоду. Я накрыл ее этой шторой. – Он вдруг закрыл глаза – плотно сжал веки, будто хотел лишиться зрения, ослепить себя. – Тело не было накрыто, когда я его нашел, тогда не было. Я его накрыл, а потом ушел, убежал. Я бросил машину и выбежал из автостоянки. Кто-то был в лифте, поэтому я побежал по лестнице. Я направился домой, выбежал на улицу сзади, а потом побежал домой.