Взгляд его упал на сложенный вдвое листок из ученической тетради. Сверху почерком Логвинова было написано: «Владимир Николаевич. Меня с утра дважды спрашивала Таня Обухова. Оставила записку. На вечернем совещании быть не смогу».
Развернув листок, Скаргин прочел: «Товарищ инспектор! Мне необходимо поговорить с вами. Это очень, очень важно. Я буду ждать вас у входа в Центральный парк в семь вечера. Пожалуйста придите. Таня О.»
Скаргин аккуратно сложил записку, спрятал ее в бумажник и, удобно устроившись за письменным столом, повернул ручку воспроизведения записи.
Глава 8
Эдуард Викторович Синельник сидел по другую от Логвинова сторону стола и беспрестанно вытирал вспотевший лоб белоснежным носовым платком.
— Расскажите, пожалуйста, каким образом была организована киносъемка в центральной городской сберегательной кассе.
Синельник ответил не сразу, сделал длинную паузу, зато потом, подавшись вперед, ближе к столу, начал говорить, будто только ждал подходящего случая, чтобы поделиться с Логвиновым своими мыслями:
— Видите ли, я давно хотел снять сюжет: получение человеком крупного денежного выигрыша. Несмотря на неудачу, я до сих пор думаю, что это может быть интересно широкой аудитории. Почему? Как бы вам объяснить? Вот однажды, еще в детстве, был такой случай. У нас во дворе жила женщина с двумя детьми. Муж ее погиб во время войны, сама она работала на стройке. Ей было трудно в те послевоенные годы, особенно материально, и каждый, чем мог, старался помочь. В один прекрасный день она нашла клад. Представляете, счастье подвалило! Не помню, что именно, шкатулку или жестяную банку с золотыми монетами. Выдали ей вознаграждение — огромную по тем временам сумму. Вы думаете, она соседям помогла или устроила пир на весь мир? Ничего подобного. Начала строить дом, и все деньги до единой копейки пошли на строительство. Комнатенка у нее была тесная, детей двое, и никто вслух не упрекал ее, но каждый в глубине души испытал разочарование. Как назло, она была женщиной неразговорчивой, и это еще больше вредило ей в глазах соседей. Старухи осуждали ее жадность, перестали здороваться с ней… Да. Через несколько месяцев дом был готов. Женщина подмела и вымыла полы, потом надела свое лучшее платье и ушла. Вечером мы узнали, что она была в горисполкоме и оформила передачу своего дома под детский сад. Вот такая история.
— Но не станете же вы утверждать, что первый попавшийся вам обладатель выигрыша способен на такое?
Синельник опять вытер платком лоб.
— Каждый — нет. Но вспомните танки и самолеты, построенные на личные сбережения в годы войны. Согласен, это прошлое. А фонд мира, на счет которого ежедневно, ежечасно поступают вклады со всех концов страны, — это уже настоящее, даже будущее, если хотите знать. Однако меня интересовал несколько другой аспект. В момент получения крупной суммы денег человек находится как бы в пограничном состоянии. Он на той грани, за которой начинается исполнение всех его желаний в сфере материальной. Вот тут-то и можно наблюдать ситуацию, когда проявляется суть человеческая. Если человек добр, социально зрел, согласитесь, мы станем свидетелями необычайного зрелища. Такой сюжет, конечно, не укладывается в киножурнал. Я хотел снять как минимум документальный фильм. Ну, а что получилось, вы уже знаете…
— Вы имеете в виду сберкассу?
— Да. Четырнадцатого я приехал туда. Предварительно переговорил со стариком. Мне надо было получить согласие на съемку. Как вы думаете, что ответил мне счастливый обладатель выигрыша? Он согласился, но с условием, что я заплачу ему пять рублей. Представляете? Выиграл несколько тысяч и просит у меня пятерку! Я понял, что мне не повезло, — это не тот вариант, который мне нужен.
— Заплатили? — спросил Логвинов.
— Конечно, заплатил, — ответил Синельник. — Старик был настолько колоритным, что я поневоле им заинтересовался. Это было нечто противоположное тому, что я хотел снять, какой-то слепок с прошлого. Это ведь тоже интересно.
— Скажите, пожалуйста, подготовка к киносъемке и демонтаж камеры заняли много времени?
Синельник на миг задумался и отрицательно покачал головой:
— Нет, минут пятнадцать — подготовка и еще меньше — демонтаж.
Логвинов сделал пометку в записной книжке.
— А посетители сберкассы видели, как вы готовились к киносъемке?
— Не исключено. Хотя я старался не привлекать внимания. Снималось под скрытую камеру. А вот после съемки я выходил из сберегательной кассы и доснимал на улице. Там меня видели многие.
— Еще вопрос. — Логвинов закрыл записную книжку, не надеясь услышать ничего нового. — После четырнадцатого ноября вы встречались с Прусом?
— Нет, — сказал Синельник. — А впрочем… Через день-два после съемки я его видел. Совершенно случайно, в парке. Он сидел на скамейке и разговаривал с Максимовым. Максимов работает на нашей киностудии, кажется, в архиве. О чем они могли говорить — не представляю. Все хотел спросить об этом Максимова, да как-то забывал.
Оперативная запись
Скаргин: Скажите, Иван Иванович, какой электробритвой вы пользуетесь?
