— Каз?
— Я здесь, старина.
— Нам стоило получше относиться к Лестеру Эмбри. Или просто оставить его в покое.
— Не дождавшись ответа, Эверс нажал на кнопку отбоя. Потом прошел в спальню и покопался в футболках, пока не нашел свою любимую. Спереди на ней изобразили окровавленный носок Курта Шиллинга, а сзади написали: ПОЧЕМУ НЕ МЫ? Шиллинг, конечно, Мужик — не боялся никого и ничего. Когда стадионный Эверс в футболке «Скатов» увидит его в ней, то просто исчезнет, как дурной сон, и все придет в норму.
Напялив футболку, Эверс вызвал такси. Такси оказалось поблизости, а улицы пустовали, как он и предполагал. Водитель слушал игру по радио. «Сокс» по-прежнему атаковали во втором, когда они подъехали к главным воротам стадиона.
— Остались только дешевые места, — сказал таксист. — Когда «Сокс» играют со «Скатами», народ валом валит.
— У меня место прямо за «домом», — сказал Эверс. — Если остановитесь у какого-нибудь экрана, сможете меня увидеть. Высматривайте футболку с окровавленным носком.
— Я слышал, этот мудак хотел заработать на видеоиграх и прогорел, — сказал таксист, беря протянутую ему десятку. Увидев, что Эверс из машины вылезать не спешит, таксист неохотно отсчитал сдачу, из которой тот вернул ему доллар.
— Могли бы и пощедрее быть, если можете позволить себе места в первом ряду, — проворчал водитель.
— Могли бы и повежливее обойтись с Большим Шиллом, если мозги у вас на месте, и если вам хотелось побольше чаевых, — отпарировал Эверс. Он вылез из машины, с силой захлопнул дверь и направился к воротам.
— Пошел ты, Бостон! — крикнул таксист.
Не поворачиваясь, Эверс показал ему палец. Настоящий, а не пенопластовый. В вестибюле с его освещенными, словно на гавайское рождество, пальмами не было ни души. Рев толпы доносился со стадиона шумом прибоя. Экраны над закрытыми кассами хвастливо сообщали о том, что все билеты проданы. Только в самом конце одно окошко оставалось открытым: в нем выдавали заказанные заранее билеты.
«Чувствую, уж мне-то билетик заказали», — подумал Эверс и на деревянных ногах направился к окошку.
— Вам помочь, сэр? — спросила его симпатичная билетерша, и не пахло ли от нее «Джуйси кутюр»? Нет, вряд ли. «Это мои развратные духи», — когда-то говорила ему Марта. — «Я ими душусь только для тебя». Марта вытворяла такое, о чем он даже не мечтал, и о чем потом вспоминал в самые неподходящие минуты.
— Вам помочь, сэр?
— Простите, — сказал Эверс. — Собирал мысли в кучу.
Она прилежно улыбнулась.
— У вас, случайно, нет билета на имя Эверса? Дина Эверса.
Девушка не колебалась ни секунды. Оно и понятно, ведь у нее остался всего один конверт, который она и просунула в окошко. Конверт с его именем. — Надеюсь, матч вам понравится.
— Посмотрим, — ответил Эверс.
Он пошел ко входу «А», вынимая на ходу билет. К билету прикрепили клочок бумаги, на котором под логотипом «Скатов» было написано всего два слова: ОТ АДМИНИСТРАЦИИ. Эверс быстро поднялся по пандусу и протянул билет чопорному привратнику, который стоял в дверях и наблюдал за противостоянием Эллиота Джонсона и Джоша Беккета. Старикан был старше своих работодателей как минимум на полвека, и, как и многие ему подобные, он никуда не спешил. Во многом из-за этого Эверс и перестал водить.
— Неплохое место, — вскинув брови, сказал привратник. — Можно сказать, самое лучшее, а вы опаздываете, — он неодобрительно покачал головой.
— Я бы и пораньше приехал, — ответил Эверс, — но у меня жена умерла.
Привратник застыл вполоборота с билетом в руках.
— Поймались, — с улыбкой сказал Эверс, игриво наставив на него палец. — Еще ни разу не подводило.
Тот не улыбнулся. — Следуйте за мной, сэр.
Они все спускались и спускались по крутым ступенькам. Здоровьем привратник явно не блистал, да и выглядел он гораздо хуже Эверса: сплошь обвислая кожа и пигментные пятна. Когда они, наконец, добрались до первого ряда, выбитый уже Джонсон шел к командной скамейке. Пустым оставалось только место Эверса. Да только не совсем пустым: к спинке прислонили синий пенопластовый палец с богохульством «СКАТЫ #1». «Мое место», — подумал Эверс, а когда он взял палец и сел, то с легким удивлением заметил, что его любимая шиллинговская футболка исчезла. Где-то между такси и этим нелепым стартрековским креслицем она сменилась на бирюзовую футболку «Скатов». И хотя посмотреть себе на спину Эверс не мог, он знал, что там будет написано «МЭТТ ЯНГ».
— Молодой Мэтт Янг, — сказал он, но его соседи — сплошь незнакомцы — нарочито пропустили шутку мимо ушей. Эверс повертел головой, ища глазами Элли, Горшка Эмбри и Ленни Уилера, но его окружала толпа безымянных болельщиков. Даже женщина в блестящей блузке ему не попалась.
Между подачами, когда Эверс повернулся посмотреть, что творится сзади, парень справа он него похлопал его по плечу и указал на огромный экран, на котором как раз в эту секунду поворачивался увеличенный до безобразия Эверс.
