– Нет, – признался он. – Но я сегодня захвачу их с собой.
– Пап, неужели ты отдашь семь тысяч?
– Семь с половиной, – гордо сказал он. – Никогда в жизни ни у кого не просил.
– Может, поэтому тебе вчера все и давали, – машинально заметила Алина. – Знаешь, папа… Она ведь вернулась, а стало быть, деньги ей уже не нужны?
– А вдруг нужны?
– Но она говорила, что если не соберем денег, больше ее не увидим. Что-то в этом роде?
Отец подтвердил.
– Ну вот, а теперь вдруг вернулась, и без всяких денег. И между прочим, я вас сразу предупредила, что так оно и будет. Даже милицию вмешивать не пришлось.
Отец слушал ее с беспокойством – он не вполне понимал, куда клонит младшая дочь, но явно предчувствовал, что дело неладно. Алина наконец решилась:
– Папа, вот кому сейчас правда нужны деньги, так это мне. Я по уши в долгах.
Это признание услышала и мать – она как раз принесла кружку с дымящимся чаем и корзинку печенья. Услыхав такую крамолу, она ахнула и чудом удержала угощение на весу. Только поставив все на столик перед Алиной, она разразилась причитаниями. Она сказала, что поскольку младшая дочка такая скрытная и ничего никогда о себе не говорит – она все время за нее переживает. И всегда переживала, что бы там не думала Алина! И всегда беспокоилась, что Алина не слушает ничьих советов, хочет жить своим умом, а ума-то, честно говоря, не бог весть сколько… И она давно предчувствовала, что у нее какие-то неприятности, но ведь как ее спросишь, если она все равно толком не ответит – сразу начинает огрызаться!
Алина не выдержала:
– Мам, ну дай же и мне слово сказать! Ты что думаешь, зачем я занимала деньги? Я что – на тряпки их потратила, на косметику?! Я трачу на себя только то, что зарабатываю, вот!
– Дай ей слово сказать, в самом деле, – вмешался наконец отец. Он был очень бледен, но казалось, ему удалось немного успокоиться. – Алина, сколько ты должна?
– Девять тысяч долларов, – уже всхлипывая, ответила она. Она очень устала, и эта усталость прорвалась в слезах.
– О боже… – ахнула мать. – Куда же ты… Где ты их…
Отец снова ее перебил:
– Алинка, говори немедленно, где ты их взяла?
– Заняла под проценты, – простонала Алина, вытирая глаза. Но слезы текли и текли.
– Еще и под проценты! – Мать опустилась в кресло и спрятала лицо в сложенных ладонях. – Ну все. Теперь все. Теперь ты пропала!
– Мама, не драматизируй, – попросила Алина, в последний раз вытирая слезы. Ей было очень обидно, что родители использовали ее признание, как очередной повод обсудить ее неуживчивый замкнутый характер. Она боялась этого больше всего – и с самого детства приучилась скрывать все свои проблемы, чтобы не стать предметом обсуждения и осуждения.
– Алина, зачем? – Отец присел рядом с нею на диван и тихонько пожал ей руку. – Зачем ты столько занимала?
Она уже спокойнее поведала о том, какие трудности были связаны с тем, чтобы найти работу по специальности. Родители слушали внимательно – многих вещей они просто не знали – настолько Алина привыкла все свои неприятности держать при себе. Отец становился все серьезнее и, когда Алина дошла до того, что теперь ей представилась прекрасная возможность вплотную заняться карьерой, да еще зарабатывать большие деньги, кивнул:
– А что, из этого может что-то получиться!
– С ума сошел? – воскликнула мать. Она была очень возмущена его одобрительной реакцией. – Да ее же обманули! Она же сама сказала – магазина-то еще никакого нет!
– Мы сегодня покупали машинки и забирали со склада итальянские ткани, – гордо заметила Алина. – А торговый зал уже заканчивают отделывать. На днях будут оформлять витрины. И между прочим, мое рабочее место уже в полном порядке – только карандаши осталось принести! И наша реклама – вот она!
В качестве последнего аргумента она вытащила из сумки сложенный рекламный листок с названием магазина и датой торжественного открытия. Гостям обещали дарить подарки, покупателям всю первую неделю работы – делать скидки. Рекламу предполагалось раздавать в крупных супермаркетах, у ближайших станций метро и просто возле магазина, на улице.
Листок был тщательно изучен родителями, но на мать это по-прежнему никакого впечатления не произвело. Она сказала, что отдать деньги может любой дурак, а вот получить их обратно – только умный.
Алина вспылила:
– Интересно, как бы я что-то получила, если бы не вложила свою долю! Что же мне – садиться за швейную машинку? Или работать в примерочной? Или, прости господи, снова вернуться на свою прежнюю работу, где мне только что в глаза не хамили?!
– Но девять тысяч – это слишком много!
– Если бы ты видела магазин, если бы знала, сколько стоит хотя бы одна профессиональная швейная машина – ты бы сказала, что это пустяк! – отрезала Алина. – Ты вообще представляешь себе, какие деньги туда вложены?!