Тутов: «Филипсом» бреюсь. А что?
Скаргин: Хорошая электробритва?
Тутов: Отличная вещь. Когда покупал, думал, дорого плачу, а вот уже пять лет пользуюсь, и ни единой поломки. Хотя нет, вру. Была одна, но пустяковая.
Скаргин: Когда и при каких обстоятельствах вы сдали ее в ремонт?
Тутов: Как вам сказать! Никаких таких обстоятельств не было. Погода, помнится, была мерзопакостная…
Скаргин: Про погоду можно опустить.
Тутов: Знакомых никого не встречал.
Скаргин: Время приблизительно помните?
Тутов: Вероятно, я пришел туда в обеденный перерыв. В рабочее время не мог, а после работы, помню, не ходил.
Скаргин: Почему вы обратились именно в ту мастерскую? Напротив вашего института есть комбинат бытового обслуживания — там тоже ремонтируются бритвы.
Тутов: Кто-то рекомендовал мне Фролова — так, кажется, его фамилия — как большого специалиста по сложным электробритвам. Между нами говоря, я боялся, как бы не испортили — вещь все-таки импортная, дорогая.
Скаргин: Кто же вам его рекомендовал?
Тутов: Разве вспомнишь?! Слышал где-то. Может, случайно. В троллейбусе или от сослуживцев.
Скаргин: Когда вы отдавали бритву, в мастерской, кроме вас и Фролова, был кто-нибудь?
Тутов: Не обратил внимания. Хотя, постойте. Старик сидел… Да, сидел. Сумрачный такой старичок.
Скаргин: Сумрачный?
Тутов: Да. Не знаю, правда, почему он не в настроении был.
Скаргин: Раньше этого старика видели?
Тутов: Нет, где же?
Скаргин: В вашем присутствии он разговаривал с Фроловым?
Тутов: У меня была более скромная задача — отнести в ремонт бритву. Я просто не обратил внимания.
Скаргин: Остался один-единственный вопрос. Вы не видели случайно ключ — он висел у входной двери?
Тутов: Ни случайно, ни каким другим образом не видел.
Логвинов: Я из мастерской. В январе вы принесли к нам электробритву «Харьков» и до сих пор не забрали.
Желткова: Ох, сынок, хорошо, что пришел. Я своему Федьке, да и невестке тоже, все уши прожужжала, а они мне квитанцию не дают. Как же мне быть, как забрать бритву эту окаянную, если квитанции на руках нет? Небось, не отдадите?
Логвинов: Почему же они не хотят забрать свою бритву?
Желткова: Вот и я толкую сыну: дай квитанцию. А они с невесткой мне говорят, что ремонт дороже обойдется, чем бритва стоит. Оно и правда, сынок, «Харьков» недорого стоит, а за ремонт, не обижайся, содрать могут рубля три, если не больше.
Логвинов: Зачем же тогда отдавали?
Желткова: В том-то и фокус, что не отдавали. Я сама ее отдала, хотела сынку приятное сделать. А он, Федя мой, узнал и отчитывать начал. Это родную-то мать отчитывать, паршивец. «Зачем отдала, да кто просил?» Я что ж, сама не вижу, что плохо работает?!
Логвинов: Но раз отдали…
Желткова: Он на следующий день новую себе купил, а квитанцию то ли спрятал, то ли выбросил. Что делать — ума не приложу. Ты б посоветовал что, а, сынок?
Логвинов: Да, нехорошо получилось.
Желткова: А что, оштрафуют теперь нас, да? Или пеня на такой случай полагается? Ты уж, сынок, не расстраивай старуху. Продай эту бритву что ли, или выброси, а?
Логвинов: Хорошо, бабушка, что-нибудь придумаем.
Стеклянная стена кафе, завешенная полупрозрачной занавеской, щедро пропускала дневной свет. У прилавка стояло несколько круглых стоек, за которыми можно было наскоро поесть, остальную часть помещения занимали столы, покрытые свежими скатертями. Здесь обедали более основательно.
Скаргин увидел Обухову за одной из стоек. Она доедала бутерброд, запивая его дымящимся кофе из маленькой чашечки.
Заметив Скаргина, Елена Евгеньевна поманила его пальцем. Он заказал себе бутерброд с ветчиной, кусок пирога и кофе.
— Зашел перекусить, — устраиваясь рядом с Еленой Евгеньевной, сказал он. — Здравствуйте.
— А я всегда здесь обедаю. — Она смаковала последние глотки кофе. — А вот аппетита сегодня нет.
Скаргин ждал, пока растворятся кусочки сахара.
— Хорошо, что я вас встретил, — сказал он. — Есть один вопрос.
Обухова взмахнула длинными, густо накрашенными ресницами:
— Слушаю вас, Владимир Николаевич.
— Ведь вы знаете Арбузову? — спросил Скаргин и добавил: — Еще по Мурманску.
— Ну и что? — Обухова поставила чашку на блюдце.
— Ничего. — Скаргин неторопливо откусил бутерброд.
— Великолепно! — Обухова вытерла губы, бросила испачканную яркой помадой салфетку на стол и натянуто улыбнулась. — До свиданья. С вами приятно поговорить, но я отпросилась с работы — мне пора в косметический салон.