— Вы себя пропустили, — сказал парень.
— Ничего страшного, — ответил тот. — Меня частенько показывали в последнее время.
— Пока Беккет раздумывал, запустить ли ему скользящий или быстрый мяч, в кармане Эверса зажужжал телефон.
«Даже игру посмотреть спокойно не дают».
— Слушаю!
— С кем я говорю? — послышался резкий голос Чаки Казмиерски. Таким тоном он обычно отстаивал свои права. Эверс слышал его много раз за долгую череду лет, прошедших с начальной школы и до «Тропа», на котором свет тускл, а звезд не видать. — Это ты, Дино?
— А кто же еще? Брюс Уиллис? — Беккет не попал в зону страйка. Толпа зазвенела своими дурацкими колокольчиками.
— Дино Мартино, так?
«Бог ты мой, мы что, в угадайку играем?»
— Да, Каз, более известный как Дин Патрик Эверс. Мы с тобой клейстером объелись во втором классе, помнишь?
— Ну да, это ты! — заорал Каз, заставив Эверса отдернуть трубку от уха. — Я и сказал тому копу, что он несет полную херню! Детектив Келли, блин!
— Господь с тобой, о чем ты?
— Да какой-то придурок тут притворялся копом. Я его сразу раскусил, уж слишком официальный тон он себе выбрал.
— Ну да, — сказал Эверс. — Где это слыханно, чтобы полицейский говорил официальным тоном…
— Парень мне сказал, что ты, мол, умер, а я ему: «Если он умер, как же я только что разговаривал с ним по телефону?» А этот недокоп говорит: «Думаю, вы ошибаетесь, сэр. Вы явно говорили с кем-то другим». А я ему: «Так я ж его только что видел на стадионе по телевизору». А он мне: «Либо вы видели кого-то похожего на него, либо кто-то похожий на него лежит сейчас мертвый в его квартире». Ну, как тебе?
Беккет выполнил бросок с отскоком. Его разносторонность публике нравилась. — Если это не розыгрыш, то кто-то, кажется, совершил большую ошибку.
— Думаешь? — Каз выдал свой фирменный резкий смешок. — Особенно учитывая то, что мы с тобой говорим прямо сейчас.
— Так ты позвонил, чтобы узнать, жив ли я?
— Ага. — Успокоившийся Каз теперь казался озадаченным.
— Скажи, а если бы я все-таки умер, ты бы мне оставил сообщение на автоответчике?
— Чего? Блин, я не знаю. — Каз казался озадаченнее, чем когда бы то ни было. Его, правда, удивляло все: события, люди, может, даже его собственное бьющееся сердце. Эверс подумал, что, может быть, поэтому он так часто злился. А когда не злился, то всегда готовбыл разозлиться.
Вдруг он понял, что думает о Казе в прошедшем времени.
— Парень, с которым я говорил, сказал, что тебя нашли в твоей квартире. И что умер ты довольно давно.
Тут сосед Эверса снова ткнул его локтем. — Неплохо выглядишь, приятель.
На гигантском экране показывали темную спальню Эверса. Такую домашнюю, знакомую и вместе с тем жуткую. Посреди кровати, которую он когда-то делил с Элли, и которая теперь была для него слишком большой, неподвижно лежал Эверс. Бледное лицо, полуприкрытые глаза, синюшные губы, раззявленный рот. На подбородке древней паутиной засохла пена.
В желании удостовериться, что глаза его не подвели, Эверс повернулся к соседу. Да только сосед исчез: его место оказалось пустым, как и весь их ряд, вся трибуна и вообще вся «Тропикана». А вот игроки с поля никуда не делись.
— Они сказали, что ты руки на себя наложил.
— Неправда, — ответил Эверс и подумал: «Просроченный эмбиен, чтоб его. Да и смешивать его с виски было идеей не из лучших. Когда же это произошло? В прошлую пятницу?»
— Да, я знаю, ты бы такого не сделал.
— Так ты смотришь игру?
— Выключил. Этот чертов коп меня расстроил.
— Включи-ка снова, — попросил Эверс.
— Ладно, — ответил Каз. — Только пульт возьму.
— Знаешь, нам стоило относиться получше к Лестеру Эмбри.
— Дела давно минувших лет, приятель. Или дней. Черт, забыл, как там правильно.
— Может, и нет. Постарайся впредь быть не таким злым. Быть добрее к людям. И вообще ко всему. Сделаешь это ради меня, а, Каз?
— Господь с тобой, старина! Ты словно цитируешь какую-то холлмарковскую открытку на День матери.
— Может быть, — ответил Эверс, и от такой мысли он почему-то загрустил. У питчерской горки Беккет ждал сигнала от кэтчера.
— Эй, Дино! Вон он ты! Мертвым ты точно не выглядишь! — Каз хрипло хихикнул.
— Да я себя мертвым и не чувствую.
— А я уж было испугался. Чертов шутник! Как у него вообще оказался мой номер?!
— Не знаю, — ответил Эверс, обозревая пустой стадион. Хотя, конечно же, он знал. В Тампе и Сент-Пите жило в общей сложности девять миллионов человек, но после смерти Элли Эверс мог вписать в графу экстренных контактов только номер Каза. От этого становилось еще грустнее.
— Ладно, приятель, наслаждайся игрой. Может, на следующей неделе сыграем в гольф.
— Посмотрим, — ответил Эверс. — Держись, Каззи и…-
Тут Каз к нему присоединился, и они вместе продекламировали окончание фразы, как делали уже много-много раз:
— Не дай ублюдкам себя достать!