Мать не представляла и представлять не хотела. Она только очень возмущалась тем, что Алина думает, будто хозяйка магазина оказала ей большое благодеяние, взяв у нее деньги. Ну что ж, поживем – увидим. Только что-то ей говорит (вероятно, внутренний голос), что свои девять тысяч и какую-то прибыль с них в том числе Алина получит очень не скоро.
Но тем не менее по многим приметам было заметно, что ее возмущение остывает. Она говорила все медленнее, иногда затрудняясь подбирать слова, и в таких случаях с безмолвной мольбой во взгляде обращалась к мужу – за поддержкой. А так как он никак ее не поддерживал, продолжая изучать желтый рекламный листок магазина, то и мать в конце концов сдалась.
– Она все равно сделает, как хочет, – сказала мать. – Я ведь ее знаю.
– И довольно давно, – неожиданно заметил отец. – Ей как-никак двадцать семь лет.
Алина засмеялась – и мать, вопреки всем ожиданиям, засмеялась тоже:
– Ну знаешь ли… Если она считает себя достаточно взрослой, чтобы делать долги…
– Почему ты говоришь «она»? – поинтересовалась Алина. – Я ведь здесь.
– Если ты считаешь, что уже набралась ума-разума, – продолжала мать, – то мне нечего добавить. Я буду ужасно рада, если у тебя все будет хорошо. Я все-таки твоя мать.
Алина ответила, что она никогда не сомневалась, что мама всегда радуется ее успехам – если есть чему радоваться. Но в настоящее время нужно кое-что обсудить. Причем дело отлагательства не терпит, и это нужно сделать еще до того, как они поедут к Марине.
– Проценты начнут начислять с конца этой недели, – сказала она. – Сегодня уже среда. Проценты, правда, небольшие, всего по пять в месяц, но если я слишком затяну выплату основной суммы, дело может обернуться неважно.
Мать опять пришла в уныние, но отец не дал ей и слова сказать. Он уже обо всем догадался.
– Значит, тебе нужны девять тысяч, и прямо сейчас? – обратился он к дочери.
Та кивнула.
– И ты, наверное, думала попросить у кого-то? У тебя таких денег нет, я думаю.
Алина призналась, что сколько она ни старалась, ей так никогда и не удавалось отложить солидной суммы. Особенно ее подкосил финансовый кризис – тогда она долгое время сидела без работы и истратила все свои скромные сбережения.
– Я рассчитывала получить свою долю в наследстве, – сказала она, стараясь говорить как можно тверже. – Я имею в виду дачу.
Мать ничего не сказала. Она была ошеломлена и вряд ли находила какие-то возражения. Отец нахмурился:
– Так-то оно так… Ты же имеешь право на половину?
– Вот именно. И прежде чем занять деньги, я сперва выяснила, сколько я могу получить за свою часть наследства. Только потом решилась подписать обязательство…
– А Василий знает об этом?
Отец тоже сразу подумал о зяте, а не о Марине. Ее мягкий характер был известен так же хорошо, как строптивый нрав Алины.
– Василий уже знает, – все так же сдержанно призналась Алина. – Я имела с ним разговор на эту тему. В понедельник. И надо вам сказать, неприятный был разговор…
– Он отказался продать дом?
– Я и не просила продавать дом, – возмутилась Алина. – Это же означает взять людей за горло! Они там живут все лето, а Маринка жизни не мыслит без дачи. И детям там хорошо, и Дольфику…
Она осеклась. Отец продолжал качать головой, как будто прикидывая про себя все недостатки ее плана. В конце концов он сказал, что Алина, конечно, имеет право потребовать свою долю в любой момент. Тем более что все эти годы она практически никак не использовала свое наследство и на даче не отдыхала. Но надо сказать, что и никаких денег она в нее не вкладывала. Вопрос сложный, весьма.
– Вот именно, – поддержала его дочь. – Поэтому я все подсчитала и решила просить вовсе не половину, а только треть. Треть стоимости дома с участком – после всех переделок. Это было бы справедливо, и мне был как раз хватило расплатиться с долгом и дождаться первой получки. Ничего крамольного тут нет, я думаю?
На этот раз даже мать ее поддержала. Все это время она не вмешивалась и что-то обдумывала про себя. А тут неожиданно заявила, что деньги у Василия есть. Он же откладывал на то, чтобы сменить машину!
– Ну вот, – обрадовалась дочь. – А он назвал меня стервой и еще похуже. И отказался это обсуждать. Сказал, чтобы я подавала в суд. Вы представляете?
Родители представляли. Мать сразу заявила, что ничего другого от такого человека, как Василий, она и не ждала. И неожиданно предложила, чтобы Алина в самом деле подала в суд на раздел имущества.
– Если, конечно, Марина его не уговорит, – мягко возразил отец. – Как-никак, а наследство-то ее…
– Кого она может уговорить! – отмахнулась мать. Алина ее поддержала. Она сама была безоговорочно уверена, что сестра с готовностью поделится с нею всем, что имеет, но вот ее муж…
– А вы знаете, что Маринка сама мечтала продать эту дачу? – ошарашила она родителей.
– Маринка? Быть не может!
– Вот именно! Я ведь была там вчера, и баба Люба сказала, что Маринка все лето заговаривала с ней об этом. Но как я поняла, она так и не решилась взяться за дело по-настоящему.